Александр Архангельский - Важнее, чем политика
Голос из зала. Елена Славутинская. Вас многократно экранизировали. Видите ли вы эту книгу как художественный фильм? Хотели бы вы, чтобы она начала какую-то другую, экранную жизнь?
Людмила Улицкая (чуть насмешливо, но не по отношению к собеседнику, а применительно к воображаемой ситуации). Да, если снимет гений. Если просто хороший режиссер – нет, не надо. Поначалу я думала, что, может быть, я отдала бы его Спилбергу. А потом подумала – нет, не отдам Спилбергу. Он, правда, и не просил.
Голос из зала, но не голос из хора. Литературовед, общественный деятель, в последнее время – детский писатель Мариэтта Чудакова. Во-первых, большое спасибо за книжку. Я ее купила несколько дней назад; у меня сейчас нет ни одной свободной минуты для чтения; я только начала – читается как детектив. Сложная, глубокая, но оторваться невозможно. Главные распорядители эфира, руководители телеканалов считают себя знатоками народа: они убеждены, что общество наше глубоко примитивно и съест только то, что они приготовят. Вот вам сериал за сериалом – а все остальное не для масс. И все время нажимают на темные клавиши, которые, конечно, есть в душе у большинства людей. Но ведь многие из них не стали бы смотреть дурной сериал, а сели бы читать хорошую книжку, попади она им в руки. Ваша книга – она прозвучала ударом гонга, напомнившим (если говорить на простецком языке, почти на жаргоне), что время муры кончается, и кто этого еще не понял, пусть сегодня поймет. Своей книгой вы приводите читателя к тому, что – как было сказано в приглашении на сегодняшнюю встречу – «пора говорить о ценностных основах жизни…» [4] . Многие привыкли думать, что больше нет никаких ценностей; они есть, скажу по секрету всем, никуда не делись. И еще одна фраза мне понравилась в приглашении: «пора говорить о культуре как сфере постоянного этического выбора» [5] . Постоянно этот выбор делается. Я не богослов, но разделяю мнение тех знатоков теологии, которые на вопрос: «Но Всевышний, Он же всемогущий, зачем же Он оставил зло?» отвечают: «Для того чтобы человек сам делал выбор между добром и злом». В этом-то, как говорится, вся штука. Свобода выбора дается с рождения, как право и как главная обязанность, а нас-то учат, что не надо выбирать, все сделают за вас, придете на готовое. А ваши благородные герои показывают нам, что нет, не сделают и не придете.
Людмила Улицкая (как бы не зная, что добавить и поэтому предельно кратко). Спасибо.
Мой собственный голос. Ведущий/Александр Архангельский. Вы употребляете такое страшное для современного сознания выражение, как нравственная задача . А у литературы есть какая-то миссия, помимо того, чтобы просто разговаривать с человеком и рассказывать ему истории?
Людмила Улицкая (философски). Это неправильная постановка вопроса, потому что литература – разная. Она бывает и такая, и другая, и третья. Как-то во Франции выступали русские писатели: Маканин, Ерофеев и я. И Ерофеев сказал: «У меня интеллигентные родители, я очень люблю мою маму, а моя мама очень любит двух сидящих здесь писателей, Маканина и Улицкую. И она мне говорит: „Витя, почему ты не пишешь так, как они?“ По-моему, совершенно очаровательное высказывание. У нас за спиной советская литература, в которой постоянно ставилась высокая задача. И ничего из этого не получалось. А кто-то никакой высокой задачи не ставил, и все у него выходило. Тынянов был экспериментатор, и отнюдь не нравственные проблемы его интересовали, а проблемы слова, стиля, сюжета. И тем менее он брал немыслимые высоты! Я недавно пыталась сделать инсценировку по „Восковой персоне“: какая же это высоконравственная вещь! Разные ориентиры у разных писателей. Довольно занудливый и увещевающий Фолкнер: его я не люблю читать. А Лев Николаевич нравоучительный – форевер. Или Пушкин; я точно знаю, на каком месте „Капитанской дочки“ я слезу проливаю всю жизнь, у меня уже на этом месте прогорела книжка. Поэтому будем такими, какие мы есть. Сколько можешь сказать, столько говоришь, а чего в тебе нет, того нет.
Голос из зала. Анна Михайлова; представляется так: «Давно не студентка». Я читала ваше интервью, в котором на вопрос, как заставить детей читать, вы отвечаете: «Я читала детям сама». Это так? (Людмила Улицкая, попутно: Конечно.) А вопрос заключается вот в чем. Мы здесь обсуждаем ценности, которые важнее политики, и вот у вас уже взрослые дети… Вы видите, что вы им дали, что недодали? Что обязательно нужно передать детям?
