Герд Бухгайт - Абвер - «щит и меч» III Рейха
Большинство тайных служб подвержено искушению оценивать достоверность поступающих к ним различных сообщений со всех сторон сообразно с теми представлениями, которые они составили себе. Против такого подхода вряд ли можно возражать. Но он опасен, если застывает как штамп и заглушает то обостренное чувство разведчика, которое позволяет всякий раз улавливать непрерывные перемены в обстановке. Тем не менее верховное командование в Брюсселе провело нужные приготовления. Отпускников вернули в части, ввели «фазу Д» — предпоследнюю ступень всеобщей мобилизации. Несколько дивизий выдвинулись к границе. Но все эти меры не выходили за рамки поведения нейтральной страны. В соседних же Нидерландах всего лишь повысили бдительность, так что германский военный атташе полковник фон Паппенхайм мог с чистой совестью доложить в Берлин, что в Голландии никаких передвижений войск не происходит.
Хотя Остер действовал крайне осторожно, передавая голландцам устно сведения о сроках начала наступления, он не мог не учитывать, что его могут выследить в любой момент. Однако «Исследовательскому управлению» Геринга удалось подслушать телефонные разговоры Саса лишь в самые критические дни мая. Это «исследовательское» ведомство Геринга вовсе не было службой подслушивания ВВС. Скорее это была тайная техническая организация, которая в интересах Геринга вела наблюдение за всей проводной и радиосвязью как внутри Германии, так и за границей. В задачу этого ведомства, которое, как СД и абвер, было фактически третьей тайной службой, входили сбор и оценка политико-экономических сведений, интимных отношений сотрудников СД и гестапо. Известие о прослушивании телефонных разговоров голландского атташе Саса дошло и до ушей управления «Абвер/Аусланд». У Пикенброка и Бюркнера сразу возникло подозрение, что голландца проинформировал кто-то из сотрудников абвера. Пикенброк сразу предположил, что это дело Остера. Ситуация становилась критической и для Остера, и для Канариса после того, как один офицер из абвера-III в приватной обстановке услышал замечание некоего дипломата о том, что эти предупреждения исходят от Остера. Любопытно, что Канарис узнал об этих действиях Остера только в середине мая 1940 г. Об этом свидетельствуют настойчивые утверждения начальника разведцентра абвера в Анжере полковника Фрица Вебера. Канарис отнесся к этому крайне неодобрительно, но все-таки предпочел прикрыть своего подчиненного.
Каковы могут быть конкретные обвинения, выдвигаемые против Остера. если говорить о передаче сведений о сроках нападения, если они постоянно переносились? А за несколько дней до начала операции «Везерюбунг» (оккупация Дании и Норвегии) Остер сообщил своему приятелю Сасу, что Гитлер собрался напасть на Норвегию. Сас в ту же ночь (4 апреля) связался с датским военным атташе и предупредил его об угрозе немецкого вторжения. Но в Копенгагене к этому отнеслись несерьезно и в Осло это сообщение даже не передали[202]. А в конце апреля Остер с ведома и согласия генерал-полковника Бека поручил Мюллеру еще раз съездить в Рим и рассказать там своим доверенным лицам в Ватикане, что на государственный переворот рассчитывать уже нельзя и что наступление немецких войск вот-вот начнется.
В первых числах мая 1940 г. «исследовательское» ведомство Геринга перехватило две радиограммы бельгийского посланника в Ватикане своему правительству в Брюссель. Они были расшифрованы, и тут выяснилось, что бельгийский дипломат слышал о том, как какой-то прибывший в Рим немец говорил о предстоящем наступлении немецких войск. Канарис понял, что это был Йозеф Мюллер. Он вызвал его к себе и прямо спросил об этом. Мюллер ответил: «Я не знаю. Я должен еще раз выяснить в Риме, что там случилось»[203]. Адмирал поручил ему уладить это дело, и Мюллеру действительно удалось доказать, что сведения о намерениях немцев начать наступление исходили из окружения Риббентропа, стали известны итальянскому министру иностранных дел Чиано и распространились в итальянском высшем обществе. Доктор Мюллер составил подробный отчет об этом, и Канарис препроводил отчет в СД.
