Алесь Адамович - ...Имя сей звезде Чернобыль
В минском университете есть физик Александр Люцко, изучивший историю челябинской аварии, притом не только ее саму, но и как она освещалась и исследовалась у нас и на Западе. Он дал мне рукопись своей статьи «Неизвестная катастрофа», которая готовится к публикации в «Набате». Что сегодня особенно поучительно в той истории, когда мы говорим о нашей системе? Оказывается, поведение властей было абсолютно идентично послечернобыльскому, с одной только поправкой: правду от собственного народа и от всего мира там удалось скрыть, то же пытались сделать и в Чернобыле, но не вышло. Да еще: там зэки сыпались, как песок, тут — солдаты. Казалось бы, такая беда случилась в Челябинске, есть наука, военная, невоенная, что ж она последствия не изучала? Да, изучала — на животных, на людях, долголетние последствия. Но полученные данные надежно упрятали, и то, что могли, просто обязаны были использовать после аварии в Чернобыле, оказалось нереализованным. Всё в сейфах так и осталось, а ученые и партийные мужи талдычили: у нас опыта не имелось, у нас данных не имелось. Теперь мы знаем: всё было, но было специально спрятано. Зато челябинский опыт — против человека, не забыли, развили вовсю. Система обмана, чернобыльская система утаивания, смешение продуктов, которое рекомендовали эмиссары Ильина из института биофизики, пахота зараженных земель, повышенные урожайные планы… всё оттуда, из челябинского преступления, то есть опять показательно, что трагический опыт, который в любой нормальной системе мог быть направлен во благо, — применяли во вред людям.
Тоталитарная система не умеет слышать гениев в собственной стране. Не услышала она и Тимофеева-Ресовского, когда он после челябинской аварии предложил свои уникальные знания для организации радиологического центра по открытому изучению ее последствий. (Об этом рассказывается в прекрасном документальном фильме Е. Саканян о «Зубре»[121]). Ученого просто вышвырнули с Урала. И погрузили всё в черную дыру секретности. А ведь тот Центр мог бы, если не предотвратить Чернобыль, то вооружить нас действенной наукой, и мы не понесли бы таких потерь.
Ю. Щербак. Я был во главе парламентской комиссии в Челябинске. Теперь уже опубликованы данные об этой аварии на Южном Урале в 57-м году, проведено парламентское расследование. Я всё же смею утверждать, что здесь экологическая ядерная катастрофа больших размеров, чем чернобыльская. Но что сделали с людьми — их переселили во времянки, я видел своими глазами этих людей и эти бараки. Сейчас в связи с принятием закона о Чернобыле, о социальной защите, я думаю, будет большой скандал — уральцы, если кто-то из них там остался еще, потому что многие, конечно, уже выехали, предъявят свои права. Медики сделали всё, чтобы затемнить истинное положение, представили нам данные, которые свидетельствуют, что никаких страшных последствий якобы нет. В это трудно поверить: я получал письма от людей, которые рассказывали, что родители погибли, много было заболевших раком. Это естественно, потому что иначе просто быть не могло. Система беспощадна. Я уверен, тысячи местных жителей и зэков прошли через этот ядерный ад. Тогда отходы производства просто выбрасывались. Они накопились в огромных озерах. Мы стояли на берегу самого мрачного озера в мире, — Карачай, где нет ничего живого, черная вода. Наши дозиметры отметили, что за несколько минут мы там достаточно набрали… Если, не дай Бог, прорвется каскад озер, — а там несколько озер, — воды уйдут в северные реки и может быть заражена огромная зона, вплоть до Северного Ледовитого океана. Мы просто еще не осознали, видно, какая здесь таится опасность для России. Наша беседа вроде бы вышла за пределы Чернобыля. Но ведь всё так тесно и глубоко переплетено, завязано. Если же говорить о собственно чернобыльской ситуации, то на сегодняшний день там множество сложнейших нерешенных вопросов, неотложных, связанных с ядерной безопасностью. Стоит временное укрытие — саркофаг, — что с ним делать? Одной из самых больших технических проблем в мире является именно этот саркофаг. Там трещины… Или крышка, знаменитая «Елена», которая поперек стоит — 2 тысячи тонн, а, к сожалению, могут быть подвижки какие-то, и если упадет она — это тоже очень опасно. Кроме того, существует рядом, так называемый, ХОЯТ — хранилище отходов ядерного топлива, и мы не знаем, как быть с этими отходами. Далее. На территории закрытой зоны 800 «могильников» радиоактивных отходов. Представляете, у 200 из них потеряно месторасположение. То есть в спешке забыли их обозначить, а теперь надо разыскивать, что-то предпринимать. Это — огромные капиталовложения, это огромная опасность, которую мы оставляем даже не внукам, а своим правнукам, потому что всё попадет в воды и т. д. Я уже не говорю о пруде накопителей, где очень высокая радиоактивность… Новые технические данные, наше сегодняшнее понимание проблем свидетельствуют о том, что опасность Чернобыля остается.
