Бернард Луис - Ислам и Запад
Иудейское определение самоотождествления и инаковости через религиозные верования и их отправление было воспринято сменившими иудаизм религиями — христианством и исламом, — которые на протяжении 14 веков делили между собой — или скорее оспаривали друг у друга — Средиземноморье. Огромное общее наследие трех этих религий восходит к древнему Востоку, греко-римской древности, иудейскому откровению и пророчеству, но их взаимное постижение и отношение друг к другу решительным образом различаются.
Еврейское восприятие иноверца отлично от восприятия христиан и мусульман. Иудаизм, утверждающий, что истины его веры универсальны, но не исключительны, в этом отношении ближе к религиям Восточной и Южной Азии. Иудаизм — для евреев и тех, кто пожелает к ним присоединиться, но, согласно известному талмудическому изречению, праведникам всех народов и вер есть место в раю. Раввины повествуют, что до Десяти заповедей, данных Моисею, было семь заповедей, явленных во времена Ноя и предназначенных всему человечеству. Только две из них, запреты идолопоклонничества и богохульства, являются богословскими; все остальные, включая запрещение убийства, разбоя, жестокости и т. п., суть основополагающие правила общественного сосуществования людей. Поскольку иудаизм не предъявляет исключительных прав на истину, спасение, согласно его учению, доступно и неиудеям, если те исповедуют единобожие и нравственное поведение. Средневековые еврейские богословы и правоведы много внимания уделяли вопросу о том, подходят ли христиане и мусульмане под это определение, и пришли к единодушному выводу, что ислам — религия монотеистическая. Проблемы у иудейских и мусульманских книжников возникали с христианским учением о Троице, которое они зачастую понимали превратно.
Традиционные христианство и ислам отличались от иудаизма и сходились друг с другом в том, что притязали на обладание не только вселенской, но и исключительной истиной. Обе религии провозглашали себя единственными хранителями окончательного божественного откровения, явленного человечеству, и не признавали спасения вне своего вероисповедания. На протяжении четырнадцативекового противостояния ислама и христианства самые глубокие конфликты, самые неразрешимые противоречия возникали не из отличий, но из сходств. Некоторые религии не допускают обращения в свою веру, а большинство, хотя и не отвергает неофитов, не ищет их и не считает своей миссией побуждать других людей в других частях света менять веру. Христиане и мусульмане одинаково верили в то, что обладают единственной универсальной истиной и полагали своим священным долгом нести ее всему человечеству. Когда христиане и мусульмане обзывали друг друга проклятыми неверными, каждый понимал, что другой имеет в виду, поскольку они имели в виду одно и то же, тогда как индуисту или конфуцианцу и прилагательное, и существительное мало что сказали бы. В последнее время многие — хотя далеко не все — христианские церкви и богословы отказались от притязаний на исключительную истину, заклейменных отныне термином «триумфализм». Со стороны полномочных представителей ислама аналогичных шагов пока не последовало.
Христианство и ислам были не просто крупными религиями: каждая из них, выражаясь современным языком, была значительным политическим блоком со вселенскими устремлениями и амбициями, основные политические центры которых на протяжении большей части их совместной истории располагались на Средиземноморье и недалеко от него. Другие великие мировые цивилизации, Индия и Китай, несмотря на древность и изощренность, оставались прежде всего локальными, региональными, почти этническими. Ни индуизм, ни конфуцианство никогда не предпринимали попыток стать мировой религией или мировой державой. Буддизм, раньше христианства и ислама обнаруживший вселенские притязания, давно уже от них отказался. Отвергнутый у себя на родине, в Индии, он замкнулся в пределах Южной и Восточной Азии. Оставались только христианство и ислам: две религии одного типа соседствовали на протяжении 14 столетий, изредка сотрудничая, иногда противостоя друг другу, часто враждуя, причем каждая утверждала, что обладает окончательным божественным заветом.