Людмила Улицкая. Наступил век экологии. Мы тщательно относимся к тому, какую пьем воду, какую едим еду. Но экологии чтения как будто не существует. А она должна быть. Когда мы вынимаем из кошелька деньги, чтобы купить книжку, мы должны точно знать, что тратим эти деньги не зря. Лет семь назад в почтенной Англии вышла книжка камердинера принца Чарльза. Камердинер рассказал про то, что видел через замочную скважину, с кем, когда, сколько; все это он описал. Весь тираж в славном городе Лондоне был распродан за одни стуки. Это меня поразило. До меня тогда дошло, что если в такой пристойной стране, с такими литературными традициями так много людей идут и свои 20 фунтов платят за мерзость, которую нельзя взять в руки, чего же нам-то делать, на что рассчитывать? Наши глянцевые журналы наполовину состоят из этого. И мы лениво их просматриваем. Не восстаем. И в какой то мере становимся соучастниками экологического преступления. Тем более если речь идет о детском чтении. Поэтому да, я читала своим детям, я им прочла всего Шекспира и Данте, я им читала те книжки, про которые я не была уверена, что они сами до них доберутся. Один мой сын вполне читающий человек, другой не очень, но в конечном счете оба выросли интеллигентными людьми. Может быть, из-за того, что я не ленилась им читать. Это, кстати, еще один формат ушедший, называется «семейное чтение» – то, что было в XIX веке, бабушка под лампой читает внукам сказки. То есть расписание на выходные: не телевизор, не шашлык, а еще раз прочитать «Капитанскую дочку». У меня сейчас есть маленькие внуки и у них английский, фигурное катание, теннис и конный спорт, но я совершенно точно знаю, что родители им книжки не читают. Или читают не то. Ну, я внуков забираю и читаю. Работа бабушки: читать с маленькими детьми.
Голос из зала. Александр Панченко, выпускник МГУ. Ваша последняя книга достаточно аполитичная. Но я слышал, и знаю, и мама мне говорила, что вы давали некоторые комментарии, связанные и с Ходорковским, и с конфликтом вокруг памятника в Эстонии. В связи с этим вопрос: что вас заставляет комментировать происходящее? И еще вопрос такой: литература должна существовать вне времени или она должна комментировать те процессы, которые происходят в обществе, хотя бы на какую-то долю быть злободневной? Спасибо.
Людмила Улицкая (неуверенно ведя к финалу встречи). Что касается моих политических комментариев, это всегда бывают ситуации вынужденные. Я никогда не ищу поводы для подобных высказываний, но иногда выступать приходится. Что называется, не могу молчать. Слишком сильно на хвост наступили. Что касается литературы – не должна, ничего не должна. Что такого политического сделал Венедикт Ерофеев? Он написал абсолютно гениальную книгу, которая показала нас самих, показала вечно страдающую, вечно любимую, вечно мучительную Россию. Но я вас уверяю, у Ерофеева не было идеи отразить, выразить и тем более положительного героя нам предъявить. Между тем, как это ни смешно звучит, Венечкин герой – положительный герой горького времени. А намеренно ничего хорошего не получается. Вот намеренный, продуманный, очень хорошо сработанный проект Акунина. А что, он поменял нашу жизнь? Кого-то заставил развернуться, заплакать? Не думаю, хотя как проект – замечательно, прекрасно просто.
Голоса из зала – закругляться никто не спешит. Екатерина Иванова. Когда зашла речь о том, будет ли принят роман на Западе, я вспомнила свою первую реакцию. Вот, подумала я, наконец-то вышла русская книга, в которой звучит та же интонация, что в лучших немецких современных книгах. Какая-то чистая и серьезная. И в то же время, читая, я думала: если бы речь шла о русском герое и русской истории, наверное, роман не был бы воспринят, нет пророка в своем отечестве. А как вы считаете, если бы в центре романа, серьезного, заставляющего задуматься, повернуться, что-то осмыслить, стоял русский «святой», благородный герой, не побоялись бы мы любить его?
Людмила Улицкая (стоически). Я, как и Вы, буду счастлива, когда такой роман появится. Мне очень понравилась вышедшая несколько лет назад книжка Майи Кучерской «Современный патерик». Второй ее роман «Бог дождя», казалось бы, на том же материале, со схожей проблематикой, меня разочаровал. Он показался мне робким и не пробивающим потолка, потому что ждешь, что вот-вот сейчас произойдет такое… и не происходит. Ну, будем надеяться, придет кто-то новый, напишет, может этот кто-то здесь сидит.
