Исаак Гехтман - Золотая Колыма
— Пропадаю! — с отчаянием прохрипел человек. — Чаю бы горячего!..
Он долго лежал неподвижно, слабо улавливая отрывистый лай песцов в тайте. Вдруг он с усилием приподнял голову и прислушался. По снегу что-то шуршало. Щит из кедровника, заставлявший вход в зимовье, отодвинулся, и в отверстие влез пришелец в тулупе.
— Бориска? Живой?! — тревожно спросил вошедший.
— Сафейка?! — радостно закричал больной. — Салям! Чаю!
* * *…Тридцать лет прошло с тех пор, как Сафи Гайфулин, татарин из деревни Мирзан, Казанской губернии, впервые решил промышлять золото. Он работал тогда сторожем на почте в Охотске, куда попал, дезертировав в свое время из царской армии. Едва в Охотске стали носиться слухи о золотых песках, как Сафи, одним из первых, пошел разыскивать их.
Почти десять лет он бродил по охотским горным ручьям, изучил все тропы на побережье и в тайге и перемыл не одну сотню тонн породы. Но золота встречалось мало. Все лето Гайфулин пропадал в тайге, а к зиме приносил в Охотск крохотную горстку добычи, достаточную только для того, чтобы прожить зиму и закупить продуктов и припасов на зимние разведки и летнюю добычу.
В 1914 году, когда началась война, Сафи ушел подальше в тайгу, прячась от охотского исправника. На одном из перевалов в тайге он встретился с земляком, тоже Гаифулиным, Шафигуллой. Шафигулла также бежал от военной службы и добрался из Сибири до Охотска. Он, скрываясь от властей, бродил в здешних лесах, питаясь рыбой и дичью, иногда промышляя золото. Шафигулла был исключительно силен и ничего на свете, кроме царской полиции, не боялся. Старатели прозвали его «Бориской». Это и был тот самый легендарный Бориска, который, считается первооткрывателем колымского золота и по следам которого шли советские золотоискательские партии Дальстроя на Колыме.
Оба Гайфулина долго бродили по тайге, ведя бесконечные беседы о родном своем селе и мечтая о богатстве, которое позволит им вернуться домой, жениться на красивых девушках и завести свое хозяйство. Но богатого золота в Охотске Гайфулины не нашли. Осенью 1915 года вместе с русским старателем, уроженцем Пензенской губернии Кановым, они сидели на окраине Охотска в трактире и совещались.
— Пропадем мы тут, братцы, в тайге, — говорил Канов. — Золото здесь тощее, просто — дрянь. Поймают нас, отошлют на Сахалин или на войну… Что будем делать, братцы?
— Пойдем дальше, бачка, — сказал Сафи. — Пойдем в Америку. На севере, далеко, слыхал я, Америка такая есть, Аляска называется. Там золото лотком гребут. Поедем на собаках в Олу, в Гижигу, потом в Северный океан. Там нас никто искать не будет и золота вволю нароем.
Канов был человек грамотный. Он достал карту и подсчитал — до Анадыря будет две с половиной тысячи верст. Если на собаках делать по пятьдесят верст в день, к марту, пожалуй, можно доехать.
— Да места-то больно страшные, — сказал Канов. — Перевалы, пурга, народ неизвестно какой. Выдадут или убьют…
— Едем! — перебил его Бориска. — Ничего этого мне не страшно. Лишь бы не на войну…
— …Собрали мы все свои капиталы, — подсовывая в чугунку хворост, рассказывает Сафи Гайфулин, — купили три потяга собак, юколы, припасов и поехали по охотскому берегу. Недели через две дошли до Ямска, сделали привал. Начал нас народ пугать: «Не дойдете до Северного моря: хребты высоки очень, пурга всегда воет; засыплет вас там, пропадете без вести. Никто еще по берегу до Америки не доходил. А золото и в Ямске есть — весь берег золотой…» И всю зиму искали мы золото вокруг Ямска. Однако ничего не нашли, даже «знаков» почти не было. А весной повстречались с якутами, которые пришли с Сеймчана, с реки Колымы. Напоили мы их спиртом и начали выспрашивать, нет ли золота на Колыме. Долго они жались, отмалчивались, но потом все-таки проговорились, что золота бывает много и тунгусы из него чуть ли не золотые пули отливают. Очень нас эти рассказы тогда расстроили!.. А кроме того встретился нам в то время еще уполномоченный читинского купца Шустова Розенфельд. Он давно на Колыме жил, по должности — торговал, а чем на самом деле занимался — шайтан его знает. Надо полагать, тоже золото искал втихомолку. Этот Розенфельд нам предложение сделал:
— Ну что ж, — говорит, — вояки, народ вы храбрый, опытный, поищите золото на Колыме. Я вам кое-какие места покажу и сам провожу вас, пожалуй…
Мы его вступить с нами в компанию звали. Не захотел.
