Сергей Голубицкий - Чужие уроки - 2010
С приходом нового года ситуация меняется кардинально. Сначала с радаров общественного интереса неприметно исчезают Португалия с Испанией, словно и не было у них никогда никаких проблем с дефицитом бюджета и суверенным долгом. Затем в одночасье из нерадивого второгодника Греция превращается в злостного рецидивиста.
Матерые уголовники, как известно, никогда не действуют в одиночку. И то верно: как по мановению волшебной палочки обнаруживается сообщник и у Греции. Им оказался инвестиционный монстр Goldman Sachs: «Если подтвердится информация, что фальсифицировать отчетность Греции помогали те же самые банки, что ранее довели нас всех до края бездны, будет скандал», — бьет в набат канцлер Германии Ангела Меркель.
Евросоюз создает комиссию по расследованию финансовых злодеяний Греции и, кажется, не замечает новые цифры, которыми Португалия с Испанией «радуют» общественность: 9,4% — итоговый дефицит бюджета в Португалии (а не 8, и тем более не 5,9, как говорилось ранее) и 11,4% — дефицит Испании, от которого рукой подать до греческих 12,5%.
Но все это уже не имеет значения: пафос общественного порицания целиком и полностью сконцентрировался на непутевой родине Геракла.
Что же такого страшного натворила Греция? Признаюсь, балканцам навесили столько «преступлений», что даже непонятно, с какой стороны их распутывать:
• более половины бюджета тратится на пенсии и заработные платы госслужащим;
• средний возраст ухода на пенсию в стране — страшно даже подумать! — 58 лет;
• ежегодно недобирается, по самым скромным оценкам, 30% налогов на добавочную стоимость;
• 95% населения указывает в декларациях доходы ниже 30 тысяч евро;
• государственная система погрязла в коррупции с головой; главный национальный спорт называется «Укрой налоги».
Список, конечно, ужасный, но только непонятно, что в нем... специфически греческого?! Перед нами джентльменский набор любой восточноевропейской нации, разве что приправленный для пикантности «балканским духом», который на поверку оказывается не чем иным, как разлагающим влиянием турецкой астении. Если присмотреться к соседям — Болгарии, Македонии, Черногории, Албании, Румынии, Сербии, Хорватии, то выяснится, что положение в этих странах еще более аховое: и уровень безработицы выше, и уровень доходов населения ниже, и собираемость налогов хуже, и коррупция ничуть не слабее, и дефицит бюджета такой же.
Тем не менее, именно Грецию Евросоюз назначил крайней. Почему? Видать потому, что ищем мы не в том направлении. Отвлечемся-ка лучше от «системных изъянов» греческой нации и сосредоточимся на главном обвинении Брюсселя: подделке отчетности. Чтобы разобраться в «гешефтах» Эллады, нужно хотя бы в общих чертах обозначить параметры, задающие границы экономического комильфо в Объединенной Европе.
Параметры «хорошего поведения» определил в 1996 году т. н. Договор о Стабильности и Росте (Stability and Growth Pact, SGP), установивший допустимые значения двух ключевых показателей: отношения национального долга к ВВП, которое не должно было превышать 60%, и отношения дефицита бюджета к ВВП (не более 3%).
Программа избыточного дефицита (Excessive Deficit Programme, EDP) определяла размер штрафа за нарушение вышеописанных норм странами-участниками Евросоюза. На бумаге этот штраф достигал нешуточных 0,5% от ВВП. Наблюдение за выполнением норм SGP поручили Статистическому бюро (Eurostat).
Не успели высохнуть чернила на SGP, как самые изобретательные члены ЕЭС приступили к поиску путей обхождения драконовских ограничений. Уже в том же — 1996 — году Италия изобрела и успешно апробировала на практике с помощью инвестиционного банка JP Morgan схему, за которую сегодня Евросоюз линчует Грецию.
Инструмент, использованный в 1996 году Италией (а впоследствии — и Грецией, а также Францией, Испанией, Португалией, Великобританией — да вообще всеми, кому не лень), назывался валютным свопом. Важное обстоятельство: ни в самом инструменте, ни в его практических модификациях никакого криминала, с точки зрения существующего законодательства, нет! Вернее, не было до 2007 года, когда Евросоюз, запаниковав от массового использования валютных свопов для камуфляжа реального дефицита бюджета, внес соответствующие ограничения в нормативы SGP. В любом случае все, что делали Италия в 1996 году и Греция в 2001-м, было полностью легально.
