Андрей Цыганков - Русофобия: антироссийское лобби в США
Стремясь к достижению ядерного господства в мире, США отвергали тревоги своих собственных генералов57, а также озабоченность России своей безопасностью как ничем не оправданную58. По мнению Джорджа У. Буша и других руководителей США, идея ПРО была глобальной и не носила явно антироссийской направленности. Однако Россия, при всем ее ядерном потенциале и способности уничтожить США, должна была стать главным объектом внимания. К этому времени США уже развернули элементы системы ПРО в бассейне Тихого океана — на Гавайских островах, на Аляске, в Калифорнии, Японии и в Южной Корее. Следующей на очереди была Европа. Глобальная гегемония Америки предполагала усиление контроля над «старой Европой» и в конечном счете обретение большего контроля над ядерной инфрастуктурой России59.
Российский ответ
Поначалу реакция России на стремление США к ядерному превосходству была приглушенной и спокойной. Несмотря на решение Буша выйти из Договора о ПРО, Путин надеялся на способность двух держав сосредоточиться на вопросах борьбы с терроризмом. Это должно было способствовать развитию взаимного доверия и, возможно, в конечном счете снять вопрос о ядерном превосходстве с повестки дня вовсе. По мнению Путина, угроза нападения была возможной, но эту проблему следовало решать совместными, а не односторонними усилиями. У Путина была и дополнительная программа: он предлагал энергично проводить меры контроля над вооружениями для облегчения тяжкого экономического бремени, связанного с поддержанием одного из двух крупнейших в мире ядерных потенциалов. Вместе с другими представителями внешнеполитического истеблишмента Путин верил в политическую силу ядерного оружия, но выступал за сохранение сравнительно небольших ядерных потенциалов. Эта позиция встретила сильное противодействие российских военно-политических кругов. Отчасти такое противодействие было результатом агрессии НАТО против Югославии, которая привела к появлению нового проекта военной доктрины. Акцент в доктрине был сделан на то, что угрозу прямой агрессии против России можно «предотвратить только проведением активной внешней политики и поддержанием высокого уровня боеготовности обычных и ядерных сил». Совет безопасности России предложил в числе прочих мер осуществить расширение и модернизацию стратегического и тактического ядерного оружия60. Наконец, Путин убедил Государственную думу России ратифицировать второй Договор о сокращении стратегических вооружений, подписанный в январе 1993 года, и пообещал сократить количество ядерных боеголовок до нового уровня — 3000–3500 единиц.
Ситуация начала меняться в 2002–2003 годах, когда в представлении о безопасности России произошел сдвиг и ядерную политику США стали рассматривать как политику, направленную против России. В Кремле все яснее стали видеть в планах Вашингтона попытки развернуть элементы ПРО вблизи границ России как прямую угрозу безопасности страны и отвлечение от войны с терроризмом. Кремль, который в 2001–2002 годах обдумывал решительные сокращения ядерного потенциала России, в конце 2003 года вернулся к традиционной концепции ядерного паритета с США61. Президент и министр обороны России часто говорили о развертывании элементов ПРО как о факторе серьезной дестабилизации, влекущей далеко идущие последствия для региональной и глобальной безопасности62. В феврале 2007 года Путин в своей мюнхенской речи подверг США резкой критике, а в октябре 2007 года зашел настолько далеко, что провел параллель между размещением советских ракет на Кубе, вызвавшем в 1962 году кризис в американо-советских отношениях, и планами развертывания американской ПРО в Восточной Европе63.
Исходя из этой оценки угроз, Россия дала политический ответ, включавший сохранение существующих соглашений по ядерному оружию, разработку систем, способных прорывать системы ПРО, и планы перенацеливания ракет на новые американские объекты в Европе. Прежде всего Кремль сделал акцент на необходимости сохранения уже достигнутых соглашений по ядерному оружию, таких как второй Договор о сокращении стратегических вооружений и Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений. Некоторые представители военного истеблишмента угрожали выходом из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, запрещающего развертывание ракет средней дальности, но Кремль не поддержал эти угрозы. Хорошо понимая свою неспособность сравняться с американским ядерным потенциалом, Россия также занялась разработкой новых вооружений, обеспечивающих асимметричный ответ. В 2006 году Путин рассказал о проведении Россией испытания новых ракет, развивающих «сверхзвуковую скорость и имеющих возможность изменять траекторию полета», а потому способных преодолеть любую систему ПРО. Кремль также объявил о планах переоснащения своих новых межконтинентальных баллистических ракет «Тополь-М» (SS-27) — каждая из которых несла одну боеголовку, — разделяющимися боеголовками65. Наконец, Кремль заявил о том, что вынужден перенацелить свои ракеты на Польшу и Чешскую Республику как на места развертывания новых объектов ПРО66.
