Мата Хари. Подлинная история легендарной шпионки XX века - Ваагенаар Сэм
Самостоятельное и решительное появление Маты Хари в Мадриде в конце осени 1916 года и факт, что она переносит информацию одновременно от постели к постели, укрепляют в разведывательных кругах укоренившееся представление о ней как о «шпионящей куртизанке». Они явно замечают в этом случае воспринимаемую ими как некий симбиоз связь сексуальности и предательства. Несмотря на жалкое содержание обмениваемой информации, у них в головах доминирует образ не знающей угрызений совести, отчаянной и готовой на все шпионки. Миф Маты Хари окончательно вытеснил реальную личность. При этом на задний план почти полностью отошли другие обстоятельства этих странных событий в Мадриде: присутствие другой шпионки Второго бюро в этом городе, которая в одно время с Матой Хари успешно действует в качестве двойного агента и в немецком списке значится под кодом S-32. Но в отличие от Маты Хари уроженка Лотарингии Марта Рише (она же Марта Ришар, девичья фамилия Бетенфельд) получила от Ладу официальное поручение: она искала и нашла доступ к военно-морскому атташе немецкого посольства Гансу фон Крону. Фон Крон не только информировал ее о передвижении действующих в Средиземном море немецких подводных лодок, он даже сообщил ей немецкий шифр для радиопереговоров между Берлином и Мадридом. Такой же код, который к этому времени уже был удачно вскрыт британской секретной службой, использовал майор фон Калле для своих телеграмм в Гаагу, чтобы потребовать денег и инструкции для агента Х-21. Мата Хари не догадывается, что ее постоянные просьбы к спонсорам в Нидерландах – консулу Крамеру и барону ван дер Капеллену – немедленно перевести деньги в Гаагу ее домоправительнице Анне Линтьенс, постоянно прочитываются Вторым бюро в Париже и систематически интерпретируются не в ее пользу. На ее процессе обвинитель Морне даже утверждал, что имя домоправительницы всего лишь кодовый псевдоним немецкого консула и разведчика Крамера.
Положение Маты Хари становится опаснее с каждым днем. Ее проявляемая в течение всей жизни склонность смешивать факты и фантазии, постоянно корректировать свой настоящий возраст и придумывать себе разные биографии вызывают у властей все больше подозрений. Во время недобровольной остановки в Англии – пассажирский пароход «Голландия», идущий в Амстердам, был задержан британским флотом и отведен в гавань Фалмут – английские полицейские заподозрили ее в том, что она на самом деле разыскиваемая немецкая шпионка Клара Бенедикс. Только с большим трудом после двух недель в лондонском следственном изоляторе ей с помощью голландских дипломатов удалось доказать, что она на самом деле «миссис Зелле МакЛеод» (!). Удивленным сыщикам из Скотланд-Ярда Мата Хари помимо прочего открыла, что она на самом деле французская шпионка, работающая на Ладу и его Второе бюро. На запросы Скотланд-Ярда и нидерландского посольства в Лондоне Ладу дал отрицательный ответ – арестованная Мата Хари не имеет никакого отношения к возглавляемой им секретной службе. Напротив, он недвусмысленно подчеркивает, что считает эту даму немецкой шпионкой. На вежливом языке нидерландских дипломатов этот судьбоносный для Маты Хари пассаж звучит так: «(…) полученные официальными путями сообщения из Парижа дают основание предполагать, что миссис МакЛеод действительно занимается тем, что (французской) полицией рассматривается как нежелательное занятие»[8]. В первый раз Мата Хари не получила разрешения от англичан на выезд в Нидерланды, но зато она может – вероятно, с особого согласия Второго бюро – отправиться назад в Испанию. После официального дистанцирования Ладу от своей «двойной шпионки» ее дальнейшая судьба кажется предопределенной, а арест (который может произойти только на французской земле) становится лишь вопросом времени.
