Владимир Бушин - Честь и бесчестье нации

Сопоставим еще несколько фотографий. В той книге — любимые Вами Хикмет и Распутин, в этой — вместо них Апдайк и Миллер, любимые Вами. Там — наш композитор Эдуард Колмановский, с которым Вы сочиняли совсем неплохие песни, здесь — американский композитор Пол Винтер, с которым Вы ничего не сочиняли. В той — коммунисты Фидель Кастро и Луис Корвалан, с которыми Вы чуть не в обнимку, в этой — антикоммунисты Ричард Никсон и Генри Киссинджер, с которыми Вы чуть не лобызаетесь.

В прежней книге было несколько фотографий, запечатлевших Вас среди дорогих Вам представителей рабочего класса, как советского, так и американского, причем снимков с нашими рабочими Вы поместили в три раза больше. Что же мы видим теперь? Американские рабочие как были, так и остались, а советских — словно ветром сдуло! Вылетели из круга Ваших интересов и симпатий строители Колымской ГЭС, магнитогорские металлурги, портовики Лены… Действительно, что делать этим "русским коалам" в таком прогрессивном сочинении?

Да, книга "Политика — привилегия всех" явилась подлинным вторжением в мою жизнь, от которого до сих пор не могу прийти в себя. А тут еще вскоре в "Литературной газете", визжа и приплясывая, выскочила Ваша статья "Фехтование с навозной кучей". И все мои прекрасные планы тотчас опять полетели в тартарары. Нельзя же столь грандиозную кучу (в двух номерах, на трех полосах, с двумя портретами!) обойти молча.

Прежде всего замечу, меня несколько удивляет Ваша чрезмерная приверженность навозной теме или, как выражаетесь Вы, "субстанции слишком пахучей". Конечно, тут были примеры для подражания. Маяковский писал: "Я ассенизатор и водовоз…" Но обратите внимание: и водовоз. То есть, выполнив работу "золотарика", он мог умыться свежей ключевой водой и с чистыми руками сесть за письменный стол. А всегда ли Вы моете руки?

Вы начинаете свое "Фехтование" или, лучше сказать, свою "Кучу" со слов о том, что в августе 1968 года были в Доме творчества "Коктебель". Известно, что жизнь ужас до чего горазда на невероятные совпадения. Вы и сами немало приводите их здесь. Например: "Случилось забавное совпадение: именно в тот день, когда мы трудились на Красной площади (снимали фильм "Детский сад". — В. Б.), в Кремле мне должны были вручить орден Трудового Красного Знамени". Или вот покойный Борис Балтер там, в Коктебеле, в ночь на 21 августа 1968 года сказал Вам, как Вы пишете: "Женя, Женя, какой ты все-таки идеалист… Может быть, именно в эту минуту наши танки уже пересекают чехословацкую границу". И точно — именно в эту минуту все и произошло! Дальше еще разительней. Утром 21 августа включаете Вы приемник, и вдруг, по вашим словам, раздается голос знакомого чехословацкого журналиста, именно к Вам обращенный: "Женя Евтушенко, ты слышишь меня? Помнишь, как мы сидели с тобой у костра?.. Женя!.." Ну а еще одно совпадение прямо-таки бросило меня в дрожь. Однажды в 1969 году продирались Вы, как рассказываете, двое суток сквозь таежные чащобы. И вдруг навстречу Вам матерая медведица с медвежонком… Столкнулись нос к носу на узенькой тропке два крупных млекопитающих, и кто страшней — неизвестно. Вы пишете: "Слава Богу, пожалела она меня". А медведица, поди, тоже возблагодарила небеса: "Слава Богу, пожалел нас Женя. Ведь он опасен не только когда голоден. Сытость-то даже особую свирепость в нем распаляет". Может быть, вечером, укладывая спать медвежонка, она наставляет его: "Запомни, Мишатка, этого человека, и никогда не попадайся ему на пути. Он — председатель "Апреля". Может обидеть, может надругаться. Чрезвычайно опасен всегда, в любое время года, при любой погоде, но больше всего — когда выходит на охоту, выражаясь его словами, "аж дрожа от предвкушаемого разоблачительного оргазма". В один момент может спустить с тебя твою роскошную шубку. Спи, сынок, спи. И пусть не приснится тебе никто из "апрелевцев".

Так вот, после таких Ваших собственных удивительных примеров Вы, смею надеяться, легко поверите и моим, по сравнению с Вашими совсем простеньким. Итак, Вы были в Коктебеле в августе 1968 года, а я приехал туда же в сентябре. Получил у кастелянши ключ и пошел в предоставленную мне комнату. Там еще шла уборка. Уборщица Маша, всегда любезная и обходительная, на сей раз была сердита и без конца чертыхалась. В чем дело? Оказывается, в комнате стоял такой дух, в нос шибало такое амбре, словно тут жил не писатель, а гоголевский персонаж Петрушка, лакей Чичикова. Помните? Он имел обыкновение спать не раздеваясь и всегда носил с собой "какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха".

