Лев Безыменский - Человек за спиной Гитлера

Я в этот же день поехал к Гитлеру в БЕРЛИН, так как обвинение против меня не имело никакого основания, ибо штаб 56 тк в действительности находился в нескольких стах метрах от передовой линии. Приказ о моем расстреле был отменен. Одновременно, я 24.4 или 25.4 был назначен командующим обороной г. БЕРЛИН.

Я считаю, что основными чертами данной операции русских, как и в других операциях, являются следующие:

Умелый выбор направления главного удара.

Концентрация и ввод крупных сил, и в первую очередь танковых и артиллерийских масс на участках, где наметился наибольший успех, быстрые и энергичные действия по расширению созданных разрывов в немецком фронте.

Применение различных тактических приемов, достижение моментов внезапности, даже в случаях, когда наше командование располагало данными о предстоящем русском наступлении и ожидало это наступление.

Исключительно маневренное руководство войсками, операции русских войск характеризуются ясностью замыслов, целеустремленностью и настойчивостью в осуществлении этих планов.

Я должен отметить, что русские за время войны далеко шагнули вперед в тактическом смысле, наше же командование шагнуло назад. Наши генералы парализованы в своих действиях; командир корпуса, командующий армией и частично командующий группой армий не обладают никакой самостоятельностью в своих действиях. Командующий армией не имеет права перебрасывать по своему усмотрению батальон с одного участка на другой без санкции Гитлера. Система руководства войсками неоднократно приводила к гибели целых соединений. О командирах дивизий и корпусов не приходится и говорить, они вообще были лишены возможности действовать соответственно обстановке, проявлять инициативу; все должно делаться по предначертаниям сверху, а эти предначертания часто не соответствовали положению на фронте.

Уже 24.4 я убедился, что оборонять БЕРЛИН невозможно и с военной точки зрения является бессмысленным, так как для этого командование не располагало достаточными силами.

Будучи назначен командующим обороны БЕРЛИНА, я получил приказ Гитлера оборонять БЕРЛИН до последнего человека. Для меня было ясно с первого же момента, что оборонять БЕРЛИН с надеждой на успех нет никакой возможности. С каждым днем положение обороняющихся ухудшалось; русские сжимали кольцо вокруг нас, все больше и больше приближаясь к центру города.

Я ежедневно, вечером докладывал Гитлеру обстановку и положение. К 29.4 положение с боеприпасами и продовольствием стало очень тяжелым, в особенности — с боеприпасами. Я понял, что дальнейшее сопротивление с военной точки зрения безумно и преступно. 29.4 вечером, после моего полуторачасового доклада Гитлеру, в котором я подчеркнул, что нет никакой возможности продолжать сопротивление, что все надежды на снабжение с воздуха рухнули, Гитлер со мной согласился и заявил, что он отдал специальное распоряжение о переброске боеприпасов самолетами и если 30.4 положение с доставкой воздушным путем не улучшится, он даст санкцию на оставление БЕРЛИНА и попытку войск прорваться.

30.4 днем, на совещании командиров дивизийучастков, я убедился, что присутствующие разделяют мою точку зрения о необходимости попытаться прорваться и оставить БЕРЛИН. В 14.30 в штаб пришел оберштурмбаннфюрер СС и принес письмо за подписью Гитлера, в котором мне предоставлена свобода действия. В 17–18 часов 30.4 этот оберштурмбаннфюрер вновь принес пакет с приказанием, подписанным адъютантом командира бригады СС, оборонявшей имперскую канцелярию, чтобы я приостановил намеченные мероприятия по оставлению БЕРЛИНА, что БЕРЛИН должен обороняться до последнего и что мне необходимо немедленно явиться к генералу КРЕБСУ.

Я немедленно приказал командирам дивизий прекратить подготовку к оставлению города. Между 19 и 20 часами, я прибыл в имперскую канцелярию, меня ввели в комнату Гитлера, здесь я застал генерала КРЕБСА, имперского министра Геббельса и личного секретаря Гитлера — Бормана. Они мне заявили, что в 15 часов дня (30.4) Гитлер с женой покончили самоубийством, путем принятия яда, после чего Гитлер еще застрелился. Они мне также заявили, что по особому желанию Гитлера он и его жена были немедленно сожжены в саду имперской канцелярии и что фюрер в своем завещании назначал правительство. Президентом, согласно завещанию, должен быть гросс-адмирал Дениц, канцлером — Геббельс, министром партии — Борман и т. д. Гиммлер предложил безоговорочную капитуляцию перед Англией и Америкой, они ее отклонили, заявив, что она может быть принята только в случае капитуляции и перед Россией.

