Борис Миронов - Черная мантия. Анатомия российского суда
Точилин отвечал быстро, обезоруживая защиту своими бесчисленными «это не ко мне». Но все же на некоторые вопросы не отвечать он просто не мог. Подсудимый Александр Найденов стал уточнять: «Осколочные повреждения у БМВ Чубайса локализованы в правой передней двери, в правой части капота и справа в лобовом стекле. Возможно ли сделать вывод, что взрыв осколочного заряда относительно корпуса БМВ был справа и спереди?»
Судья почему-то, на всякий случай, очевидно, снимает вопрос. Найденов тут же уточняет: «Вы подтверждаете, что осколочные повреждения БМВ локализованы в правой части?»
Точилин вынужденно кивает: «Да».
И тогда Найденов буквально припирает его к стене: «Как Вы можете объяснить тогда, что «повреждения на заднем стекле БМВ образованы осколками от взрывного устройства», как Вы пишете в своей экспертизе?»
Точилин растерянно: «Ну-у, максимальное количество повреждений локализовано в указанной области — справа спереди…».
Найденов наступает с неопровержимым: «А как могли они образоваться в задней части? Могли ли подобные повреждения быть образованы механическим путем в результате удара кувалдой, например?»
Точилин: «Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Удар кувалдой тоже не относится к моей компетенции, поэтому я не знаю, какие там образуются повреждения».
Впрочем, главное, чрезвычайно важное для защиты, экспертами было уже сказано. Еще раз: строчка следов на капоте БМВ Чубайса — след автоматной очереди. А потому стало очевидным на суде, что автомашину Чубайса, его бронированный БМВ обстреляли, когда БМВ стоял, а не двигался со скоростью 60–70 километров в час, как утверждают свидетели обвинения. При движении автомашины с указанной скоростью пуля от пули ближе полутора-двух метров не ложится. Какая там ровная строка! Дальше, эксперт-баллистик Степанова и эксперт-взрывотехник Точилин подтвердили, что осколки взрывного устройства не могут самовольно, как им вздумается, облетать препятствия на своем пути, чтобы избирательно попадать в нужную цель. Так что чудо с автомашиной ВАЗ, не тронутой ни осколками, ни пулями, в отличие от прикрытого ею БМВ Чубайса, так и осталось необъясненным. Зато стало понятным, что многие из сверхъестественных повреждений броневика Чубайса могли образоваться механическим путем, от той же кувалды, например. Чтобы убедиться в обратном, нужен следственный эксперимент, но от БМВ Чубайса, как вещественного доказательства, давным-давно след простыл. Отремонтировали и спешно продали.
Прокурор как «детектор лжи» (Заседание сорок первое)
Чтобы узнать, правду ли вещает человек, используют «детектор лжи». Сообразительная чудо-техника фиксирует реакцию испытуемого на вопросы, изобличая его волнение в учащенном сердцебиении или повышенной температуре тела. В общем, волнуется человек — значит, виноват. Потеет или дрожит — точно врет. Технику не проведешь. Когда испытанию на правду подвергаются подсудимые или их свидетели, «детектором лжи» в судах трудится прокурор. Задавая вопросы, прокурор цепко выслеживает не столько суть ответа, сколько выражение лица, вибрацию голоса отвечающего, а уж испарина на лбу пытаемого без фиксации недремлющим зорким оком прокурора точно не останется.
Прокурора в роли «детектора лжи» мы наблюдали на очередном заседании, когда перед присяжными предстали свидетели алиби подсудимого Александра Найденова.
В зал вошел Валентин Иванович Жуков, работавший в 2005 году сторожем садового товарищества МГУ возле станции Гжель, где находится дача Найденовых.
Адвокат Котеночкина: «17 марта 2005 года Вы работали?»
У Валентина Ивановича оказался скрипучий, немощный голос: «Работал, дежурил. Заступил около восьми часов утра, наколол дров, пошел в обход. Мне навстречу идет Александр Найденов. Я его спросил: далеко ли путь держишь? Он говорит: иду в сторожку насчет чистки снега. Я ему: насчет чистки снега надо позвонить председателю. Мы пошли в сторожку, я позвонил председателю, передал трубку Саше. Они договорились».
Котеночкина: «Во сколько это было?»
Жуков: «Около десяти, может, чуть позже».
Котеночкина: «Нашел Александр трактор? Дорогу-то чистил?»
Жуков: «Да, чистил».
Котеночкина: «Потом Вы Найденова видели?»
Жуков: «Днем — нет, я пошел на обход».
Котеночкина: «А вечером видели Найденова?»
Жуков: «Вечером было. В начале одиннадцатого. Смотрю: свет фар. Из машины вышел Александр и сказал: открывай. Я открыл, и он к себе на участок поехал».
Подсудимый Найденов: «Вам знакома Зырянова Валентина Михайловна?»
