Журнал Русская жизнь - Сокровенный человек (апрель 2007)
Лица - и не те, что на митингах, и не те, что в вагонах метро, и не те, что на похоронах знаменитостей. Интересные лица.
Удивительно (настолько удивительно, что не замечаешь этого сразу), но при этом скоплении людей практически нет ни омоновцев, ни милиции. Два омоновских автобуса (на лобовом стекле одного почему-то вымпел "Газпромнефти") в переулке, но самих бойцов не видно. С задачей сохранения порядка справляется металлическое ограждение, начинающееся напротив боковых входов в храм и образующее с его парапетом узкий коридор, в начале которого стоит единственный охранник в джинсах и желтом жилете, с интервалом в пять-десять минут пропускающий внутрь коридора людей по пять-шесть десятков.
Чуть дальше по коридору - тоже частная охрана, уже в камуфляже с нашивками православного ЧОП "Колокол". Они, если нужно, ненадолго задерживают идущих и потом пропускают их по коридору - к милиции с металлоискателями. Туда, где все оставляют карманную мелочь.
В храме тоже тихо. Над алтарем светятся неоновые буквы "Христос воскресе!" и красное яйцо из папьемаше. Гроб, перед гробом цветная фотография покойного и четыре гвоздики. В почетном карауле солдаты президентского полка. Остановишься перед портретом - и тут же голос, тихо-тихо: "Проходим, не задерживаемся".
Проходим, не задерживаемся. У выхода в ряд венки. Первый от ФСО, второй почему-то от пресс-службы президента. Дальше - от госсекретаря Союза России и Белоруссии, от ФСБ, Администрации Президента, Управления Делами Президента. В конце - венки с одинаковыми лентами от губернаторов.
Почему- то только здесь, у выхода, среди венков, люди начинают плакать.
Без ружья
Страшная катастрофа с «вирджинским стрелком», уложившим в провинциальном университете 32 человека, - несчастье, совершенно немыслимое ныне в России
То, что свободная торговля оружием, ежегодно провоцирующая в Америке расстрелы случайных жертв, пусть и не такие лютые, как на сей раз, до сих пор запрещена в нашем отечестве, - недовыкорчеванное наследие социализма. Мы пока еще не убиваем друг друга посредством вольно купленной в магазине винтовки. Но похоже, и эта тонкая защитная пленка скоро будет сорвана. Сторонников легализации ствола прибавляется с каждым годом. Обыватель, уже не надеющийся ни на какую милицию, жаждет собственноручно наказывать порок и отстаивать добродетель. На простейший довод о том, что в результате количество преступников не уменьшится, зато резко увеличится число недалеких, буйно помешанных и попросту озверевших людей, готовых пристрелить за копейку, - ревнители ружей не реагируют. "Око за око, пуля рассудит, карабин разберется". Говорите, в таком случае римское право будет заменено ветхозаветным каноном? Пускай.
Остается надеяться, что в обозримом будущем государство не санкционирует либеральную торговлю стволами, угрожающую превратить дурака с кирпичом в палача с пистолетом. Иначе все станет как в Штатах, где не то что студенты, но даже школьники являются в класс с дробовиком отомстить математику за некстати поставленный "неуд".
Но есть и другая мораль, не менее первой удаляющая нас от американской реальности с извечным ее "достаю автомат и гашу всех подряд". По сути дела, "вирджинский стрелок" спятил не на почве невзгод, а посреди процветания. В обществе, где действует звонкое, улыбчивое табу на любые "проблемы", всякое отклонение от шаблона - первый шаг к помешательству, идеальный зачин для триллера. На этом построены многие сочинения Стивена Кинга: маленький провинциальный город, предсказуемый быт, семья, бейсбол, газонокосилка и оптимизм. Но внезапно случается нечто такое, от чего привычный комфорт трещит по швам. Это и есть точка входа в безумие, мало заметная поначалу трагедия, логически ведущая к массовому душегубству. В каждом конкретном случае у "несчастного" отыскиваются разнообразные резоны: "психологическая травма", "отсутствие понимания", "детские комплексы". Неизменно одно: бешенство вспыхивает, когда всем вокруг хорошо. Бойкие чирлидерши самозабвенно дрыгают ногами на пустом стадионе - но в разгар репетиции с трибуны спускается вурдалак с автоматическим пистолетом наперевес.
