Веслав Гурницкий - Песочные часы
Но это еще не самый трудный из вопросов, которые можно задать в связи с событиями в Кампучии. Ответ же тривиально краток, как все ответы в случаях подобного рода: об этом действительно не было ничего известно.
Точнее сказать, почти ничего. О выселении людей из городов и о крупных передвижениях, конечно, знали, хотя бы по данным наблюдений при помощи спутников. Но переселения, даже в крупных масштабах, еще не равнозначны геноциду. Известно было, что в Кампучии упразднены школы, торговля и всякий культурный обмен с зарубежными странами. Но то же самое произошло в свое время в Китае, и никто не считал, что это конец света. Не подлежало сомнению, что основой экономики стали в Кампучии «коммуны», но они временами существовали в различных странах, не исключая европейских, и действительно не было повода созывать из-за Кампучии специальные трибуналы.
Во второй половине 1976 года появились отрывочные сообщения о зверствах, творимых полпотовцами, но они вызывали больше сомнений, чем ужаса. В специальном номере американского еженедельника «Ньюсуик», вышедшем в 1977 году, шесть страниц было отведено леденящим кровь рассказам, которые сопровождались сверхреалистическими рисунками, сделанными по показаниям очевидцев. К сожалению, там были сообщения, которые вовсе не подтвердились. Для меня, например, сомнительно, чтобы полпотовцы принуждали население вступать в групповые браки, которым американский еженедельник посвятил целую страницу сентиментально-ужасающих рассказов. Я расспрашивал десятки людей и ни разу не столкнулся хотя бы с одним фактом или даже слухом, который позволял бы в это поверить. Не подтверждается сообщение о том, что людей с четвертой категорией медленно душили, завязывая вокруг головы непроницаемый мешок из тонкого пластика. Я разговаривал с многими жителями «коммун», в том числе и исправительных, — ни один из них не слышал о подобных пытках. Неправда, наконец, что кадровые полпотовские работники присвоили себе в «коммунах» права рабовладельцев, жили по-королевски, принуждали женщин к сожительству и грабили имущество. Было вовсе не так: кроме немногочисленных случаев, когда заводилась отдельная кухня, случаев, которые можно считать исключением из правила, кадровые работники жили очень скромно, не имели собственности и от остальных жителей «коммун», в сущности, ничем не отличались, кроме права иметь оружие и носить обувь.
В течение полутора лет все сообщения о событиях в Кампучии брались из одного источника: рассказы беженцев, которым удалось пробраться в Таиланд и поведать о пережитом американским корреспондентам в Бангкоке. Американская печать не скрывала, что это были почти на сто процентов люди, связанные со старым режимом: богатые купцы, офицеры армии и полиции Лон Нола, местные представители западных торговых фирм. Это не самый надежный источник информации. Примерно то же самое доныне рассказывают изгнанные из Южного Вьетнама владельцы публичных домов, оптовые торговцы опиумом или палачи сайгонских застенков. В канадской провинции Саскачеван я сам когда-то слышал, как бывший шеф безопасности одного из куреней УПА[66] подробно рассказывал (не зная, что в зале находится поляк), как польские крестьяне на Волыни резали его пилой и вбивали гвозди в ладони, не оставляя к тому же шрамов. Любой из беглецов склонен ради собственной выгоды расписывать то, что с ним случилось, дабы это попало на страницы газет или по крайней мере было обоснованием самого факта бегства. Именно поэтому первые сообщения западной печати о массовых убийствах в Кампучии встречены были с недоверием и не склонили поначалу ни одной международной организации к тому, чтобы публично выступить с протестом. С другой стороны, хорошо известно, что американцы не поверили документированному рассказу о ликвидации варшавского гетто. Да и сегодня, слыша о том, что гитлеровские оккупанты уничтожили в Польше шесть миллионов человек, они досадливо отмахиваются. Человеческое воображение многого не в силах себе представить.
Но ведь не все рассказы беженцев были высосаны из пальца. Значительная часть давала хотя бы приблизительное представление о неслыханных масштабах насилия, совершавшегося в Кампучии. Этот факт, несмотря ни на какой скептицизм, должен был привлечь пристальное внимание общественного мнения, в том числе и в нашей части мира. Нет оснований специфичность азиатских революций, действительно не укладывающуюся в европейские понятия, заранее считать оправданием всего происходящего.