Но мысль о Петрушке, разумеется, была всего лишь литературной реминисценцией, причем довольно натянутой. Действительно, как он, не будучи членом Союза писателей, работником ЦК партии или завсекцией ГУМа, мог бы оказаться в писательском Доме творчества?

Зрела в уме версия, кажется, наиболее правдоподобная: потому царит в этой комнате дух, родственный духу гоголевского Петрушки, что жилец ее все 24 дня путевочного срока неутомимо фехтовал с навозной кучей, но после этого в душ не ходил, а сразу — к пишущей машинке. Такая приверженность, такой образ жизни любого писателя, право же, достойны великого изумления.

Но не только это, а еще и многое другое очень удивило меня в процессе изучения Вашей новой книги. Например, приверженность автора, опять-таки чрезмерная, к эпистолярному жанру в его весьма специфическом варианте. Так, в 1963 году Михаил Калатозов и Сергей Урусевский ставили по Вашему сценарию фильм "Я — Куба". Вам что-то не понравилось в работе этих выдающихся мастеров, которые и по возрасту, и по художественному опыту годились Вам в отцы. И что же? Вы, как стало известно, сели за машинку и отстукали письмецо. Куда — на киностудию? в министерство? О нет, это для Вас мелко! Вы стучите прямехонько товарищу Ильичеву, секретарю ЦК по идеологии.

Прошло несколько лет. Эльдар Рязанов задумал снять фильм "Сирано де Бержерак". Претендентов на заглавную роль было много, и притом какие: Смоктуновский! Юрский! Миронов! Кваша!.. Но режиссеру почему-то хотелось снять именно Вас. Сейчас Вы пишете, что он тогда сказал: "Не вижу в этом фильме никого другого". Руководство же думало иначе и предлагало утвердить на роль кого-то из названных выше претендентов. Право, понять это нетрудно: с одной стороны — прославленные мастера, с другой — стихотворец, причастность которого к съемкам лишь в том, что он очень любит фотографироваться. Тут задумаешься. Тем более что в кино каждый шаг — это денежки, и еще какие!

Забегая вперед, можно напомнить, что позже Вы не раз снимались в кино, сыграли много ролей, но, положа руку на сердце, признайтесь, Евгений Александрович, ведь ни один из созданных Вами образов не вошел ни в золотой, ни в алмазный фонд нашего искусства. И тем не менее, как рассказывает сейчас сам Э. Рязанов, стремясь во что бы то ни стало устранить конкурентов и получить роль, со всей присущей энергией "Женя начал действовать по своим каналам" ("Советский экран", № 10, 1990 г.). Ну, каналы Ваши хорошо известны. Сели Вы за машинку и, как прежде, настучали пахучими пальцами очередную эпистолу. И опять не на студию, не в министерство, даже не какому-то там секретарю ЦК, а теперь уже самому Михаилу Андреевичу Суслову — второму лицу в государстве. Но, увы, и всемогущий Суслов, знаток диалектики, не смог никого убедить, что Вы замечательный артист и несравненный Сирано.

По этому поводу Вы написали длинное стихотворение, концовка которого печальна и глубокомысленна, как эпитафия:

Только когда я дышать перестануИ станет мне все навсегда все равно,Россия поймет, что ее, как Роксану,Любил я, непонятый, как Сирано.

Какого артиста не оценила любимая, но такая непонятливая матушка-Русь!

На одном юбилее (если не ошибаюсь, на шестидесятилетии Анатолия Софронова) Вы читали это стихотворение группе гостей. Упреком тугодумке-родине оно не исчерпывалось. В нем, кроме того, Вы расправились с тем, кто уберег советский экран от Сирано-Евтушенко…

Изрыгая строку за строкой, Вы обрушивали на своего супостата ругательства, прямо называя его по имени: "труп!"… "евнух!"… "труп!"… "питекантроп!"… "труп!" Это о живом-то, многим известном человеке! Ну, и конечно, Вы объявили его угнетателем, грабителем России. Действительно, украл у нее такой шедевр актерского искусства! Созерцать этот эпилептический припадок в духе гениального девиза Солженицына "Главное — первым плюнуть!" было тяжко. Кажется, никто и не смог вытерпеть до конца. А тот, кто все-таки вытерпел, сказал Вам: "Женя, если у нас в стране учредили бы литературную премию имени Петра Петровича Кащенко, то Вы по заслугам бы ее самым первым получили".

И вот сейчас принесли эти стихи любимого Вами пестицидного жанра в писательскую газету Ф. Бурлацкому. И тот напечатал их безо всяких усечений. Даже не счел нужным убрать слова "Посвящается Э. Рязанову". Естественно. Кому же еще! Слава Богу, что не матери родной…