Юрий Орлов - Прокуроры двух эпох. Андрей Вышинский и Роман Руденко
Михаил Петрович Маляров родился в 1909 году на Украине, в городе Гадяч Полтавской губернии в семье безграмотного рабочего-портного. В 1917 году он начал посещать церковно-приходскую школу, но через несколько лет учебу оставил из-за отсутствии средств. В 1923 году пошел работать по найму, был портным вначале в Гадяче, а затем на швейной фабрике в Харькове. В 1930 году поступил во Всеукраинский коммунистический институт советского строительства и права. После окончания его стал политинспектором Харьковского областного отдела исправительно-трудовых работ, а в 1935 году был призван в Красную армию, однако прослужил в армии менее года и в 1935 году получил должность военного следователя в Житомире. В последующие годы был военным следователем военной прокуратуры погранвойск в Туркменской ССР, военным прокурором 4-го отдела Главной военной прокуратуры. Во время Отечественной войны занимал должности военного прокурора мотострелковой дивизии, заместителя военного прокурора и военного прокурора армии. После войны он возглавил 3-й отдел 1-го управления Главной военной прокуратуры, был военным прокурором советской военной администрации в Германии, Ленинградского военного округа, некоторое время служил в КГБ, а затем вернулся в Главную военную прокуратуру, вначале старшим помощником прокурора, а затем военным прокурором Южной группы войск и Московского военного округа.
В характеристиках и аттестациях Малярова неизменно отмечался его высокий профессионализм, служебная хватка, твердость в отстаивании своего мнения. Но в то же время подчеркивалось, что он был «самолюбив и обидчив, слегка вспыльчив». Были сигналы о том, что работая начальником 3-го отдела Главной военной прокуратуры и выступая по делам на заседаниях Военной коллегии Верховного суда он ведет себя иногда нетактично, грубит членам коллегии, «отстаивает свои явно неправильные предложения по кассационным делам». Автор «анонимки» (письмо не было подписано, но тогда они все-таки проверялись) считал, что Маляров «не соответствует занимаемой должности и подлежит снятию с работы». Между тем проверка показала, что эти выводы неправильны. О Малярове хорошо отзывался председатель Военной коллегии Ульрих (его похвала сейчас звучит зловеще), а также члены коллегии Матулевич, Дмитриев и другие. Чем же был недоволен автор, не подписавший письмо? Оказывается, Маляров предложил Военной коллегии прекратить дело в отношении Еремина, обвиненного по статьям 58-1 «б» (измена Родине, совершенная военнослужащим) и 58-14 (контрреволюционный саботаж), караемые высшей мерой наказания, в связи с недоказанностью обвинения. Коллегия на это не пошла, но срок наказания снизила до 5 лет. В другой раз Маляров настаивал на прекращении уголовного дела по указанным выше статьям в отношении Буряка, и Военная коллегия с ним согласилась. Учитывая, что эти события относились к 1945—1946 гг. следует признать, что Маляров достаточно мужественно отстаивал свое мнение.
Приведем свидетельство Тюрина из его книги «40 лет в Прокуратуре СССР»: «К Малярову в аппарате было разное отношение. Его «свободную» речь не раз останавливал Руденко. Так, когда он однажды на заседании коллегии, выражая неудовольствие устаревшей, по его мнению, прокурорской формой, назвал ее «устаревшими штанами», Руденко его оборвал и заметил, что это государственная форма и о ней надо говорить с уважением.
Многие в аппарате были недовольны его твердостью и категоричностью в принятии решений, частым несогласием с мнениями и заключениями по конкретным делам, отказам подписать проект протеста и т. д. Но я к этому относился с пониманием. Он — руководитель, имеющий право по закону принимать решение, и если он его принял, то это его дело и его право. Он берет на себя ответственность за принятое решение. Важнее было другое — он никогда не отказывался от принятого решения и, что очень важно, свое решение фиксировал письменно».
Как сложилась бы дальнейшая судьба Руденко, да и Малярова, которого явно прочили на его место, сказать трудно. Только в 1964 году события резко изменились. 19 октября трагически погиб Миронов, а за несколько дней до этого, 14 октября на известном заседании Пленума ЦК партии был освобожден от должности первого секретаря ЦК Н. С. Хрущев. Центральный Комитет компартии возглавил Леонид Ильич Брежнев, с которым у Руденко были неплохие отношения. По словам Теребилова, Руденко «симпатизировал Л. И. Брежневу за его внешне демократическую манеру общения».