Не вдаваясь в частности биржевой теории, скажу лишь, что сама по себе сделка валютного свопа не предполагает извлечение прямой прибыли. Участники сделки получают лишь сравнительные преимущества (в терминологии Давида Рикардо) за счет исключения курсовых рисков.
Итальянская инновация валютного свопа, однако, предполагала прямую выгоду и для Апеннинского Сапожка, и для нью-йоркских банкиров. Эта выгода возникала за счет искусственного изменения обменного курса валют: государственные обязательства Италии, номинированные в иенах на общую сумму в 200 млрд, JP Morgan обменял на долларовые облигации в декабре 1996 года по курсу мая 1995 года. В результате Италия получила от банка несколько миллиардов долларов «курсовой разницы», которые, по сути, являлись скрытым кредитом. Выгода JP Morgan, в свою очередь, заключалась в последующих купонных платежах, их Италия выполняла по своим новым долларовым облигациям по завышенному (относительно старых облигаций в иенах) курсу.
Поскольку валютный своп формально не являлся кредитом, Италия продемонстрировала в отчетности прибыль от курсовой разницы валют — обстоятельство, позволившее ей элегантно вписаться в трехпроцентный норматив SGP по бюджетному дефициту.
В 2001 году Греция совместно с Goldman Sachs провернула аналогичную операцию. В результате валютного свопа облигаций, номинированных в долларах и иенах, на облигации в евро греческое правительство сократило долговые обязательства на 2,367 млрд евро. Это обстоятельство позволило Греции не только снизить долговое бремя со 105,3% до 103,7% (от ВВП), но и прибить ставку по купонным платежам с 7,4% в 2001 году до 6,4% в 2002-м. Goldman Sachs за свои «благодеяния», по слухам, получил от Греции около 300 млн долларов3.
Надо сказать, что сделка, в которую мертвой хваткой вцепились брюссельские бюрократы, явилась всего лишь скромным звеном в пышном веере творческих «гешефтов», с помощью которых бедная Греция пыталась на протяжении первого десятилетия нашего века хоть как-то продержаться на плаву в жесткой связке Евросоюза.
Так, валютному свопу с Goldman Sachs предшествовала (в 2000 году) сделка под кодовым названием «Ариадна», по которой Греция продала будущие доходы от розыгрышей государственных лотерей. В 2001 году операция «Аол» принесла стране вожделенный кэш в обмен на аэропортовские и шоссейные сборы на годы вперед.
У сделки с Goldman Sachs тоже было свое хитрое продолжение. В 2004 году инвестиционный банк сначала пересмотрел условия валютного свопа (скорректировав вниз купонную ставку по облигациям), а затем продал своп Национальному банку Греции (2005). В 2008-м Национальный банк (с помощью того же Голдмана) создал специальный фонд Titlos, которому передал на баланс все тот же валютный своп 2001 года. Titlos выпустил под залог свопа собственные облигации и передал их Национальному банку. Под занавес Национальный банк заложил облигации Titlos Европейскому Центробанку под щедрую кредитную линию.
Короче, греки крутились, как умели, и делали это вполне изобретательно. Главное же — не одни они! Крутились, собственно, все правительства Евросоюза, в той или иной мере балансируя между теоретически стройными, но лишенными жизни требованиями Брюсселя и реальными социальными нуждами своих народов. Италия, Испания, Великобритания и Португалия лихо секьюритизировали и монетизировали все, что только было возможно (и плохо лежало). Специализацией же Франции и Германии — станового хребта Евросоюза — стала творческая разработка концепции SPV — Special Purpose Vehicle (юрлиц целевого назначения).
Чем, по сути, занимались Италия с Грецией, подписывая валютные свопы? Получали наличные деньги, свободные от кредитного статуса. Это обстоятельство позволяло улучшать показатели бюджета, демонстрируя чистую прибыль, никак не связанную с долговыми обязательствами будущих периодов. Носители нравственной чистоты в ЕЭС и главные обвинители средиземноморских гешефтеров — Франция и Германия — занимались абсолютно тем же, только другими способами. Так, Германия предпочитала получать кредиты не от собственного имени, а через подставные юрлица, которые пользовались государственной скрытой поддержкой и косвенными гарантиями. Хрестоматийный пример — Kreditanstalt f..ur Wiederaufbau (KfW), Франкфуртский банк экономического развития, находящийся полностью под контролем государства и являющийся неистощимым источником финансирования казны, однако никак не отраженный на балансе государства.