В России для подобного рода трагедий нет места. О каких "изначально добропорядочных" гражданах можно говорить, если сама окружающая реальность в любой момент грозит поступить с нами самым неожиданным образом. В мае может пойти снег, физруки, военруки и трудовики рутинно доводят школьников до полусмерти, а для студентов припасены военкоматы. Русские медвежьи углы, аналогичные вирджинским, живут, как при царе Горохе, натуральным хозяйством, за окном по полгода не светит солнце, а летом вязкая тьма опускается на города уже в три часа дня. Из каждого окна и дупла, каждой канавы и переулка на вас направлены сотни, тысячи виртуальных стволов куда подлее, коварнее тех, что продаются в американских лавках. И если под их прицелом вы лучитесь благодушием, вам прямая дорога либо в святцы, либо в дурдом. Средь наших осин наособицу смотрится не тот, кто вооружен до зубов, а тот, кто разоружился, расслабился. Вот он-то и есть настоящий социопат. Подлинно русский, блаженный маньяк без ружья.
Олег Кашин
Памяти мануфактуры
Иваново, некогда третий после Москвы и Петербурга промышленный город России - ныне депрессивный центр депрессивного региона, но люди там все еще работают.
I.
О том, что корпуса Большой Ивановской мануфактуры (БИМ) имеют какое-то отношение к текстильной промышленности, можно догадаться только по двум мемориальным доскам на выходящем на проспект Ленина фасаде. На одной доске написано, что в 1950 году мануфактуре было присвоено имя Ольги Варенцовой, во времена царизма совмещавшей службу на БИМе с профессиональной революционной деятельностью; вторая доска сообщает, что в 1967 году в честь 50летия Великого Октября переходящее Красное знамя ЦК КПСС и Совета министров СССР решением двух этих органов было оставлено коллективу мануфактуры на вечное хранение. Доски теряются среди вывесок офисов и магазинов, арендующих фабричные корпуса. Самая большая вывеска - у магазина с издевательским названием "БУМ". Магазин, впрочем, закрыт на ремонт.
Когда- то у стен БИМа стоял бюст дважды Героя социалистического труда Валентины Голубевой -как и полагалось по закону, в полторы натуральные величины. Многие помнят, как, уже будучи директором мануфактуры, Голубева с трибуны Съезда народных депутатов СССР сетовала на то, что, ежедневно проезжая по пути на работу мимо памятника самой себе, она испытывает ужасную неловкость. Съезд проявил уважение к скромности заслуженной ткачихи и разрешил в порядке исключения демонтировать памятник. Это событие стало для Иванова примерно тем же, чем для остальной страны в те же годы были поездки Бориса Ельцина в троллейбусе, вторая буква "н" в названии эстонской столицы или, например, этнические чистки в Сумгаите, - то есть первым признаком того, что в стране наконец наступило долгожданное время перемен. Остальные признаки этих перемен тоже не заставили себя ждать и, в основном, сохранились до наших дней. Беглый осмотр города позволяет безошибочно убедиться в двух вещах. Во-первых, в Советском Союзе действительно была текстильная промышленность. Во-вторых, теперь от нее почти ничего не осталось.
II.
Украшенный колоннами и гнездами от множества давно перегоревших и украденных лампочек фасад фабрики имени Ф. Э. Дзержинского (фабрику открыл в 1922 году Валериан Куйбышев; колонны достроили при Сталине) теперь украшен игривым транспарантом "Зайди сюда, не пожалеешь ты". Так рекламируется мебельный салон - одно из нескольких десятков учреждений, занимающих ныне здание фабрики. Салон помещается на третьем этаже. Этажом ниже - какой-то маленький офис, четверо пожилых дам пьют чай с водкой и на вопрос, осталось ли что-нибудь от фабрики, кокетливо отвечают - "А вот мы остались!"
Через дорогу - развалины фабрики имени Балашова. Мертвые корпуса бывших и полумертвых мануфактур вообще встречаются в Иванове чаще, чем что бы то ни было. На плаву остаются, пожалуй, только Новая ивановская мануфактура - единственное предприятие города, которое по-прежнему производит из узбекского хлопка ткань, и Зиновьевская мануфактура ("Зима"), на которой сохранились цеха по обработке готовых тканей. В меньших объемах готовые ткани обрабатывает и БИМ - правда, уже без Валентины Голубевой. Добившись демонтажа своего памятника в полторы натуральные величины и поучаствовав в приватизации мануфактуры, Голубева отошла от дел и последние несколько лет живет затворником.
Мне очень хотелось пообщаться со знаменитой ткачихой, но новое начальство БИМа делиться ее адресом и телефоном не захотело, объясняя это тем, что Голубева не поддерживает связей со своим бывшим предприятием. Бывшая секретарша Валентины Николаевны, которая до сих пор работает на мануфактуре в той же должности, объяснила - Голубева, уходя на пенсию, просила не пускать к ней журналистов, потому что слишком много гадостей о ней было написано в перестройку и позже.
