Максим Кустов - Цена Победы в рублях
Предусматривалась оплата за пораженные паровозы противника. Летчику и штурману, входящим в состав экипажа, за каждый уничтоженный паровоз или вызванное крушение поезда противника каждому по 750 рублей. Всем остальным членам экипажа — каждому по 500 рублей.
Впервые появились расценки на самые высокооплачиваемые с этого момента цели — морские:
За потопление миноносца или подводной лодки противника:
Летчику 10 000 рублей
Штурману 10 000 рублей
Каждому из остальных членов экипажа по 2500 рублей
За потопление транспорта противника:
Летчику 3000 рублей
Штурману 3000 рублей
Каждому из остальных членов экипажа по 1000 рублей
За потопление сторожевого корабля или тральщика противника:
Летчику 2000 рублей
Штурману 2000 рублей
Каждому из остальных
членов экипажа по 500 рублей
За потопление баржи, буксира или вооруженной шхуны противника:
Летчику 1000 рублей
Штурману 1000 рублей
Каждому из остальных членов экипажа по 300 рублей
Таким образом, один потопленный миноносец или подводная лодка (10 000 рублей) «стоили» пяти бомбежек Берлина (2000 рублей) для пилота, штурмана, бортмеханика, десяти для стрелка-радиста или воздушного стрелка (1000 рублей).
Потопленная баржа для пилота и штурмана (1000 рублей) стоила двух танков наводчику орудия или противотанкового ружья (500 рублей — см. ниже).
Как считать сбитые самолеты
Несколько лет тому назад настоящим потрясением для любителей военной истории стало появление информации о количестве самолетов, сбитых немецкими асами в годы Великой Отечественной войны. Чего стоит один Эрих Хартман с 352 официальными воздушными победами. Как же так — у многих немецких асов количество воздушных побед измеряется сотнями, а у советских — десятками? Самый результативный советский летчик-истребитель — трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб сбил 62 самолета противника, а трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин — всего 59.
После некоторого замешательства в отечественной исторической литературе и публицистике начались поиски объяснения этому. Основные тезисы заключались в следующем:
— количество сбитых немцами самолетов завышено более чем в 6 раз из-за того, что у них была система баллов за количество моторов на самолете, и факт сбитого самолета противника подтверждался лишь фотографиями того, что стрельба в самолет была;
— победы лучших немецких асов сознательно раздуты немецкой пропагандой, что в результате привело к краху люфтваффе;
— немецкие асы не принимали воздушные бои с нашими асами и занимались в основном добиванием «подранков»; победы советских летчиков занижены в несколько раз, в силу сложности подтверждения фактов сбитая самолетов, установленных в Красной армии.
Вот как пишет А. Пекарш во вступительной статье к сборнику — интервью с ветеранами-летчиками (составленному А Драбкиным): «Я дрался на истребителе» сформулировал сложность подсчета сбитых самолетов: «Следует понять, что установление числа побед, реально одержанных летчиком-истребителем, является достаточно трудной задачей.
Для начала необходимо четко представлять разницу между термином «подтвержденная победа» и реально сбитым самолетом — боевой потерей противника, что во многих случаях (если не в большинстве) далеко не одно и то же. Во все времена и во всех ВВС мира под термином «воздушная победа» понимается засчитанный по тем или иным правилам и утвержденный командованием факт уничтожения вражеского самолета. Как правило, для подтверждения было достаточно заявки летчика и доклада непосредственных участников боя, иногда подкрепленных свидетельством наземных наблюдателей. Естественно, что на объективность донесений летчиков в не лучшую сторону влияли сами условия динамичного группового воздушного боя, проходившего, как правило, срезкими изменениями скоростей и высот — в такой обстановке следить за судьбой поверженного противника было практически невозможно, а зачастую и небезопасно, так как шансы самому тут же превратиться из победителя в побежденного были очень высоки. Доклады же наземных наблюдателей зачастую вообще были лишены практической ценности, так как, даже если бой и происходил непосредственно над наблюдателем, определить, кем конкретно сбит самолет, какого типа и даже установить его принадлежность было достаточно проблематично. Что уж говорить о крупных воздушных битвах, которые неоднократно разыгрывались в небе над Сталинградом, Кубанью или Курской дугой, когда десятки и сот г и самолетов вели затяжные бои весь световой день от рассвета и до заката! Вполне понятно, что множество засчитанных по всем правилам на счета летчиков «сбитых» вражеских самолетов благополучно возвращались на свои аэродромы. В среднем соотношение записанных на счета летчиков и реально уничтоженных самолетов для всех ВВС воюющих сторон колебалось в пределах 1:3–1:5, доходя в периоды грандиозных воздушных сражений до 1:10 и более.