Маляров прослужил в должности первого заместителя Генерального прокурора СССР десять лет и, пройдя школу Руденко, многому научился у него. В 1965 году он стал кандидатом юридических наук.
Глава шестая
«Жестокий демократ»
Владимир Иванович Теребилов, по доброму относившийся к Роману Андреевичу, вспоминал: «Безусловно умный, осторожный, дипломат до мозга костей, Руденко настойчиво стремился выглядеть демократом и, наверное, хотел быть таким. Однако жизнь, обстановка нередко требовали твердости и даже жестокости. Вот таким «жестоким демократом» он и был».
Да, действительно, в то время руководитель любого государственного органа был поставлен в такие условия особенно в вопросах, которые не очень-то вязались с установками партии и правительства, иногда шли с ними вразрез. Инакомыслие тогда, если сказать мягко, не поощрялось.
Сошлемся снова на воспоминания Теребилова. Он отмечал, что 1961—1964 гг., то есть последние четыре года «правления» Хрущева, были для юристов «не из легких». Своеобразный характер Никиты Сергеевича сказывался и на судебной работе. Вначале была жесткая установка на прекращение уголовных дел с передачей виновных на поруки общественным организациям и трудовым коллективам даже за серьезные преступления, а потом, когда произошел всплеск преступности, была дана команда изменить судебную практику и, «как образно выразился Хрущев, «свернуть хулиганов в бараний рог». За некоторые преступления в начале 60-х годов была восстановлена и смертная казнь. Причем, применялась она не только с грубыми нарушениями Конституции, но и с нарушениями других законов. Самыми характерными были беззакония, допущенные по двум нашумевшим делам: Рокотова и Нейланда. Как Генеральный прокурор Руденко при рассмотрении таких дел явно спасовал перед неудержимым напором первого секретаря ЦК Хрущева.
Суть этих дел была довольно проста. Рокотов и компания длительное время занимались валютными махинациями. В те годы любые противозаконные операции с валютными ценностями признавались преступными и карались длительными сроками лишения свободы. Изобличенные в совершенных преступлениях, Рокотов и его соучастники предстали перед судом, который и приговорил их к длительным срокам лишения свободы. Казалось бы, на этом можно поставить точку. Чекисты сработали четко, валютчики, как тогда называли лиц, манипулировавших долларами, марками и фунтами стерлингов, получили по заслугам. Зло наказано.
Однако такой итог судебного заседания не устроил Хрущева. Наверное, по чьему-то наущению он приказал подготовить указ Президиума Верховного Совета, который бы предусматривал за незаконные валютные операции в качестве меры наказания смертную казнь. Ну что ж, право дать такое поручение он имел. Но потом началось непредвиденное. Указу решили придать обратную силу, то есть распространить на деяния, совершенные до его принятия. Именно по этим основаниям приговор суда в отношении Рокотова и других был отменен, и дело слушалось повторно. На этот раз судьи знали, что делали и приговорили Рокотова к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение.
Второй случай, дело Нейланда, оказался еще более вопиющим, если вообще можно сравнивать приговоры, закончившиеся смертной казнью виновных.
В Ленинграде было совершено чудовищное по тем временам преступление (наверное в наши дни оно бы уже никого не удивило, настолько преступность стала агрессивней и безжалостней). Парнишка, которому не исполнилось еще и пятнадцати лет, убил своих родителей. За умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах могла быть применена смертная казнь, но только в отношении совершеннолетнего подсудимого. Чтобы обойти закон, по распоряжению Хрущева Президиум Верховного Совета принял указ, разрешавший, в порядке исключения, применение смертной казни к несовершеннолетнему. Кстати, Президиум, по просьбе следственных органов, в том числе и прокуратуры, в те годы допускал и другие отступления от закона. Разрешал, в частности, содержание обвиняемых под стражей сверх срока, установленного уголовно-процессуальным кодексом.
Об этих беззакониях Руденко был, естественно, хорошо осведомлен. Более того, именно он или лицо, исполняющее обязанности Генерального прокурора, мог войти с предложением в Президиум Верховного Совета.