Нельзя не отметить, что Мата Хари постоянно игнорировала многочисленные предупреждения во время своего возвращения – в начале декабря 1916 года из Англии в Испанию, а затем 2 января 1917 года на поезде из Испании во Францию. Конечно, она не знает о содержании послания Ладу Скотланд-Ярду, где он отрекается от нее, но ведь обстоятельства ее почти насильственного возвращения должны были заставить ее задуматься, как и намеки ее друзей-испанцев, что за нею повсюду следит агент Второго бюро. Полная надежд на то, что ее удачная агентурная работа в Мадриде очень впечатлила начальника французской разведки, и доверяя бесчисленным высокопоставленным французским знакомым и любовникам, всегда помогавшим ей в трудных ситуациях, Мата Хари 3 января возвратилась в Париж. Но тут она и попала в западню, из которой не было выхода. 13 февраля 1917 года она была арестована в отеле на Елисейских Полях и обвинена в «шпионаже и сотрудничестве с разведкой противника», «в целях поддержки его (военных) операций». Арест «шпионящей куртизанки» сразу же стал считаться большим успехом полиции, и с политической точки зрения он, по меньшей мере временно, оказался очень полезным для правительства.
С зимы 1916/17 гг. военное и экономическое положение и, в первую очередь, настроения в стране драматично ухудшились. Весной французская армия оказалась в тяжелейшем кризисе. Ни оборонительные сражения у Вердена с 1915 года с их огромными потерями, ни британские и французские наступления на Сомме не принесли желаемого существенного улучшения для французских военных перспектив. Неподготовленное наступление на Шмен-де-Дам окончилось неудачей. Командующему генералу Роберу Нивеллю не удалось прорвать немецкие оборонительные линии и избежать битвы на истощение. В связи с гигантскими потерями в апреле 1917 года начинаются мятежи в регулярных французских частях, которые быстро распространяются. Лишь отставка Нивелля в середине мая и подавление бунтов (драконовскими методами военных трибуналов) сменившим его Филиппом Петеном консолидировали ситуацию и настроение в армии. Но бурлило и мирное население. Постоянный продовольственный кризис и галопирующая инфляция привели в Париже, а затем и в других местах, к первым забастовкам в январе 1917 года, которые через несколько месяцев переросли уже в целое забастовочное движение, перекинувшееся и на предприятия военной промышленности. В лагере французских правых и консервативной буржуазии распространяется мнение, что за кампанией неподчинения в армии и забастовками парижских рабочих стоит систематически направляемое иностранными агентами движение. Конспиративные предположения и фантазии получили новый толчок, как непреходящий страх перед иностранными шпионами и внутренними предателями.
На фоне этих событий и в связи с раздуваемыми прессой сенсационными историями, создававшими атмосферу ненависти к иностранцам, Мата Хари вряд ли могла рассчитывать на честный суд. Но получилось еще хуже. Адвокат Маты Хари мэтр Эдуард Клюне, ее бывший поклонник, был прекрасным специалистом по международному праву, но не имел опыта процессов, связанных с военными преступлениями. Так что честолюбивому судебному следователю Пьеру Бушардону оказалось легко запутать обвиняемую во множестве свидетельствующих против нее противоречий и таким путем значительно расширить и укрепить скудную поначалу обвинительную базу. Жорж Ладу, единственный человек, который мог бы дать подлинно экспертные показания, предпочел молчать как о своих договоренностях с этой «двойной шпионкой», так и о вполне банальных результатах ее шпионской деятельности. На в общей сложности 14 допросах Маты Хари, которые провел Бушардон между февралем и июнем 1917 года, все время речь шла о деньгах, которые она требовала, просила, в которых ей отказывали или ей переводили – в общем, о деньгах, якобы полученных от немецкой стороны за агентурную работу.
Это было самым слабым местом у Маты Хари, потому что она никогда не задумывалась о происхождении поступавших ей денег. Часто ее наивность не знала границ. Майор Калле однажды затребовал для нее из Берлина десять тысяч франков, сообщила она следователю, но на самом деле заплатил ей всего 3500 песет, но это был ее гонорар за предоставленные ему «нежности». Наконец, она подтвердила получение двадцати тысяч франков от консула Крамера в Гааге, предназначенных для оплаты ее поездок и получения «полезной информации»; но с другой стороны немцы в августе 1914 года конфисковали в Берлине все ее меховые шубы. Они стоили как раз двадцать тысяч франков, так что в результате просто была восстановлена справедливость. После 14 допросов Бушардон уже был убежден, что случай Маты Хари, как он заметил, является недвусмысленным, практически она взята с поличным («in flagrante delicto»)[9]. В этом случае приговор военного суда мог быть только одним.
