Неправды русской власти. «Ныне ваше время и власть тьмы» - Лев Николаевич Толстой
Так же или еще более удивительно было бы то, чтобы такой живущий своей мирной независимой жизнью и совершенно не нуждающийся в правительстве земледелец, крестьянин, для того чтобы избавиться от тягостей, претерпеваемых им от насильнической ненужной ему власти, вместо того чтобы просто перестать повиноваться ей, стал посредством того самого насилия, от которого он страдает, заменять прежнюю насильническую власть новою, такою же насильническою, как это делал в свое время французский или английский крестьянин.
Ведь стоит только русским земледельческим людям перестать повиноваться какому бы то ни было насильническому правительству и перестать участвовать в нем, и тотчас уничтожились бы сами собой и подати, и солдатство, и все притеснения чиновников, и земельная собственность, и происходящие от нее бедствия рабочего народа. Уничтожились бы все эти бедствия, потому что некому бы было производить их.
Русский народ находится, для того чтобы поступить так, в исключительно выгодных для этого как исторических, так и экономических и религиозных условиях. Русский народ пришел к необходимости изменения своего отношения к власти тогда, когда ошибочность пути, по которому шли западные народы, с которыми он уже давно находится в самых тесные сношениях, выяснилась вполне.
Власть на западе совершила полный круг; люди западных народов, как и все народы, сначала допустили над собой насильническую власть, для того чтобы избавиться от борьбы, забот и греха власти. Когда же власть эта развратилась и стала тяжела, они захотели облегчить ее тяжесть ограничением ее, то есть участием в ней. Участие это, все более и более распространяясь, сделало то, что все большее и большее количество людей стало участвовать во власти. И кончилось тем, что люди, допустившие власть для того, чтобы быть свободными от борьбы и участия во власти, были в большинстве своем приведены к необходимости участия в борьбе и власти и к необходимому последствию, сопутствующему власти, – к развращению.
Выяснилось вполне, что мнимое ограничение власти есть только перемена властителей и увеличение их числа и вследствие этого увеличение развращения, раздражения и озлобления людей. (Власть как была, так и осталась властью немногих худших над большинством лучших людей.) Выяснилось еще и то, что увеличение числа участников власти отвлекло людей от свойственного всем людям труда земледелия и привело их к производству и перепроизводству фабричным трудом предметов ненужных и вредных и принудило большинство западных народов основать свою жизнь на обмане и порабощении других народов.
То, что все это вполне выяснилось в наше время на жизни западных народов, в этом первое выгодное условие, в котором находится русский народ, только теперь переживающий момент необходимости изменения своего отношения к власти.
Русскому народу идти теперь на тот путь, по которому шли западные народы, все равно, что путешественнику идти на тот ложный путь, на который сбились его предшественники и с которого уже возвращаются ему навстречу наиболее проницательные из сбившихся на ложный путь людей.
* * *
Между тем русский народ в теперешнее трудное и важное для него время, колеблясь между правительственными и революционными насилиями, начинает даже в лице своих худших представителей принимать участие в насилиях и как будто готовится идти по тому гибельному пути, по которому шли западные народы.
Отчего происходит и произошло такое удивительное явление, что люди, страдая от злоупотреблений власти, которую они сами допускают и поддерживают, не делают того, что самым простым и легким способом избавляет их от всех бедствий власти, – не перестают просто повиноваться ей? И не только не делают этого, но продолжают делать то самое, что лишает их телесного и духовного блага, или продолжая повиноваться существующей власти или устанавливая такую же новую насильническую власть и повинуясь ей?
Отчего это? Люди чувствуют, что бедственность их положения происходит от насилия, смутно сознают, что, для того чтобы им освободиться от своих бед, им нужна свобода, но удивительное дело – для того чтобы избавиться от насилия и приобрести свободу, ищут и употребляют и придумывают самые разнообразные средства: бунты, перемену властителей, переустройство правлений, всякого рода конституции, установление новых отношений между государствами, колониальную политику, организацию пролетариата, тресты, социалистическое устройство – все, но только не то одно, что проще и легче всего и наверное избавляет их от всех бедствий: прекращение повиновения власти.
Казалось, должно бы быть совершенно ясно людям, не лишенным рассудка, что насилие производит насилие, что единственное средство избавления от насилия только в неучастии в нем. Средство это, казалось бы, совершенно очевидно. Совершенно очевидно, что люди, большее количество людей, могут быть порабощены малым количеством людей только потому, что порабощенные люди сами участвуют в своем порабощении.
Если народы порабощены, то они порабощены только потому, что они или боролись насилием с насилием или принимали участие в насилии ради своих личных выгод.
Люди, не борющиеся с насилием и не принимающие участия в нем, так же не могут быть порабощены, как не может быть разрезана вода.
Они могут быть ограблены, лишены возможности двигаться, изранены, убиты, но они не могут быть порабощены, то есть принуждены поступать противно своей разумной воле.
Так это с отдельными людьми и то же с народами. Если бы двести миллионов индусов не повиновались бы власти, требующей от них участия в насилиях, всегда связанных с убийством: не шли бы в солдаты, не давали бы податей на дела насилия, не льстились бы на предоставленные им насильниками отобранные от них же выгоды, не повиновались бы вводимым среди них английским законам, то не только пятьдесят тысяч англичан, но и все англичане вместе не могли бы поработить Индию, если бы индусов было не 200 миллионов, а одна тысяча. Точно так же и с поляками, чехами, ирландцами, бедуинами и всеми покоренными народами. То же и с рабочими, порабощенными капиталистами. Никакие капиталисты в мире не могли бы поработить рабочих, если бы сами рабочие не помогали им, не содействовали своему порабощению.
Все это так очевидно ясно, что совестно говорить про это. А между тем разумно рассуждающие во всех других условиях жизни люди не только