Гиммлер действовал как предатель, без уполномочий. Мы хотим обратиться по радио к Маршалу СТАЛИНУ, чтобы он первый узнал о создании нового правительства Германии. После этого мне приказано в течение ближайших 24 часов не допустить изменения в военном положении БЕРЛИНА. Учитывая поздний час, мне было предложено остаться на ночь в имперской канцелярии.

В ночь на 1.5 генерал Кребс, в сопровождении начальника штаба 56 тк полковника генштаба фон Дуфинга отнесли условия временного перемирия русскому командованию, днем 1.5 Кребс вернулся, и он мне заявил, что русское командование настаивает на безоговорочной капитуляции БЕРЛИНА. Вновь собрались Геббельс, Борман, Кребс и я. Геббельс и Борман отклонили требование русских о капитуляции, заявив, что фюрер запретил капитулировать. Я в сильном возбуждении воскликнул: «Но ведь фюрера уже больше нет в живых», на что Геббельс ответил: «Фюрер все время настаивал на борьбе до конца, и я не хочу капитулировать». Я ответил, что держаться больше не могу, и ушел. Прощаясь с генералом Кребсом, я пригласил его к себе на командный пункт; но он ответил: «Я остаюсь здесь до последней возможности, затем пущу себе пулю в лоб». Кребс сказал мне, что Геббельс решил в последнюю минуту покончить жизнь самоубийством.

Я отдал приказ частям, кто может и хочет — пробиваться, остальным сложить оружие. В 21.30 1.5 я собрал работников штаба 56 тк и штаба обороны БЕРЛИНА, с целью решить, будут ли штабы пробиваться или сдаваться русским. Я сказал, что дальнейшее сопротивление бесполезно и что прорываться, даже при успехе, означает попасть из котла в котел. Все работники штаба меня поддержали, и в ночь с 1.5 я послал полковника фон Дуфинга парламентером к русским, с сообщением о прекращении сопротивления немецкими войсками.

Хотя я и был командующим обороны БЕРЛИНА, положение в БЕРЛИНЕ было таково, что после принятого мною решения я почувствовал себя в безопасности только у русских. Я солдат и впервые в последние дни попал в водоворот политических событий. Я был поражен увиденным и услышанным мною. У меня сложилось впечатление, что Гитлера, за исключением Геббельса, в последнюю минуту все покинули. Мне рассказывал генерал Кребс, что 25.4 или 26.4 Геринг прислал телеграмму Гитлеру, в которой напомнил, что в речи в рейхстаге в 1939 году Гитлер заявил, что в момент, когда он не будет в состоянии дальше руководить государством, он передаст власть и руководство Гессу, а в отсутствие Гесса — Герингу. Геринг указывал, что наступил момент, когда Гитлер оторван от страны и он должен передать ему руководство. Гитлер, по словам Кребса, категорически отклонил требование Геринга и принял против него какие-то меры. Когда я увидел Гитлера 24.4 (до этого я его видел в последний раз в прошлом году), я был поражен, передо мной сидела развалина (руина) человека. Голова у него болталась, руки дрожали, голос бы невнятный и дрожащий. С каждым днем его вид становился все хуже и хуже; 29.4 я был совершенно потрясен его видом, при этом, это был мой последний доклад ему, он мне показался просто фантазером, так, например, на мои слова: «Мой фюрер, как солдат, я должен сказать, что нет больше никакой возможности защищать БЕРЛИН и вас, может быть, еще есть возможность для вас выбраться отсюда», — он ответил: «Бесцельно выбираться, мои приказы ведь все равно никем не выполняются». При этом присутствовал Кребс, адъютант Гитлера генерал Бургдорф, Геббельс, Борман. Гитлер мне также начал строить совершенно несбыточные планы, он мне заявил еще 25.: «Положение должно улучшиться, 9-я армия подойдет к БЕРЛИНУ и нанесет удар по противнику вместе с 12-й ударной армией генерала ВЕНКА, которая должна подойти с юго-за-пада, этот удар последует по южному флангу наступающих на БЕРЛИН русских войск; с севера подойдут войска под командованием Штайнера и нанесут удар по северному крылу русских. Эти удары должны изменить положение в нашу пользу».

Для меня было ясно, что это несбыточные планы, 9-я армия вела тяжелые бои в окружении. Армия генерала Венка вела бои и к тому времени была обескровлена, я также не верил в наличие войск у Штайнера.

Я лично считаю, что версия о том, что Гитлер покончил самоубийством, соответствует действительности; насколько мне известно положение, я считаю, что после вечера 29.4 (последняя встреча с Гитлером) не было никакой возможности для него выбраться из БЕРЛИНА. Я себе не представляю, чтобы Гитлер был жив и была устроена просто подлая инсценировка, ибо это было бы самым подлым и, пожалуй, самым глупым деянием национал-социализма».