Лев Аннинский - Русские и нерусские
А как спасешь державу, как сплотишь ее, если и этническое единство, и общая вера изнутри разрывается? Попробуйте сложить в югославянскую сумму сербов и болгар! Да если даже они и договорятся, — им же извне помешают те самые львы, медведи и волки, на помощь которых они могли бы рассчитывать. Сталин-то с Тито почему разодрался? Характеры? Характеры — только оформление геополитической драмы. А дело в том, что едва забрезжил на наших южных рубежах предполагаемый союз Димитрова и Тито, — как Сталин понял: такая южнославянская громада вряд ли станет подчиняться его диктату. Пришлось ее в 1948 году упреждающим ударом ликвидировать.
Не укладывается балканская мозаика в створы племенных и вероисповедных конструкций. Слишком все непредсказуемо. Не угадаешь, с кем спасет братание и откуда грянет напасть. Кривые ятаганы с юга. Прямые танковые колонны с севера. «Точечные» бомбардировки с запада.
Как вертеться сербам под этими ударами? То им Москва — «город снов и идеалов». А то великую Сербию Йован Ристич выстраивает по германской модели (Леопольд Ранке вырастил-таки двух строителей: Ристича и Бисмарка). То сербы только и ждут, когда Александр II двинет Дунайскую армию против турок, и обещают присоединиться «в пять недель», а когда русско-турецкая война начинается, — пять месяцев тянут и уклоняются от боя, выжидая, что все сделается русскими руками.
Ох, эти счеты. В 1914 году именно из-за сербов ухнула Россия в мировую войну, в которой ей переломали кости, однако в 1941 году те же сербы преградили путь Гитлеру, и тот увяз на Балканах, инев мае, а в июне смог ударить по Советскому Союзу, и не управился с блицкригом до русской зимы.
Попробуйте же скалькулировать эти увечья на юридических счетах. Да посмотрите повнимательнее на балансы Гаагского трибунала, где судят сербских военачальников за зверства при попытке сохранить державу, но не судят с таким же тщанием албанских военачальников за зверства в попытках державу развалить, — а ведь над последними тоже веет образ державы: кончающаяся в муках Порта.
Белградские демократы могут предъявить калькуляцию, заставившую их выдать своего бывшего президента; миллионные кредиты будут проедены; долларовая цифра останется в памяти — не как живительный дождь инвестиций, а как тридцать сребреников, за который был продан вождь.
Биляну Плавшич, экс-президента боснийских сербов, осуждают в Гааге на 11 лет тюрьмы. В той тюрьме — сауна, массажные кабинеты, манеж для верховой езды, зал для танцев (Биляне 72 года, ей только танцевать и остается). Нет, правда, в тюрьме бассейна для плавания, «узницы жалуются»: видимо, отсутствие бассейна нарушает их права человека.
Хочется сравнить это гаагское узилище с титовскими застенками, где бывшие усташи совали с головой в парашу бывших коммунистов. и подсчитывали количество доносов.
Вернемся лучше от этих калькуляций к тому «иррациональному» (и потому не подвластному никакой калькуляции), чисто-человеческому (и потому «необъяснимому») базису отношений, когда, несмотря ни на что, сербы говорят: вместе с русскими нас сто восемьдесят миллионов.
Впрочем, это в 1945-м.
В 2000-м, стоя на белградских мостах под гуманными американскими бомбами, они формулируют более современно: — Русские, не бойтесь! Мы с вами!
Они — грузины
Не так давно грузинская история обогатилась «картинкой», которая благодаря «телекартинке» оказалась сенсационным зрелищем для миллионов людей, никак с событиями в Тбилиси напрямую не связанных, но захваченных драмой почти театрально неотразимой. Толпы людей входят (или вламываются?) в зал парламента; президент пытается что-то говорить с трибуны, но отступает и движется за кулисы, облепленный телохранителями (или ведомый ими против воли?); какие-то депутаты пробуют сопротивляться, но убегают из-под занесенных над ними кресел (тех самых, на которых они только что сидели). Объявлена «революция роз», но роз не видно (розы вручены охранникам парламента, чтобы не преграждали путь), зато видны палки, которыми предводители вторжения крушат все, что стоит на столах.
Ретировавшийся из зала президент сочувствия не вызывает (его хитроумие всем надоело), но все-таки сердце сжимается при виде диктатора-оратора, мгновенно превратившегося в безвольного медлительного старика.
Заполнившая пространство возмущенная и ликующая масса никаких ясных лозунгов не несет, кроме одного: «Кмара!» — что означает: довольно! Долой! Надоело!
Что именно надоело, сразу понять трудно, зато видно, что молодая энергия бьет ключом (кажется, что основную массу восставших составляют чуть ли не подростки).