А медицинские последствия? В 1986-м году было официально объявлено: заболевших лучевой болезнью — 237 человек, погибли в результате лучевой болезни — 31 человек. Думаю, что эти цифры неправдивые. В 1990-м году на съезде союза «Чернобыль» в Киеве уже называлось примерно 5 тысяч умерших и примерно 50 тысяч больных. Совсем недавно я услыхал новую цифру — приблизительно 7 тысяч умерших. Но это все числа достаточно условные, не точные. До сих пор сознательно глушится такая информация.
Когда на комитете обсуждали союзный закон о социальной защите, я сказал, что не понимаю, почему государство не вводит специальный медицинский паспорт для ликвидаторов, для людей, живущих в районах поражения. В комитете Верховного Совета СССР мы провели два слушания на тему медицинских последствий Чернобыля. И чиновники от медицины вынуждены были предоставить нам материалы, фактические данные. Не стану сейчас их касаться. Замечу только, что сегодня, через 5 лет после Чернобыльской катастрофы, мы, конечно, стали гораздо больше понимать.
Мы пытаемся разобраться и в политическом механизме. Работает парламентская комиссия Верховного Совета по выяснению причин аварии. В украинской экологической ассоциации «Зеленый свет», где я являюсь председателем, шесть независимых адвокатов расследуют эту историю. Были предложения назвать это «Чернобыльский Нюрнберг». Я против подобного трибунала, против таких названий. У нас нет намерений, карать, сажать людей, но необходимо понять механизмы действий.
Вот, скажем, кто дал приказ отключить телефон от города Припять? Это же противоречит всем законам. Мы пытаемся сейчас установить: или действовали секретные инструкции — покажите нам их, или то было волевое решение… Это на низовом уровне, а кто на верхушечном, на уровне Кремля дал приказ перекрыть всякую информацию? Известно, что в 3 часа ночи директор АЭС Брюханов звонил в главк. Утром прилетела первая комиссия, министерская. Они увидели огромные масштабы аварии, это уже пошло на уровень Совмина, то есть Рыжков, по закону, должен был утром всё знать. Когда известили Горбачева — не знаю, были слухи, что якобы в 12 дня 26-го. Кто же распорядился сведения засекретить? Сейчас трудно установить, но сделать это надо. Надо поднять протоколы Политбюро, спросить этих господ, которые там заседали, спросить и Президента: какие решения тогда были приняты? Вот такие серьезные вещи, скажем, по политической линии. Наработан огромный материал. На вершинные структуры власти наши эксперты пока не вышли, где-то у подножья пирамиды еще работают. Я вообще боюсь, что будут определенные попытки, — чем выше мы станем выходить, — торпедировать всю нашу работу. А на уровне Киева этих вопросов не решить. Члены нашей независимой адвокатской комиссии встречались с бывшим Председателем Президиума Верховного Совета Украины Валентиной Семеновной Шевченко. Она объясняет: нам давали такие указания, мы не знали подлинных цифр радиации. И вы представляете, она — женщина, мать, стояла на трибуне 1 мая 1986 года, когда полуголые детишки радостно приветствовали нашу родную партию, родное правительство. Щербицкий стоял, стояли эти люди, которые должны были содрогаться от ужаса при виде детей. Они должны были сами уйти и всем сказать, чтобы никто не выходил на демонстрацию, — у них не хватило мужества это сделать.
Теперь открываются многие подробности… Мне показывали кое-какие документы. Например, ЦК Компартии Украины, сознавая все-таки опасность, вроде бы действительно проявил инициативу и хотел вывезти киевских детей в первые дни мая. Ильин и Израэль подписали бумагу, — я сам держал ее в руках, — из которой следует, что нет такой необходимости, поскольку ситуация здесь не угрожает здоровью детей. ЦК Компартии Украины, понимая, что народный гнев не уменьшается, а только возрастает, и что Чернобыль стал очень крупной ставкой в политической борьбе, естественно, всеми силами старается показать, что они не виноваты.