За правительства говорить трудно, но от своего имени я могу выступать. Постараюсь в будущем не пожимать плечами, когда надо задуматься хоть на минуту или выступить с протестом. Даже с учетом того, что у меня нет иллюзий насчет тайн западной пропагандистской кухни. Добавлю к тому же, что осенью 1978 года правительство Соединенных Штатов объявило о подготовке документального отчета по вопросу о нарушении прав человека полпотовским режимом. Подробные сообщения по этому поводу на видном месте публиковались в американских газетах. Однако в Женеве, на заседании Комиссии по правам человека, которое состоялось в апреле 1979 года, американское правительство отказалось представить рапорт. И вот об этом американская печать либо вовсе не сообщила, либо напечатала краткие заметки где-то на последних страницах. Пол Пот моментально стал «жертвой агрессии» и в нарушении прав человека был признан невиновным.
Что касается информации, которая шла из Кампучии помимо прессы, то за последние восемнадцать месяцев правления Пол Пота она свелась почти к нулю, во что труднее всего поверить. Практически Кампучия была отрезана от всего мира: въездные визы не выдавались (об исключениях я говорил), была прервана почтовая и телеграфно-телефонная связь, прекратились перевозки, охрана морских и сухопутных границ была предельно усилена. Выселили всех специалистов и корреспондентов. Из столицы начали постепенно выезжать посольства иностранных государств: или вследствие разрыва дипломатических отношений, или из-за невозможности нормально работать. Под конец в Пномпене действовало только пять посольств: китайское. югославское, румынское, кубинское и посольство Корейской Народно-Демократической Республики. Персонал четырех последних не имел права выходить за пределы обнесенных колючей проволокой и строго охраняемых посольских зданий. Два раза в день военные патрули привозили готовую пищу. Раз в месяц один из работников представительства мог воспользоваться правом на выезд в Пекин или в Бангкок. На армейской машине его везли до аэродрома Почентонг всегда по одному и тому же маршруту. Дипломат мог наблюдать лишь пустынные улицы столицы на пути от здания посольства до аэропорта. Иметь автомобили не разрешалось, да и не было возможности заправлять их горючим. Коллективные выезды за пределы Пномпеня не практиковались, лишь один-единственный раз было организовано посещение храмов Ангкорват. Свободой передвижения пользовались только китайцы. Какое бы то ни было общение с населением было по понятным причинам исключено. Официальные контакты поддерживались исключительно через специально назначенных для этой цели сотрудников Иенг Сари, который занимал посты заместителя премьера и министра иностранных дел. Газет не было. Учебные брошюрки «Ангки» предназначались для внутреннего употребления. Радио «Демократической Кампучии» вообще не давало никакой информации о жизни в стране и за рубежом. Ни один иностранец не посещал ни пограничных, ни внутренних провинций страны. Бюджеты посольств равнялись нулю в буквальном смысле слова. «Ангка» взяла на себя обеспечение питанием дипломатического персонала, а билеты на самолет оплачивались за границей, ибо вследствие отсутствия касс, банков и денег не было возможности платить за них в Кампучии. Контакты между отдельными посольствами были чрезвычайно затруднены, встречи происходили обязательно в присутствии представителя «Ангки».
Изоляция Кампучии зашла так далеко, что даже Вьетнам, ее ближайший сосед, не располагал данными о сложившейся ситуации вплоть до конца 1976 года, когда начали прибывать первые беженцы. Я попытался поточнее выяснить, как было дело, ведь если можно, в конце концов, понять полное неведение Европы, то применительно к стране, тесно связанной с Кампучией, оно представляется неправдоподобным. Но факты таковы, что Вьетнам довольно подозрительно отнесся к первым группам кхмерских беженцев, считая их исключительно сторонниками только что свергнутого лонноловского режима, и размещал поначалу в строго охраняемых трудовых лагерях. Только тогда, когда сообщения о злодеяниях начали повторяться, а в приграничных провинциях Кампучии зародилось партизанское движение, в Ханое решили, что кампучийская революция действительно пошла по неправильному пути. Нельзя, однако, отрицать, что первые вьетнамские сообщения на этот счет были опять-таки встречены с недоверием, так как они совпали по времени с пограничными инцидентами, а потом со все более учащавшимися налетами полпотовцев на вьетнамскую территорию. Так, например, опубликованную в Ханое летом 1978 года книгу документов «Kampuchea Dossier»[67] на Западе, в том числе во Франции, назвали «неуклюжей попыткой» дискредитировать режим Пол Пота в отместку за пограничные инциденты. Не получила книга достаточного распространения и в социалистических странах. В сущности, лишь под конец 1978 года, когда число кхмерских беженцев во Вьетнаме превысило 150 тысяч, а число вьетнамцев, убитых в ходе пограничных налетов, стало исчисляться десятками тысяч, в конце концов поверили, что Кампучия стала страной массовых убийств.
