Нам здесь жить - Елена Геннадьевна Костюченко
Приходит хирург, вместе с ним немолодой человек в форме с нашивкой «Рудин» на груди, представляется дежурным офицером. Ляна почти не шевелится. Хирург, как будто мы не созванивались с утра, спрашивает: «Ну что у вас?» Вдалеке за беседой наблюдают два охранника.
— У меня муж погиб. Мне нужно посмотреть, убедиться.
— Ну у нас сто процентов его нет. Может, в судебно-медицинской экспертизе?
— Спросил судмедэкспертов, они тоже сказали, никого нет у них, — отвечает хирургу Рудин.
— Мы хотим посмотреть в списках.
— У меня нету списков.
— В морг как-нибудь пройти. Пожалуйста.
— Ну прямо в морг? Как пройти? — вроде как удивляется врач. — Кто отвечает за проникновение в морг?
— Проникновение? — уточняет Рудин.
— Ну как там? Начальник отдела? Но его там нет сейчас сто процентов. Там никого нет. Я спрашивал.
— В морге лежат только те, кто умерли в госпитале. Больные, просто больные, обыкновенные.
— Я не патологоанатом, — говорит хирург. — Я не обладаю о погибших никакой информацией. Если бы они были раненые, я бы их знал.
— Но они мертвые, — говорит Ляна и прикусывает губу.
— Лаборанта нету, я ему домой звонил. Говорит, нету никого.
— Можем мы пройти?
— Я не могу заказывать пропуск, девушка. Начальнику госпиталя… если вам дадут телефон — звоните, спрашивайте.
— Пойдем в холодок, — говорит Даша.
Мы заходим в бюро пропусков, сажаем Ляну на стул. Звоним — в ЦПОП, начальнику госпиталя… Тишина. Рядом старушка просится в храм на территории. Дежурная говорит: «Все поменялось в связи с Украиной, посторонних в храм не пускаем теперь, распоряжение».
— Мы можем перелезть через забор? — тихо спрашивает Ляна. В глазах плещется безумие.
— Пропуск спросят на входе в морг. Тебя посадят в камеру, Лян, и тело ты не найдешь, — говорит Даша.
К дежурной проходят два охранника, косятся на нас. Переговариваются. Один простодушно спрашивает Ляну: «А почему это нам сказали вас не пускать ни в коем случае?»
— Суки! — кричит Ляна. Даша обнимает ее, пытает ся незаметно закрыть ей рот.
Охранник снова тихо переговаривается с дежурной.
— А вы, девчата, сами с Донецка?
— Нет, местные.
— Вам сейчас дадут номер телефона ФСБ, вы звоните — и решайте вопрос. Потому что нам сказали: не пропускать. Созвонитесь.
— Почему такое отношение к людям? — кричит Ляна. — Если он уже умер, зачем он им нужен!
— Вот сейчас потихонечку объясните, что и как, этому фээсбэшнику, он даст указание начальнику госпиталя, и вы… Я бы от души, но не мое. Мне сказали: не пускать.
Листочек, четыре цифры по внутреннему. Кузнецов Станислав Александрович. Успокаиваем Ляну.
Она уже не плачет. Спокойным голосом говорит в трубку, что муж пропал, есть информация, что тела находятся здесь, и ей надо мужа хоронить. Или хотя бы увидеть. Но начальник госпиталя распорядился ее не пускать.
— И что вы от меня хотите? — слышу я из близкой трубки. — Я даже не военный, что хотите-то от меня? До свидания.
Дежурная говорит: «Ваша главная ошибка, что вы сказали: начальник госпиталя. А не начальник, а дежурный офицер».
Перезваниваем в безумной надежде. Все то же.
Но через три часа после того, как мы встали у Военведа, через 10 минут после того, как мы позвонили Кузнецову, — на мобильный Ляне поступает звонок.
Человек представляется Сергеем.
— Ваш муж погиб. Его тело спрятано в одном месте…
— На Военведе? — говорит Ляна быстро. — Я сейчас здесь.
— Да, тут. Но вас не пустят, Ляна. Из этого сделали военную тайну, понимаете? Но мы завтра вывозим одно тело. Вывезем и ваше. Вам позвонит человек по поводу похорон, мы со всем поможем. Но гроб будет закрытым.
— Я хочу опознать.
— Гроб будет закрытым. Но это точно он. Мы сверяли по татуировкам, которые вы высылали.
Через два часа «Сергей» перезванивает и говорит, что может вывезти тело даже сегодня. Ляна хочет забрать тело немедленно и отдать на сохранение в любой ростовский морг, пока готовятся похороны. Еще Ляна хочет открыть гроб и опознать мужа.
Ни в одном морге Ростова, в том числе в двух частных трупохранилищах при похоронных агентствах, тело не берут. Сначала все хорошо: называют цены, спрашивают про документы. «Сергей» сказал, что справка о смерти Короленко выдана в Украине, мы передаем эту информацию агентам, агенты и сотрудники моргов реагируют: «Он что, с этой фуры? Мы не возьмем».
Один, правда, проникается сочувствием:
— Поймите, это гражданин России, погибший в боевых действиях. А боевых действий наша страна не ведет. Выслушайте мой совет, я 25 лет работаю. Вы должны добиться официального опознания, вместе с протоколом, а не вскрывать сами. Неизвестно, кто там в гробу. Что они говорят? «Никаких тел не поступало». Или сразу хороните то, что есть. Мы не будем держать у себя, крайне рискованный вопрос. Фээсбэшники на ровном месте появляются в таких историях. Это может быть даже какой-то провокацией…
Сотрудница одного из городских моргов дает телефон паренька: сегодня дежурит и завтра дежурит, то есть два дня, попробуйте договориться, чтобы по документам тело не прошло. Другой советует обратиться к другу-агенту в Азов: там, возможно, еще не в курсе ситуации.
Звонит агент Олег, которому «неизвестные люди» дали денег и сказали организовать похороны Жени, пообещав привезти тело. Ляна просит Олега обеспечить условия, чтобы вскрыть гроб.
Тут же Ляне звонит некто, представившийся «комиссаром».
— Есть тела, которые лежат с 26 мая у аэропорта, и мы не можем их забрать. А его мы вытащили и доставили в Россию. А вы хотите вскрывать гроб. Но будет ли это этично по отношению к памяти вашего мужа? Думаю, нет. Там использовались тяжелые вооружения, понимаете? А так — красный бархат, там все аккуратно упаковано. Выписана справка о смерти, проведено опознание сослуживцами. Конечно, все это в условиях боевых действий. Но опознание есть.
Вы взрослый человек. Россия организованных боевых действий не ведет. Ваш муж добровольно пошел под обстрел на этой улице.
С местом похорон, с телом — мы поможем чем можем. У нас есть в России спонсоры, которые способствуют захоронению. Вы должны понимать, что господдержки мы не получаем. Но похороны мы вам обеспечим.
(Тут «комиссар» сделал паузу: видимо, для слов благодарности. Ляна молчит.)
— До свидания, — говорит «комиссар». — Извините, что так получилось.
— Конечно, я все хочу! — кричит Ляна на подругу. — Хочу экспертизу, хочу опознать, хочу убедиться, что он. Но как?
Тело так и не удается пристроить. Забирать некуда. Вскрывать гроб негде. В Ростове стоит +35. Олег информирует «Сергея», что тело сможем принять прямо перед похоронами.
Знакомый Ляны, в поисках гарантий
