Маргарет Тэтчер - Великая. История «железной» Маргарет
Они остановили экспансию, которая давала советскому коммунизму психологический престиж исторической неизбежности, привели в действие внешнее давление на коммунистические режимы, сдвинувшее их с пути внутренних репрессий, и подбодрили пустившее ростки движение против коммунизма. Этот двойной итог, оживший Запад и диссиденты, ослаблял преимущества, которые Советы получили в Хельсинки в виде возросшей легитимности и западного признания.
Несомненно, самым важным заграничным путешествием, которое я совершила в 1975 г., возможно, самым значительным за все время моего пребывания на посту лидера оппозиции, была сентябрьская поездка в США. Я уже, конечно, знала кое-что о Штатах, любила и восхищалась тем, что знала. Это, однако, была моя первая возможность встретиться с ведущими политическими фигурами и сделать это почти на равных. Мне было обеспечено внимание прессы, пусть даже по той печальной причине, что акции Британии редко опускались ниже, чем тогда. Американские газеты, журналы и телепрограммы сосредоточились на падении британской экономики, увеличении влияния, расширении влияния социалистических тенденций и том, что воспринималось как крушение национальной самоуверенности. Помимо злорадства, проявлялась тревога, что Америку, тоже страдающую от глубокого кризиса, ставшего следствием вьетнамских проблем и уотергейтской травмы, может постичь та же судьба{ Такое освещение событий дала «Уолл-стрит джорнал» (20 августа 1975 г.). Оно начиналась так: «Вряд ли кому-либо сегодня надо говорить, что Великобритания это больная европейская страна. Везде, куда ни глянешь, полно проблем». Статья описывала падение производства, стремительную инфляцию, разорение предприятий, снижение уровня жизни. Автор статьи рассуждал: «Это все очень любопытно. Ибо Британия пришла в такое состояние не из-за поражения в войне, не из-за землетрясения, чумы, засухи или любой другой природной катастрофы. Гибель Британии – дело ее собственных рук. Она пришла в такое состояние из-за сознательной политики правительства и смиренного принятия ее народом».}.
Гордон Рис прилетел раньше меня в Нью-Йорк, чтобы организовать встречи с прессой. Перед моим отъездом из Лондона он позвонил и сказал, что первая речь, с которой мне нужно выступить в Нью-йоркском институте социоэкономических исследований, должна быть ударной бомбой. Я начала с того, что собрала американские комментарии о плачевном состоянии современной Британии и серьезно их проанализировала. Затем обратила внимание на то, что я называла «прогрессивным консенсусом, доктриной, согласно которой государство должно активно и по всем направлениям добиваться равенства, в частности в обеспечении благополучия и перераспределении доходов». Затем следовал детальный анализ результатов этой политики в виде завышенных налогов, подавленности частных предприятий, ограничения прибылей, обманутых инфляцией и негативными процентными ставками вкладчиков и неумолимого роста расходов в государственном секторе.
Меня немедленно раскритиковало лейбористское правительство за пренебрежительные отзывы о Британии за рубежом. На самом деле смысл моего послания Америке о Британии была озвученная надежда, что потенциал нации достаточно велик, чтобы справиться с последствиями социализма. Критика со стороны министра иностранных дел Дж. Каллагена немедленным эхом откликнулась в посольстве Великобритании, где я остановилась. Старший член штата посольства неодобрительно охарактеризовал меня в американской прессе. Между мной и Каллагеном произошел обмен резкими письмами, когда я вернулась в Англию.
Я использовала свою речь в Национальном пресс-клубе в Вашингтоне, чтобы подчеркнуть, что отказ от существующей социалистической политики позволит скрытым силам Британии обеспечить ей быстрое возрождение. Отказ общественного мнения от крайне левых позиций, объем наших энергетических ресурсов и сила нашего научного потенциала, доказанные семьюдесятью двумя Нобелевскими премиями, больше чем во Франции, Италии, Нидерландах и Бельгии, вместе взятых, – все это оправдывало долгосрочный оптимизм.
«Теперь, медленно, мы обретаем свой путь. Это правда, что сообщения о Британии до сих пор отображают серьезную ситуацию, и они правильно это делают. Но мы идем к переменам… Я вижу признаки того, что наш народ готов сделать трудный выбор, чтобы следовать по трудному пути. Мы все еще те же люди, что боролись за свободу и победили. Дух приключений, изобретательность, решительность все еще главные черты нашего характера. Возможно, сейчас Британия болеет, но ее тело крепко, и ее сердце и воля приведут нас к победе».