Сегодня мы знаем об этом больше. Сведения о предстоящем немецком наступлении на западе Чиано получил отчасти от рейхсляйтера Роберта Лея, а частично от самого Риббентропа. Эта неосмотрительная болтовня руководителя ГТФ (Германского трудового фронта) Лея была точнейшим образом передана итальянским МИДом англичанам[204]. В своем дневнике Чиано записал: «29.02.1940: Многие источники подтверждают, что Германия готовится к наступлению на Западном фронте. В окружении Геринга говорят о конце марта, т. е. о месяце, который в суевериях Гитлера играет большую роль». И еще одна запись: «10.03.1940: Риббентроп в Риме. Он довольно кичливо произносит следующее: «Через несколько месяцев французская армия будет уничтожена, а те англичане, что остались на континенте, попадут в плен».
Из дневника Йодля несомненно следует, что день начала наступления (10 мая) был окончательно назначен только вечером 7 мая. До этого ни в разговорах, ни в приказах высшего военного руководства никаких упоминаний о 10 мая не было. В этой связи заявление Жиля Перро в его книге «Секрет Дня G» о том, что доктор Мюллер информировал об этом дне бельгийского дипломата 1 мая 1940 г., не соответствует фактам[205].
И тем не менее приведенные аргументы не могут оправдать действия Остера. Даже с учетом того, что его предупреждения ни в малейшей степени не осложнили наступательные действия немцев и что вермахт не потерял ни на одного солдата больше тех потерь, которых и без того стоили кампании на севере и на западе. Но ведь он сознательно допускал излишние потери. И в его глазах это была жертва ради скорейшего окончания этой войны и спасения жизни миллионов людей. Для него война, которую Гитлер начинал против Норвегии, Дании, Бельгии, Голландии и Люксембурга, была несправедливой войной, нападением на мирные соседние народы, не давшие ему никакого повода для вступления в эту войну.
Восьмого апреля 1944 г. судьи полевого суда СС приговорили Остера за предательство к смертной казни. С формальной точки зрения совершенное им действительно выглядело как измена. Однако в действительности это было высшее проявление человеческого духа, который не может примириться с существующим строем.
Глава 12
«Бранденбуржцы»
О воинской части «Бранденбург» написано уже немало. Обычно ее именуют «Войсковой частью абвера для проведения диверсий и спецмероприятий». Однако столь же часты утверждения, будто Канарис под видом этого создал собственное «домашнее войско» в качестве зародыша «резервных формирований оппозиции». Но в таком виде «Бранденбург» не состоялся и в основном потому, что «отчаянные смельчаки и презирающие смерть сорвиголовы тогда еще в своем большинстве были прочно привязаны к гитлеровской идеологии»[206].
Первые задумки о формировании особой части в системе военной разведки, которая стала впоследствии столь знаменитой, относятся к 1938 г., а точнее — к периоду подготовки к оккупации Судетской области. Именно тогда один из активнейших офицеров абвера капитан Теодор фон Хиппель пришел к мысли создать небольшие подразделения из хорошо обученных разведчиков, которые в случае нужды могли бы, используя маскировку, забрасываться в тыл противника. Эту идею он вынес из опыта службы в германском экспедиционном корпусе генерала Леттова-Форбека в Африке в 1914–1918 гг. Такая боевая группа отважных и решительных «пропащих голов» должна была в гражданском платье или в форме войск противника просачиваться через линию фронта и, действуя впереди своих наступающих войск и сохраняя с ними тактическую связь, вести «свободную охоту», т. е. устраивать панику среди населения, проводить диверсионные акции, захватывать важные объекты и т. п.
Поначалу эта идея Канарису не понравилась. Он почувствовал в этом проявление каких-то «национал-большевистских тенденций». Это было явно несправедливо по отношению к Хиппелю, который исповедовал «социал-индивидуализм», считая это противовесом большевизму и полагая, что таким образом можно «из дуалистического мировоззрения выработать и усилить связующее религиозное начало»[207]. Канарис не хотел ничего и слышать об идеологической войне, но вместе с тем понимал, что Вторая мировая война потребует использования «невидимых бойцов». В конце концов он согласился проверить замысел Хиппеля на практике. По его приказу из судетских немцев были сформированы первые такие боевые группы. Эти люди сначала перешли через границу в Германию, были там обучены, вооружены стрелковым оружием и отосланы назад с заданием обеспечить захват важных промышленных и военных объектов перед самым началом военных действий. Сигналом для этого должен был послужить пароль, переданный одной из общегерманских радиостанций.