Проводя эти приготовления, Россия не отказывалась от попыток взаимодействия с США. В июне 2007 года Путин удивил США предложением поделиться радиолокационной станцией раннего предупреждения в Габале (Азербайджан). Он объяснил, что радиолокационная система, которую использует Россия, охватывает не только часть, а всю Европу, а потому «у нас нет необходимости размещать наступательные комплексы на границе с Европой»67. Позднее Белый дом отверг это предложение как недостаточное для решения проблем безопасности США, которой угрожали Иран и другие страны. В марте 2008 года Буш и Путин в последний раз встретились в Сочи, но снова не смогли снять разногласия по американскому плану развертывания элементов ПРО в Восточной Европе.
Лобби дискредитирует ответ России и ее инициативы в сфере безопасности
ИдеологияИдеологический ответ лобби на ядерную доктрину России был похож на реакцию лобби на расширение НАТО. Согласно этой идеологии, у США и других стран Запада не было иного выбора, кроме расширения ПРО. При необходимости США развернут ПРО в одностороннем порядке и быстро, пока Россия остается слабой и неспособной дать адекватный ответ на действия США. Иного выбора не было, поскольку Россия оставалась стратегической угрозой и по-прежнему рассматривала США как угрозу.
Лобби настаивало на развертывании ПРО в Восточной Европе как на превентивной мере, направленной на сдерживание России. Аргументация была сходна с пассажем Уильяма Сафира об «окне возможностей» (т. е. призыве к расширению НАТО до того, как Россия достаточно окрепнет, чтобы воспрепятствовать ему). В 90-х годах ХХ века некоторые американские аналитики начали доказывать, что военный потенциал России настолько ослаблен развалом СССР, что еще долго не сможет восстановиться68. Генерал в отставке Уильям Одом, призывая к «новому реализму в отношении к России», писал в вызвавшей много споров статье, что Россия «неспособна к крупномасштабным военным действиям» и, в сущности, превращалась в то, что один журналист назвал «Заиром с вечной мерзлотой»69. Генерал предостерегал, однако¸ что Запад недостаточно силен для того, чтобы самостоятельно «убедить» Россию сократить ее ядерный потенциал в одностороннем порядке, и призывал США не недооценивать этот потенциал. При этом Одом называл ядерное оружие России «тающим активом», а не показателем силы, поскольку ядерное оружие не поможет российским военным начинать крупные операции в Европе и Азии или защитить страну от китайского вторжения. Доводы Одома вошли в резонанс со взглядами тех, кто уже поставил крест на стратегическом потенциале России и на способности Кремля бросить вызов могуществу США в мире70.
Другим критически важным посылом, лежавшим в основе аргументов лобби, было утверждение, что Россия была и остается стратегической угрозой для США. Этот посыл разделяли и консервативные, и либеральные обозреватели, доказывающие, что Россия является угрозой в силу советского менталитета, который, по мнению членов лобби, завладел Кремлем, проводящим новую агрессивную внешнюю политику, направленную против Запада. Например, консерваторы организовали и финансировали дебаты, состоявшиеся в Азиатском обществе и музее Азии на Парк-Авеню в Нью-Йорке. Темой дебатов стало превращение России во врага Америки. Дискуссию вели Эдвард Лукас, автор книги The New Cold War: The Future of Russia and the Threat to the West («Новая «холодная война»: будущее России и угроза Западу»), Брет Стивенс из The Wall Street Journal. Клаудия Россетт из организации «Защита демократий» и Дж. Макл Уоллер из Института мировой политики выступали как сторонники главного тезиса о российской угрозе71. Заявив о том, что советские тенденции и институты никогда не отмирали, они говорили о «кагэбизации» государства, торжестве методов слежки и шпионажа, об идеологическом сопротивлении признанию преступлений сталинизма, войне, которую ведет со своими соседями Кремль при помощи трубопроводов, и об акте «ядерного человекоубийства, если не ядерного терроризма». (Последнее было сказано об убийстве Александра Литвиненко, которое расследовали в Великобритании72.) Газета The Wall Street Journal в типичной редакционной статье «Советский человек» настойчиво доказывала, что не США, а именно Путин руководствуется старыми представлениями об угрозе, выступая против размещения ПРО в Восточной Европе. «Вопреки всем доказательствам обратного м-р Путин продолжает настаивать на том, что предлагаемая противоракетная оборона направлена против России. Он знает, что это не так, но это карта, которую хорошо разыгрывать в отдельных частях Европы, особенно во Франции и Германии»73.