Во время моего визита в Америку я встретилась с ключевыми фигурами администрации Форда. Доктора Киссинджера я уже знала. Теперь я познакомилась с Биллом Саймоном, министром финансов, ориентированным на свободный рынок, который отказался от контроля заработной платы и цен, введенного при президенте Никсоне, и с чрезвычайно опытным Джеймсом Шлезингером, министром обороны, главным американским противником разрядки международной напряженности.
Я была принята самим президентом Фордом{ Форд Джеральд Рудольф, при рождении его звали Лесли Линч Кинг-младший. Но в раннем детстве после развода родителей он был переименован в честь отчима и получил его фамилию; (1913–2006) – 38-й президент США с 1974 по 1977 год от республиканской партии. (Прим. ред.)}. Это был высокий дружелюбный человек, который неожиданно заняв высшую должность, к своему собственному удивлению и к удивлению прочих, начал входить во вкус этой роли. Он собрал или унаследовал талантливую команду и уже продемонстрировал европейцам, что продолжит выполнять обязательства Америки по обеспечению их безопасности, вопреки всем беспорядкам во внутренней политике.
Он обладал тем, что на современном политическом языке называется «запасная пара рук». Он не был человеком, способным бросить вызов традициям, которым, как я была убеждена, бросить вызов было необходимо. Но он сумел помочь Америке излечить раны Уотергейта. После трудного периода, когда Форд извинил Ричарда Никсона, удача, казалось, вернулась к его администрации, и его необъявленная претензия выставить свою кандидатуру от республиканцев противостояла эффективной кампании губернатора Рональда Рейгана. Казалось, у президента Форда велики шансы на переизбрание. Я уехала, надеясь, что он будет переизбран.
Вернувшись в Лондон, я обнаружила, что освещение в прессе моей поездки в Америку изменило мою политическую репутацию. Помог даже гнев Лейбористской партии. Ведь чем большее внимание было обращено на мои аргументы, тем серьезнее они воспринимались. Я также вскоре осознала, что изменилось отношение ко мне и среди высших эшелонов Консервативной партии. Люди, которые воспринимали мое присутствие на посту лидера как временную удачу, вынуждены были задуматься. Дело было не только в том, что я была серьезно встречена некоторыми из самых влиятельных фигур свободного мира; предупреждения, которые я сделала в моей речи о Хельсинки, теперь выглядели менее эксцентричными и более провидческими.
В конце сентября кубинцы начали ввод войск в Анголу. В декабре американский сенат отверг предложенную президентом Фордом политику обеспечения помощи антикоммунистическим силам Анголы и противостояния Народному фронту освобождения Анголы. Все Рождество я думала и читала об этом и решила, что подготовлю еще одну речь.
На этот раз я решила соблюсти условности и сказала Реджи Модлингу о своем решении. В доказательство своего беспокойства по этому поводу Реджи пошел так далеко, что предложил мне черновик. К сожалению, как мог бы сказать Дэнис, «он был так слаб, что не содрал бы и кожицу с рисового пудинга». Боб Конквест к тому моменту уехал в институт Гувера в Калифорнии, так что я попросила Роберта Мосса помочь мне. Редактор раздела иностранных событий «Экономиста», эксперт по безопасности и стратегическим вопросам, один из основателей Национальной ассоциации свободы, организованной для борьбы с профсоюзами, и прирожденный автор романов-бестселлеров, Роберт оказался идеальным выбором.
Речь, которую я произнесла в понедельник 19 января в здании кенсингтонского муниципалитета, касалась тех же вопросов, что и прошлогодняя моя речь в Челси, но была сконцентрирована на вопросах обороны и содержала более резкие выражения по поводу советской угрозы. В ней лейбористское правительство обвинялось в «разрушении нашей обороноспособности в момент, когда стратегическая угроза Британии и ее союзникам со стороны экспансионистской силы была серьезнее, чем когда-либо со времен окончания последней войны».
Я указала на дисбаланс между силами НАТО и Варшавского Договора в Центральной Европе, ибо последний превосходил нас на 150 000 человек, почти 10 000 танков и 2600 самолетов. Но я подчеркнула, что западная защита не может ограничиваться одной лишь Европой: линии снабжения НАТО тоже должны быть защищены. Это означало, что мы не можем игнорировать то, что силы, поддерживаемые Советским Союзом, делают в Анголе. Если им позволить реализацию их планов там, они могут решить, что такой опыт можно повторить где-нибудь еще.