На какое-то историческое мгновение взоры человечества задерживаются на Грузии: что все это значит, как это истолковать, чем это может обернуться для того же человечества, издерганного дурными предчувствиями.
Комментатор, пытающийся осмыслить эти события, вынужден преступить некую черту, которая воспрещает вмешиваться в чужие дела и судить о том, что происходит в чужой душе.
Особенно остро должен ощущать грозящую бестактность русский наблюдатель, помнящий, что за десятилетием разборок и счетов с грузинами лежало у нас полстолетия прочного содружества.
Не буду пересказывать общеизвестное: оно не поможет обрести решимость и судить о том, в какой мере произошедшее вытекает из грузинского национального характера и куда оно потечет в створах этого характера дальше.
Я и не берусь рассуждать. Но имею возможность опереться на суждения человека, который, будучи сам грузином, не постеснялся осветить эту тему жестко и остро.
В октябре 1999 года в «Дружбе народов» была опубликована работа Георгия Нижарадзе «Мы — грузины», с несколько извиняющимся подзаголовком: «Полемические заметки по поводу некоторых социально-психологических аспектов грузинской культуры».
Всех аспектов, конечно, не охватить. Но некоторые — самое время додумать.
Аспект первый: власть близкая и власть далекая.
«Грузин… проявляет лояльность по отношению к власти, находящейся на отдаленном расстоянии (султан, шах, император), но всегда оказывает сопротивление местным правителям». Лейтмотив его политического поведения: установив хорошие отношения с далекой сильной властью, бросить силы на борьбу с местной властью, которая слаба.
Не надо думать, что выбор далекого покровителя в прошлом сводился к пасьянсу: султан, шах, император (я бы добавил сюда и генсека, но тут история осложняется тем, что генсек был грузином, и это особый сюжет). И теперь решаться будет не только вопрос о том, кто от Грузии дальше: русский брат или американский дядюшка. Но синдром обретает куда меньшую грандиозность (и куда большую драматичность), когда для абхазов или южных осетин «ближняя местная власть» ассоциируется с Тбилиси, а дальняя точка опоры — с Москвой. Но это еще более-менее привычно, а вот то, что аналогичный поиск далекой крыши начали демонстрировать аджарцы, прижатые к южной границе и вроде бы исторически притуреченные и несколько более затронутые соблазном ислама, нежели грузины центра, христианство которых исчисляется аж с пятого века, — настроение аджарцев факт впечатляющий. Не уверен, что он побуждает к оптимизму, но к фатализму — точно. Ибо лежит точнехонько в «аспекте».
Аспект второй: carpe diem — лови минуту!
Георгий Нижарадзе пишет:
«Начиная с тринадцатого столетия. стремление к богатству и власти удовлетворяется в основном грабежом и войной. Переродившийся рыцарь, рискуя жизнью, добывает богатство, которое сразу же тратит. Экономить деньги бессмысленно; его убьют если не в ближайшей, то в следующей за ней войне. Богатство в основном проявляется в роскоши и поэтому тратится быстро, а показателем благосостояния считается обильное питание. Отношение к торговле — отрицательное. Торговля и коммерция носят «дикий» характер: обман, стремление к сиюминутной выгоде: продать «мало и дорого» (а не «много и дешево» как стало свойственно следующей эпохе).»
На протяжении полутысячелетия так и не случилось сколько-нибудь долгого периода стабильности. Враг сменяет врага, хозяин хозяина. Вырабатываются стереотипы: уважение к индивидуальной власти, стремление жить сегодняшним днем.
«Существование тяжело и скудно, поэтому краткосрочные периоды спокойствия и изобилия используются максимально, дабы не потерять ни одной минуты, несущей плотские наслаждения».
Особых «плотских наслаждений» за последние десять-пятнадцать лет в жизни массы грузин не наблюдается. Напротив, плоть страдает: света нет, тепла нет, денег нет. А что есть? Взрывная интенсивность короткого дыхания. Романтический взлет надежды, не подкрепленной ничем, кроме желания взлететь, и немедленно. Что можно вспомнить по контрасту? Да, это вам не протестантский Запад, где веками учились строить далекие планы и рассчитывать на дальние сроки. Это вам и не многотерпеливая Русь, где веками привыкли выживать при непрерывно рушащихся надеждах. А тут — приходит к власти пылкий рыцарь-романтик и говорит: идите за мной, я знаю, что делать! Подавляющее большинство народа верит и идет. А через считаные месяцы тот же самый народ разочарованно наблюдает, как рыцаря скидывают с коня и изгоняют в небытие. Что изменилось-то? А ничего: надеялись, что в один день со свободой все сделается само: откроются границы, явятся войска НАТО, хлынет долларовый дождь.
