Дмитрий Быков - Блуд труда
У нас сейчас вообще очень трудно возразить оппозиционеру: страшное клеймо «путинолиза» и «путиноида» наготове всегда. Поддерживая власть, лажаются даже самые умные и опытные авторы: нет традиции, что поделаешь. Привыкли поносить, а солидаризироваться и сочувствовать не умеем. Что, может быть, и справедливо, но уж очень безответственно: получается, что собственная незамаранность нам дороже всякого результата. Именно моя неприязнь к этой логике развела нас, допустим, с Юрием Щекочихиным в октябре 1993 года. Тот пресс-клуб помню очень хорошо. Щекочихин и Гутионтов еще в сентябре постулировали надсхваточную позицию, для меня всегда довольно сомнительную. Я в октябре 1993 года просил признать единственную вещь: да, танки – это отвратительная, крайняя мера, нелепо ее поддерживать, танки не нуждаются в солидарности и поддержке… Но признайте честно: эти танки защищали нас всех – вас, меня… И мы, пресса ельцинских времен, многое сделали для того, чтобы они пошли. Признайте эту ответственность и не делайте власть единственной виновницей происходящего! Андрей Синявский, который из рук этой власти не ел, имеет полное моральное право ее осудить. Он – но не мы, чью свободу она гарантировала. Тогда эту позицию одобряли, прямо скажем, немногие. Потом некоторые одумались. Но Щекочихин и поныне не считает себя ответственным ни за одну национальную трагедию – пафос праведного обвинения, пафос белых одежд звучит в каждой его строке. А ведь дух «Новой газеты» определяет именно он. Да еще Станислав Рассадин, которому давно уже решительно нечего продемонстрировать, кроме зубовного скрежета – бессмысленного, бессвязного и беспощадного. Но пожалеем его прошлые заслуги в деле популяризации драматургии Пушкина…
Что говорить, подлинность боли у очень многих авторов «Новой» – бесспорна. Но без этой гражданской боли, без все новых и новых поводов к ней эти люди уже не могут – она сделалась их наслаждением, призванием, основой их существования. Их оправданием, грубо говоря. Ибо не имея ни мировоззрения, ни позитивной программы, ни собственной концепции истории,- эти люди добирают за счет пафоса. Мы не знаем, как надо! Какое нам дело! Мы знаем только, что так – нельзя! И, Боже, как предсказуемы, как невыносимо банальны все разговоры этих людей об истинных ценностях! Ценности неизменны: авторская песня, подвижничество, Искандер, Битов, Шевчук… В «Новой газете» крайне трудно встретить действительно нестандартную точку зрения и действительно свежий взгляд – особенно если речь идет об искусстве, которое здесь тоже глубоко идеологизировано. Духовная оппозиция в чистом виде. Но и «Завтра» так не кричала о своей духовности…
Впрочем, есть еще одно сходство. Сквозным персонажем Проханова является честный спецслужбист, матерый, отлично подготовленный вояка, мучающийся от своей ненужности. В органах очень много честных людей. Эти настоящие люди – любимые герои «Новой газеты». Безымянные герои. Это они передают бесчисленные пленки с прослушкой, организуют утечки сверхсекретной информации и подходят на улице, чтобы тихо, незаметно пожать руку. И поблагодарить со слезами на глазах. За газету. Честную.
Тут нет никакого намека на спецслужбистское происхождение ряда публикаций, Боже упаси. Тут скорее отражение некоей религиозной идеи, мечты о настоящих, глубоко законспирированных союзниках… Мы-то, профессионалы, прекрасно знаем всю правду об этих честных чекистах, болеющих за страну и передающих пленки. Они же во многие газеты ходят, но не везде у них берут… Но тут дело не в чекистах, а в мечте, в фантазии, в которую ее авторы почти верят. Где-то есть Настоящий Честный Служака. Чрезвычайно советский образ. Впрочем, разве не из «Комсомолки» советских времен, не из «Алого паруса» пришел этот фальшиво-доверительный стиль, этот надрыв? Эта нелюбовь к отличникам и любовь к беспризорникам? Последнее вполне понятно, новаторы тоже предпочитают работать с беспризорниками – их гораздо проще оболванить, нежели детей из благополучных семей. И любимый читатель «Новой газеты» – тоже в некотором смысле беспризорник, растерявшийся, деклассированный, обиженный и озлобленный на весь свет… Все виноваты в том, что он такой, все! Этого читателя «Завтра» передала «Новой», которая на глазах становится образцом маргинальности.