Хотелось бы отметить, что нередки были случаи, когда воздушная победа заносилась на счет не ее автора, а другого летчика. Мотивы при этом могли быть совершенно различные — поощрение ведомого, обеспечившего ведущему успешные результаты боя, пополнение счета товарища, которому не хватало одного-двух сбитых до получения награды (которые, как известно, у летчиков-истребителей достаточно жестко были привязаны к количеству одержанных побед), и даже, если так можно выразиться, «право сильного», когда командиру засчитывали на боевой счет достижения подчиненных (было и такое).
Еще одним фактором, вносящим путаницу в определение окончательного счета конкретного летчика, являются нюансы, присущие классификации воздушных побед, принятой в советских ВВС. Как известно, на протяжении всей войны здесь существовало разделение воздушных побед на две категории — личные и групповые. Однако предпочтения, к какой категории отнести заявку на сбитый самолет, с ходом войны существенно менялись. В начальный период войны, когда удачно проведенных воздушных боев было гораздо меньше, чем поражений, а неумение взаимодействовать в воздушном бою было одной из главных проблем, всячески поощрялся коллективизм. Вследствие этого, а также для поднятия боевого духа все заявленные сбитыми в воздушном бою самолеты противника нередко заносились как групповые победы на счет всех участников боя, вне зависимости о г их количества. Кроме того, такая традиция действовала в ВВС РККА со времен боев в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии. Позже, с накоплением опыта и появлением успехов, а также с появлением четко привязанной к количеству побед на счету летчика системы награждении и денежных поощрении, предпочтение стало отдаваться личным победам. Однако к тому времени в советских ВВС было уже достаточно большое количество летчиков истребителей, имевших на счету по десятку и более групповых побед при двух трех лично сбитых самолетах противника. Решение было простым и парадоксальным одновременно: в некоторых полках был произведен пересчет части групповых побед в личные. Чаще всего из соотношения 1:2, т. е. летчик с 5 личными победами и 25 групповыми превращался в аса с 15 личными и 5 групповыми, что во второй половине войны автоматически делало его кандидатом на присвоение звания Героя Советского Союза. В ряде случаев в штабах частей и соединений, не утруждая себя пересчета — ми, поступали еще проще: победы, необходимые летчику для получения той или и ной награды, «добирались» из числа групповых, одержаных в предыдущие периоды боевой работы, при этом разделение сбитых на «лично» и «в группе» в наградных документах попросту опускалось».[24]
О том, что количество официально признанных и реально сбитых летчиком самолетов противника совсем не одно и то же, постоянно вспоминают ветераны. Вот, например, отрывок из интервью с Николаем Герасимовичем Голодниковым:
«Что касается его личного счета, то, я думаю, он (знаменитый ас Борис Сафонов, погибший в 1942 году) сбил больше, чем 22 немецких самолета. Сафонов великолепно стрелял и, бывало, в одном бою сбивал по два, по три немецких самолета. Но у Сафонова было правило — «больше одного сбитого за бой себе не писать». Всех остальных он «раздаривал» ведомым. Хорошо помню один бой, он сбил три немецких самолета и тут же приказ, что один ему один — Семененко (Петр Семененко летал ведомым у Сафонова) и один еще кому-то. Петя встает и говорит: «Товарищ командир, да я и не стрелял. У меня даже перкаль не прострелен». А Сафонов ему и говорит: «Ты не стрелял, зато я стрелял, а ты мне стрельбу обеспечил!» И такие случаи у Сафонова были не единожды».[25]
