Воинствующая олигархия США против всего мира и нас - Михаил Иванович Сетров
Но если бы Господь, в которого они вдруг «уверовали» (что произошло с нынешними «Магдалинами», но случалось и прежде), призвал их на суд праведный, осудил бы их на муки вечные или милостиво простил? Наверное, простил бы. Потому что все они, в том числе и атеисты, воспитаны в духе православных представлений об угодности богу согрешивших, но покаявшихся. Потому и каются, что живут в уверенности богоугодности их покаянного греха. Это уже в народе как аксиома: «Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься». Наш известный историк Н. И. Костомаров, анализируя нравственный облик и психологию Ивана Грозного, пишет: «Как только в нём просыпалась совесть или, лучше сказать, страх наказания на том свете, так сразу появлялся в его воображении успокоительный образ покаяния…», что примером служит его покаянное письмо в Кирилло-Белозерский монастырь. Оно «драгоценно и замечательно как образчик лицемерства, ханжества и самообольщения – всего того, что на протяжении веков плодило у нас искажённое, превратно понятое христианство».
В общем, очень удобная уловка для злодеев. Понатворит бед, понаграбит на большой дороге или в «большом бизнесе», а потом часовенку строит, музей откроет или какой-нибудь фонд создаст. Сравнительно с награбленным, это крохи, но, зато душе спасительно и лестно. Долго будут поминать душегуба добрым словом. Все буржуазное меценатство на этом построено. Во лжи живем, ложью прикрываемся.
В советское время меценатство, как и нищенство, исчезло, потому что была поставлена задача повышать благосостояние народа не случайными подачками нищенствующим, а добиться общего и закономерного улучшения жизни народа и ликвидации нищеты «в корне». Сейчас мы вернулись к дореволюционному нищебродству, опустившись к нему уже на общегосударственном уровне. Здесь у нас древние традиции. Как писал В. О. Ключевский, «нерасчетливая частная благотворительность древней Руси вскормила ремесло нищенства, стала средством питания праздности и сама нередко превращалась в холодное исполнение церковного приличия, в раздаче копеечек просящим вместо реальной помощи нуждающимся».
Но почему именно на Руси покаяние стало как бы первой приметой и символом нового социального и морального разлома, катаклизма? Потому что религиозно, а как следствие, и гражданственно, мы со времен первого митрополита-русича Иллариона живем не по Ветхому, а по Новому завету, не по закону, а по «благодати-справедливости». Так и спрашивали: «По закону тебя судить, али по справедливости?» И обычно отвечали: «Суди, батюшка, по справедливости». Ну а справедливость – она меры не имеет, тут, как бог на душу судье положит, так и будет. И закон сочинили соответственно сей благодати, так что он как дышло, куда повернешь, туда и вышло: вилка «от и до» такая, что и отпустить бедолагу можно, и на каторгу на десять лет упечь тоже будет «по справедливости». Знаменитый психоаналитик прошлого века Зигмунд Фрейд в статье «Будущее одной иллюзии» пишет: «Действие божественного правосудия неизбежно пресекалось божьей благостью: люди грешили, потом приносили жертвы или каялись, после чего были готовы грешить снова. Русская душа отважилась сделать вывод, что грех… в принципе богоугодное дело» (сб. ст. «Сумерки богов», М., 1989).
Впрочем, индульгенцию, как средство откупиться малыми затратами от адских мук за «грехи своея» придумали не русские, а западные католики, «паписты», поэтому и идея личного раскаяния как моральная лазейка для оправдания будущего греха там распространена не меньше, чем у нас. Но только у нас это раскаяние стало принадлежностью смены форм политики или идеологи и, поднявшись тем самым до уровня «национального раскаяния». И вот «шутка» в нашей современной прессе: «Что нового в школе?» – спрашивает у Вовочки папа. – «Про индульгенцию нам историчка прикольно рассказывала: представляешь, в Средневековье тот, у кого были деньги, мог безнаказанно совершать преступления! – Сейчас так же, сынок».
Правда, нынче под давлением западных стран-победительниц, желающих умерить гордыню немцев, германское правительство демонстрирует «свое раскаяние», но оно является чистым ханжеством: сам немецкий народ в своей массе никакого раскаяния не ощущает и к нему не склонен. Даже бывшие граждане ГДР, будучи достаточно напичканными нашей пропагандой, идею раскаяния не воспринимали. В откровенных беседах они говорили нам: «Оставьте эти сантименты. Похоже, что, если забыть прошлую войну и вину немцев, вам говорить будет не о чем». О том же говорит и Иоахим Видер, офицер разведки одного из полков 6-ой армии Паулюса в своей книге «Сталинградская трагедия» (М., 2004): «По мере того, как свиток лет отдалял нас от катастрофы на Волге, стремление осмыслить прошлое умирало, и процесс великого обновления и очищения от прежних грехов так и не совершился… Жажде наживы мешали воспоминания о недобром прошлом. Так создавалась атмосфера обманчивой неуязвимости, на почве которой произрастало сытое равнодушие и тупое пренебрежение к моральным и духовным ценностям» [с. 372–373]. Здесь весь моральный облик западного обывателя.
А вот мы уже и за прошлую войну, нам навязанную, бьемся в истерике раскаяния, придумав даже, что мы эту войну и начали. Но не склонен к раскаянию и наш народ, справедливо не ощущая за собой никакой вины, хотя те, кто действительно повинен в его бедах, пытаются свою вину свалить на преданный ими народ. Пролитую по их вине в междоусобицах кровь и вымирание нашего народа они в своем пиаре и гламуре не помнят, а когда им об этом вежливо так напоминают, они все надежды возлагают на милость господню и отдаленность его суда. Однако, как говорит сейчас народ и как писал известный венгерский поэт Шандор Петефи:
…Мы суда господнего не ждем.
Когда еще он будет – неизвестно.
И столько раз мы слышали о том,
Что милостив и