Ах, господа, мне ли не понимать, как я выгляжу в глазах известной части публики, говоря все это. Печатаясь в пропутинском «Огоньке», ругать оппозиционную прессу, которая и так рискует,- прессу, которую одну только и можно читать на фоне сплошной сервильности… Сразу снимем последнее возражение: читать ее, оппозиционную, давно нельзя. И скучно, и опасно: заразительно. Надоело смотреть, как люди ничем не брезгуют, как трут глаза луком, как напрашиваются на геройский финал – напрашиваются, впрочем, вполне безуспешно. Что касается «Огонька», так ведь в августе-ноябре 1999 года печатать там антилужковские и антигусинские тексты было поопасней, чем сегодня кропать антипутинские. И по Путину, и по культу Путина я там прохаживаюсь вполне себе спокойно, когда того хочу,- никто покуда не цензурировал. А вот в «Новой газете» запретные темы и запретные взгляды есть. И не думаю, что Борис Кагарлицкий с его довольно сложной биографией и эволюцией может выглядеть персонажем более белоснежным, нежели его коллега политолог Павловский…
Возможно, и не стоило бы писать всего этого,- если бы не становился на глазах воплощением банальности и претенциозности талантливый Муртазаев. Если бы редактором отдела культуры не числился один из моих любимых поэтов Олег Хлебников. Если бы все эти девушки с горящими глазами не были, в сущности, очень хорошими девушками с искренней готовностью к самопожертвованию. Беда в том, что именно такие хорошие девушки ровно с такой же логикой впоследствии внесли существенный вклад в события семнадцатого года – и построили на свою и нашу головы такую систему, против которой было уже не пороптать. Если им самим действительно хотелось красивой гибели, то не стоило, вероятно, решать за остальных… Я это не к тому что Путин скоро обольшевеет окончательно. Я это к тому, что именно его обольшевение и является конечной целью его врагов. Вспомните, как воспрял Явлинский, когда закрывали НТВ. Другого шанса стать народным героем ему не представится…
Не люблю борцов. Не люблю честных, чистых и порядочных людей, кричащих на весь свет о своей честности, чистоте и порядочности. Ненавижу сам феномен априорной правоты – феномен сугубо сектантский и оттого чрезвычайно соблазнительный. Легко у нас быть правым-то. Вот почему я никогда и ни перед кем не хочу быть прав. Будить мысль, заставлять спорить, нарушать единообразие – ради Бога. Но только не обеспечивать себе моральную безупречность.
Потому и написал в этот раз про «Новую газету», а не про что-нибудь безобидное вроде свежеизданных книжек.
2000 год
Дмитрий Быков
«Мы так любили друг друга»
На протяжении всего 1994 года эти люди были самыми популярными в стране. Популярнее Ельцина, Зюганова, Пугачевой и Сташевского. Им достался весь спектр русской славы: раздражение, ненависть, слепое доверие. Если бы им вздумалось запеть (а такая попытка имела место), они превратились бы в русских «Битлз». Так и вижу эту группу: вместо ливерпульской четверки – московская девятка. Экскаваторщик с женой и братом, старосветские супруги-пенсионеры, неунывающие студенты-молодожены и одинокая женщина, влюбленная в подводника. Заметим, что тема субмарины возникает и там, и тут.
Их реплики входили в обиходную речь, звучали в застолье и в постели, становились темой для анекдотов (ибо темой анекдота в России может стать только то, что совсем достало: КПСС, новые русские или реклама). А особенным шиком было после каждой пафосной или мрачной реплики оппонента добавлять:
– АО «МММ»!
На их долю выпало и забвение, столь же стремительное, как крах последней русской утопии. Но народ кое-что уже мерекал и понимал, что винить их не стоит. Как-никак благодаря феноменальной одаренности своего режиссера, звезды казахской «новой волны» Бахыта Килибаева, они подарили стране единственный настоящий миф за все последнее время. Эти люди, не будучи подводниками и экскаваторщиками в реальности, сами настолько типичны для своего времени и места, что судьбы их годились бы для самостоятельного сериала.
Только одного атрибута славы не выпало на их долю: по условиям контрактов им запрещено было давать интервью. Теперь – можно.
Я намеренно обошел вниманием Владимира Пермякова – Леню Голубкова, чья судьба более-менее известна благодаря его книге. Он продолжает эксплуатировать имидж, рассказывает анекдоты о Лене, выступает с ними на сцене и в застольях. Не стал я встречаться и с его экранной женой – Еленой Бушуевой, чей тяжелейший характер давно поставил ее вне актерской группы «МММ». Такие жены нам не нужны.