Жуков: «Да, конечно. Она, кстати, подходила ко мне в этот день. Подошла с претензиями, почему ты не захватил ее на станцию».
Найденов: «Она говорила: видела меня в этот день или нет?»
Жуков: «Говорила, что видела».
Адвокат Першин: «Почему Вы запомнили, что это именно 17 марта было?»
Жуков: «Я 17 марта дежурил. Я все свои дежурства помню».
Найденов, упреждая прокурора: «Я Вас просил обеспечить мне алиби в суде?»
Жуков машет рукой: «Какое алиби! Я тебя тогда последний-то раз и видел».
Прокурор начинает с каверзного: «Объясните: что такое алиби?»
Жуков: «Ну, непричастность, я так понимаю. Литературу читаю…».
Прокурор: «Почему Вы связываете эти события с 17 марта 2005 года?»
Жуков: «Да если честно я и забыл, это мне Николай Павлович, председатель наш, напомнил: ну, Валентин Иванович, ты же 17-го дежурил! Вот поэтому я 17 марта теперь и не забуду».
Прокурор не верит, это написано у него на лице: «Но Вы же кроме этого дня еще дежурили в какие-то дни. Так почему именно с 17-м марта, а не с каким-то иным днем Вы это событие связываете?»
Жуков твердо: «Ну, потому что мне напомнил Николай Павлович. Да, я забыл еще сказать, что в тот день в часов десять вечера включил телевизор и вижу — покушение на Чубайса. Он мне об этом и напомнил».
Прокурор, пристально вглядываясь в свидетеля: «Когда Вы последний раз видели Найденова на даче до 17 марта?»
Жуков не тушуется: «Ой, не могу Вам сказать. Вот в ноябре, когда они за продуктами ездили. И по смене мне, бывало, передавали, что он здесь. А чего я его должен видеть? Мои обязанности — не за ним следить. Бывало, свет горел у них, и дом топили — дым видно было».
Прокурор пробует зайти с другой стороны: «А после 17-го марта Вы в какое время видели Найденова?»
Жуков помнит: «Он 18-го утром на машине выезжал со своего участка. Идет машина, фары прямо в окно светят. Я вышел, открыл ворота и все».
Прокурор оглашает сообщение районной гидрометеорологической службы города Домодедово о состоянии погоды в районе поселка Гжель в марте 2005 года. Закончив читать нудный отчет метеорологов, прокурор язвительно обращается к старику: «Осадков выпало не так уж и много. Так была ли необходимость чистить снег?»
Жуков возмущенно: «Необходимость была в том, что был снег! Что за метеослужба такая?! Где-то под Домодедовом! Это ж все равно, что под Саратовом! Деревенскую жизнь надо знать. В одной деревне нет снега, а в другой, рядом — намело! С 10 февраля у нас не чистилось, ветер поднялся и дорогу замело. Деревенскую жизнь надо знать! Метеослужба!»
Разошедшегося не на шутку старика уговаривают успокоиться и отпускают.
Еще один свидетель алиби Александра Найденова — Андрей Александрович Зырянов. Ему около пятидесяти, он энергичен и улыбчив.
Спрашивать его начинает адвокат Котеночкина: «Зырянова Валентина Михайловна кем Вам приходится?»
Зырянов, погрустнев: «Это моя мама. Она умерла в 2006 году».
Котеночкина: «Что Вам известно о событиях 17 марта, связанных с проживанием Вашей матушки на даче в садовом товариществе МГУ?»
Зырянов: «Она дежурила на даче у знакомых, кормила собак у Трубиных с понедельника по четверг. 17 марта в четверг она вернулась в Москву. В тот день я с ней поконфликтовал. Она была в возрасте. На своих двоих до станции не очень-то походишь, ну и дачники ее подвозили. Часто говорила: вот меня Саша подвез, спасибо ему, какой молодец. А в тот день: вот, негодный, не подвез, мол, не могу. Мне бы промолчать. А я: он что тебе, обязан, что ли?.. Вот я и запомнил этот день по конфликту. Человека-то сейчас нет, а мы родителей потом вспоминаем с сожалением, что ругались с ними».
Прокурор не скрывает своей иронии: «Почему спустя пять лет Вы утверждаете, что это было 17 марта, а не 18-го?»
Зырянов: «17 марта. Когда объявили об аресте, я еще у матери спросил: ты ничего не напутала? Тебя действительно Сашка не подвез? — Да что ты пристал, — она говорит, — так и было».
Прокурор: «А когда у Вас впервые спросили про 17 марта?»
Зырянов: «Впервые я сам себя спросил, когда через три недели объявили, что Найденов причастен к покушению. Вот я и совместил эти события».
Прокурор: «Откуда Вам стало известно о причастности Найденова к покушению на Чубайса?»