Но как обладателю окончательного божественного завета человечеству относиться к претенденту-сопернику? Многое зависит от того, кто из них раньше пришел в мир. Согласно традиционным христианским воззрениям, поскольку христианство, так сказать, знаменовало собой окончание процесса откровения, все последующее с необходимостью являлось ложным и пагубным. С мусульманской точки зрения, поскольку христианство появилось раньше, оно, как и иудаизм, несовершенно, несколько скомпрометировано и заменено исламом, но само по себе не ложно и не пагубно. Когда мусульмане сталкивались с более поздними заповедями, как, например, постисламские верования бехаитов или ахмадийа, они реагировали на них с враждебностью, напоминающей ту, с которой христиане отнеслись к появлению ислама. Ситуация и впрямь была схожей, но, как оказалось, далеко не столь опасной для адептов традиционной религии с их точки зрения.
Христианство и ислам, для которых иудаизм одинаково является предшественником, решительным образом расходятся в отношении к иудеям. Это касается степени, формы и манеры терпимости. Обе религии претендуют на вселенскую миссию, откуда и нескончаемое столкновение между ними. Согласно их собственным взглядам, иудаизм, как предшественник, имел право на определенную, хотя и ограниченную, меру толерантности. Но в реальном отношении к иудеям наблюдались различия, проистекавшие из христианских и мусульманских основополагающих мифов — употребляя это выражение, я не имею в виду ничего уничижительного — и усугубленные последующим историческим опытом. Основатели обеих религий вступили в противоборство с иудеями, но один проиграл, а другой победил, что наложило глубокий отпечаток на восприятие иудеев в Священной истории и памяти, бережно хранимой в писаниях и других текстах, составлявших ядро самосознания двух религиозных общностей. Это Мухаммад выиграл битву с иудеями и уничтожил их, а не наоборот, поэтому его преемники могли себе позволить занять, скажем так, более снисходительную позицию по отношению к последующим поколениям иудеев.
Христианство и ислам различаются и своими притязаниями. Христианский завет претендует на то, что он является исполнением данных иудеям обещаний и иудейских пророчеств. Христиане сохранили и переосмыслили иудейскую Библию, которую назвали Ветхим Заветом, и добавили к ней Новый Завет. Согласно только недавно, да и то не полностью оставленному христианскими церквами взгляду, соглашение Бога с иудеями было унаследовано христианами, а Израиль был, так сказать, заменен «истинным Израилем», Verus Israel, каковым является Церковь. Тем самым сохранение иудеями своей религии и в еще большей степени их отказ принять христианство воспринимались как попытка оспорить истинность христианского завета. Мухаммад и его преемники ни на что подобное не претендовали, так что обращение иудеев в свою веру их либо совсем не интересовало, либо интересовало очень мало. Мусульмане отбросили оба завета, которые, по их мнению, были заменены, а не дополнены Кораном. Это различие явственно видно в полемической литературе двух религий. В Средневековье и даже в Новое время христианские богословы написали множество трудов, призванных убедить иудеев в истинности христианского завета. Исламские богословы такой потребности не испытывали. Мусульмане редко полемизировали с иудаизмом, а среди полемистов большинство составляли принявшие ислам иудеи, стремившиеся оправдать свой поступок.
Доктринальные различия подкреплялись и дополнялись важными практическими отличиями в положении двух религий. В христианском мире, что до начала современной эпохи означало по преимуществу «в Европе», иудеи были единственным религиозным меньшинством в обществе, которое в остальном было религиозно и в значительной степени социально однородным. Их присутствие, и в особенности их инаковость, всегда были приметны, и в тяжелые минуты они оказывались не только удобным, но и единственным козлом отпущения. Исламский мир, напротив, был интернациональным, даже межконтинентальным. Он включал народы из Азии, Африки и Европы, создавая тем самым разнообразное многонациональное общество, где иудеи составляли лишь одно из множества меньшинств, в глазах мусульман по большей части не самое значительное и не самое опасное. Они никак не могли тягаться с христианами, которых в мусульманских странах было несравненно больше и которых можно было к тому же обвинить в преступной симпатии к заклятым врагам — европейским христианам, в чем еврейское меньшинство заподозрить было трудно.
Выделение групп по религиозному принципу неизбежно порождает вопрос о другом, ключевом в истории христианского мира, типе инаковости: о промежуточном статусе между верующим и неверующим, о положении раскольника, еретика, инакомыслящего.