— Это, — говорит, — мне ни к чему, я ученый работник. А вот вы, когда ходить будете, все отмечайте в книжечку: сколько в шурфах «знаков», по какому направлению «знаки» идут, где больше, где меньше. На гнездо нападете, отметьте крестиком, а мне потом расскажете. И вам, и мне понадобится…
— В шестнадцатом году вчетвером пошли мы по Тахтаяму и реке Буюнде. Лето ходили по Буюнде, а осенью на Сеймчан вышли. Всю Колыму исколесили, речки Декдачан, Упчакан, Буюнду сверху донизу прошли. Везде «знаки» богатые нашли, а на золото не набрели… Пришла зима, — продукты мы свои съели, одежды у нас теплой мало. Решили вдвоем с Розенфельдом итти обратно в Ямск, а Канова с Бориской оставили зимовать на Упчакане. После я с якутом Александровым на оленях туда подъехал. И опять начали мы ходить по Колыме, искать золото. Тунгусы и якуты прослышали, что бродят в тайге люди с побережья. Думали они, что мы будем их оленей воровать, угрожали нам, выдать нас хотели… Ушли мы от людей подальше, верст за триста вглубь, в такие глухие места, где, пожалуй, и человека никогда не было. Лошадь у нас последняя издохла, мы ее всю съели. Муку экономили — знали, что плохо будет без муки. К весне решили разойтись в разные стороны. Думали, что невыгодно в одном направлении всем шурфы бить. Может, кто первый на богатое золото наткнется, другим скажет, а потом сойдемся и вместе добывать начнем… Так и шли по ручьям, тащили за собой припасы и инструмент, рыли мерзлую землю, как кроты, но никто до богатого золота не добрался. Знаем, что лежит оно где-то рядом, а найти его не можем!.. Тогда-то я Бориску и нашел в зимовье. Набрел на него случайно, свернув на тот самый ручей, где он работал. Весной нас первый раз счастье поманило: на Средникане нашли золото. Правда, добывать его было невыгодно, но «знаки» говорили, что здесь летом много золота взять можно. Провизия у нас совсем вышла, только тем и жили, что куропатку поймаем или рыбы в проруби наловим. Ни муки, ни чаю, ни сахара. Отощали совсем, едва ноги тянем, а уйти сил нет… Тянет золото и тянет, — из последних сил роем. Все кажется, что вот-вот на гнездо нападем… Потом собрались мы и начали советоваться, что делать: нет больше сил по тайге ходить, пропадем. Хоть и найдем золото, достать его не сможем… Надо итти обратно, на Охотское море. И решили мы с Кановым итти в Олу. А Бориска отказался.
— Не пойду, — говорит, — лучше помру здесь в тайге. Не боюсь ни дикого человека, ни зверя. Боюсь одного урядника.
Так и остался один в тайге. Перед тем условились мы, что к зиме вернемся опять. Расцеловались с Бориской, попрощались и побрели на побережье, в Олу. Канова там поймали и забрали на военную службу. А я начал сено косить, за скотом ходить, дрова рубил у крестьян. Не пил, не ел, все деньги копил. Скоплю, думаю, рублей полтораста, куплю припасов — и опять на Колыму, к Бориске.
* * *Старик Сафи уронил седую бритую голову на руки, посмотрел на меня своими печальными восточными глазами и вздохнул:
— Не пришлось мне, товарищ, больше видеть Бориски: пропал он той зимой. Очень сильный человек Шафигулла был, а пропал. Совсем из сил выбился, ноги в кровь сбил, лихорадка его трепала, а он все землю рыл и шурфы бил. Так его якуты и нашли в шурфе. Вырыл он половину шурфа, почуял, видно, что смерть приходит, наложил в яму мха и сам лег на него. Якуты его потом из ямы вытащили и похоронили рядом на ключе. Этот ключ на Колыме так и зовут — «Борискин ключ». Теперь там богатый дальстроевский прииск. Говорят, что в этом последнем шурфе золотое гнездо и было… Таково-то оно, товарищ, это самое золото, — даром в руки не дается. Вот и мою жизнь оно забрало. Тридцать лет я за золотом, как собака, бегал, а только первые три года живу хорошо, спокойно, не голодуя…
Я оглянулся на помещение, в котором жил Гайфулин. Это была небольшая избушка с земляным полом. В ней были нары, табуретки и простой деревянный стол; на нем стояли чай, сахар и хлеб. Гайфулин доживал здесь свой век, работая сторожем при Ольской почте.
Золото, действительно, отняло половину жизни Сафи Гайфулина. Он и в шестнадцатом году, после смерти своего товарища, не прекратил охоты за золотом. Неистово искал его еще много лет, вступая в соглашения с купцами, неутомимо странствуя по колымской тайге и ее золотоносным рекам. В двадцать шестом году, в Средникане, где умер Бориска, Гайфулин нашел богатое золото. Но он скрыл его от советской власти, не указал открытых районов, припрятал несколько десятков килограммов металла, отказываясь и от вознаграждения за него и от премии за указание районов. Золото было конфисковано у Сафи по закону. За скрытие золотоносных районов и намытого золота он подлежал также наказанию. Но, принимая во внимание возраст Сафи и тяжелую его изыскательскую работу на Колыме, старику предоставили возможность на свободе доживать свой век.
