Укриана. Фантом на русском поле - Юрий Юрьевич Воробьевский
Что ж, нет худа без добра. Может быть, хоть эти угрозы свяжут личные интересы правителей с реальными интересами возглавляемых ими стран. А то ведь некоторые, наверно, думали, что «в случае чего» не пропадут. Что денег хватит и на правнуков. Их уверяли в этом кулуарные рукопожатия «без свидетелей».
Пусть думают, — что надежнее? Ободряюще-мимоходное похлопывание по плечу или курсирующая среди сибирской тайги, наведенная на заокеанского врага ядерная ракета?
Не будем говорить им, что они имеют дело с безжалостностью диавола в самом прямом смысле этого слова. Не поверят. Они привыкли верить Америке, пусть поверят ей и в этих ее законодатель-23 ных намерениях. Личное благополучие сидящих в Кремле людей напрямую зависит от того, произойдет ли при их правлении «оранжевая» революция в России. Если произойдет, то в ее хаосе страна может быть лишена ядерного щита. Оба последние претендента на президентство в США ставили перед собой именно эту программу, рассчитанную на предстоящие им четыре года. Что будет, если это удастся? Тогда для мировой закулисы на территории бывшей России не останется ни одного человека, с которым стоило бы считаться.
Но даже если нынешняя власть осознает эту опасность, имеет ли она интеллектуальную и волевую возможность для противостояния? «Главный политтехнолог» Кремля Павловский, будучи в Киеве, показал себя не способным ни к чему. На какое противодействие настраиваются нынешние власти? Логика такова: если противник готов вывести на улицы людей, надо вывести своих. Студентов снимают с занятий, дарят им футболочки и говорят: надо флажками помахать! Это, что ли, сила? Это массовка для самодеятельного спектакля.
Надо вывести на улицы «свой» народ. Кажется, эта задача напрямую касается православных, которые по определению являются особым, богоизбранным народом. К тому же именно православные способны различать духов, в том числе и тех, что входят в политику. Именно молитвенное состояние человека защищает его от обаяния политтехнологических штучек. А.Мартюшев свидетельствует, что православные, оказавшись на Майдане, говорили: «Вроде бы и речи, и лозунги правильные, но уж очень это похоже на беснование. А мы с бесноватыми быть вместе не хотим»…
Да, «оранжевая толпа» — это отмечено многими очевидцами — проявляла явные признаки одержимости. Это неудивительно. Когда люди идут на поводу у своих страстей, они легко становятся добычей бесов. А род сей, как известно, изгоняется молитвой и постом (Мф. 17:21, Мк. 9:29). Так что молебны, крестные ходы, колокольный звон — это упреждающие, вполне адекватные контрудары по тем духовным сущностям, которые овладевают распоясавшейся толпой и, если можно так выразиться, режиссируют режиссеров».
Итак, вывести на улицы людей под хоругвями? Однако не все так просто. Об этом тоже говорит киевский опыт. Из Одессы, которую сейчас многие склонны считать центром православного возрождения на Украине, на автобусах в столицу были доставлено большое количество людей. Однако их даже в Лавру не пустили. И вообще, знает ли кто-нибудь об этом приезде? Приехавших не показали по телевизору, а значит, их и не было.
Обо многом еще предстоит подумать. Но то, что именно православные люди должны в первую очередь спасать страну, ясно. Что такое воспаленное воображение, ложь? Категории текучие, изливаемые с экранов ТВ на тех, кого хотят превратить в «видиотов». В этой бушующей стихии и возможен политический постмодерн. Он основан на манипулировании «перемещенными предметами», когда человек уже не понимает, где правда, а где обман. Только православие, которое незыблемо стоит в истине, способно обеспечить каждого тем пространством, где есть фиксированные «реперные точки».[11] И именно православие показывает, что многие «великие» идеи и головы, кумиры и вожди оказываются намного ниже земной поверхности — где-то на пути к аду.
Семья и революция
В историю можно попасть, а можно — влипнуть.
Юноша обычно ещё не знает, что есть места, где вход — рубль (или гривна), а выход — десять (купюра с изображением предателя Мазепы).[12] Итак, борец за народное счастье получил сетевое приглашение и натягивает джинсы.
Неужели отец не спросил:«— Ты куда, сынку?» «— На Майдан, батя, на Майдан!» Неужели разменявший пятый десяток родитель не пытался запретить: «Не ходи, там заваруха будет, стрельба». Неужели с высоты своего опыта не предупреждал, что Юлька — воровка ещё похлеще Витьки?! Наверно, предупреждал. И что? Сын уже хлопнул дверью. Ушел делать историю. И даже маминых галушек не покушал. Когда заскворчали страсти, и шкварки на сковороде не остановят.
Это в полноценной семье! А если семья неполная, и отцовского авторитета не существует? А если семьи вообще нет?
Если детьми не занимается никто, ими занимается диавол.
Интересно, что В.В. Розанов писал в своей «Сахарне» о революционности Герцена (побочного сына миллионера), именно через призму его семейной неустроенности. И о Чуковском, который не любит ни отца, ни мать: «Чем же тут любить Россию, человека и человечество?». [41, с. 238].[13]
А.С.Хомяков по сути говорил о том же: «Не верю я любви к народу того, кто чужд семье, и нет любви к человечеству в том, кто чужд народу».
Революция — это ещё и сумма битв за молодую душу. Битв, зачастую проигранных семьёй. Впрочем, чаще всего такая битва даже не ведётся. А кто пробовал её вести, понимает: даже маленький успех в ней — титанический подвиг. Отец ежеминутно должен быть для своего сына умнее, компетентнее, остроумнее целой мировой паутины! Удар кулаком по столу — аргумент сиюминутный. По-настоящему авторитет старшего поколения подкрепляется только православным мировоззрением (или исламской традицией).
Оглянитесь на детей: не упущено ли время? Пока сынок маленький, пока он радостно бежит навстречу пришедшему с работы родителю, — ещё не все потеряно. Не упускай инициативы, отец! Не теряй любви!
«Пролетарская революция» — в общем, верное понятие. Пролетариатом в Древнем Риме назывались люди, не знавшие отцов. К началу XX века в царской России апостасия также накопила критическую массу безотцовщины. Кстати, из 22 миллионов получивших свободу крепостных крестьян четыре миллиона были отпущены без земли. А что потом? Завод — кабак — рабочий барак. [14] Родившиеся здесь (зачастую неизвестно от кого) мальчики тоже шли на завод. Потом их, как технически подготовленных, забирали на флот, и вот она — посторонись, дядя! — революционная матросня. Только что вывалилась с крейсера «Алмаз»: на руках татуировки трех шестёрок, в карманах — кокаин, в маузере — патроны, которые не заржавеют вылететь. Куда они направились? Изымать контрреволюционный конечный «еръ» из типографий Петрограда. У свободного народа должен быть язык, лишённый
