Валентин Зорин - Мистеры миллиарды
Вспоминая те дни, Эдвард рассказывает об эпизоде с лыжным трамплином. На первый взгляд эпизод вполне малозначителен, но в нем проглядываются уже тогда начавшие обнаруживать себя качества, сделавшие последнего из братьев заметной политической фигурой Америки. В воскресный день младший Кеннеди приехал посмотреть прыжки с трамплина в одном из городков штата Висконсин.
— Мне никогда не приходилось прыгать с трамплина, — рассказывает Кеннеди, — и я решил подняться на его вершину, просто чтобы посмотреть оттуда на это красивое зрелище. Внезапно я услышал, как диктор объявил по радио: «На трамплине находится младший брат кандидата на пост президента Эдвард Кеннеди. Если мы ему похлопаем, может быть, он совершит свой первый прыжок». У меня похолодела спина. Первым моим движением было поскорее уйти отсюда. Но испугался, что подведу брата. И, махнув рукой на все, я нацепил лыжи, и, зажмурившись — будь что будет, — прыгнул».
В 1962 году, когда Джон находился уже в Белом доме, а второй из братьев занимал пост генерального прокурора, министра юстиции, Джозеф Кеннеди решил, что его младший сын должен получить свою долю политического пирога, и объявил на семейном совете, что Тэд будет бороться за освобожденное Джоном место сенатора от Массачусетса. Надо сказать, что это решение не вызвало тогда особого восторга старших братьев. Уж слишком смахивало оно на доходящую до неприличия семейственность. И без того враги и завистники президента муссировали слухи о том, что Америке-де грозит создание правящей династии. «Претензия Тэдди на место в сенате в возрасте 30 лет, — писала в те дни «Нью-Йорк тайме», — считается многими публичным оскорблением, фанфаронством и самонадеянностью. Похоже, что это в конце концов будет стоить президенту в сенате потери голосов больше, нежели Тэдди сможет когда-либо возместить ему».
Но старик был упрям, да и младший из братьев, не отличаясь политическим смирением, отнюдь не выказывал желания обретаться в тени старших. Одним словом, президенту пришлось уступить.
И вновь клан Кеннеди взялся за политический бизнес. Основным организатором кампании молодого Кеннеди — ни Джон, ни Роберт в силу их официального положения не могли в открытую агитировать за брата — стал Стивен Смит, муж Джин Кеннеди, которому старый Джозеф разрешил на это время отложить в сторону руководство семейными деловыми компаниями.
Бывают в жизни ситуации, которые, придумай их драматург для своей пьесы, были бы названы критиками «нарушением жизненной правды». Политическая история «клана Кеннеди» тем не менее наполнена такими будто бы искусственно сконструированными драматическими ситуациями. Одна из них, правда на сей раз более забавная, нежели драматичная, имела место и в этой кампании. Противником Эдварда Кеннеди на выборах в сенат был политик по фамилии Лодж, — не случайно эта кампания получила наименование «битвы династий», — династии Лоджей и династии Кеннеди.
Богатейшее бостонское семейство Лоджей уже в течение нескольких поколений поставляет руководящих деятелей для Вашингтона, иллюстрируя один из излюбленных тезисов американской пропаганды об отсутствии в Америке потомственной аристократии. Еще в 1916 году дед Эдварда Джон Ф. Фитцджеральд, по кличке «милашка Фитц», потерпел поражение от Генри Кэбота Лоджа-старшего. Как мы уже говорили, в 1954 году Джон Кеннеди взял реванш, отняв сенаторское кресло у сына Лоджа-старшего — Генри Кэбота Лоджа-второго.
И вот теперь представитель третьего поколения Лоджей, 35-летний Джордж Кэбот, сын Лоджа-второго, противостоял младшему из Кеннеди. И снова победа была за Кеннеди, которые повели в этой игре со счетом 2:1. Комментируя исход выборов в Массачусетсе, журнал «Тайм» писал в те дни: «Поддерживаемый отцом и его огромными богатствами, имея за спиной брата президента, Эдвард наилучшим образом использовал имя Кеннеди, внешность Кеннеди, манеры Кеннеди. Но только этих качеств было бы недостаточно.
Эдвард победил, потому что он осуществил кампанию, не имеющую себе равных по энергии, напору и целеустремленности». Уроки, полученные в политических кампаниях брата, даром не прошли.
Но хотя молодой соискатель высоких постов продемонстрировал все эти качества, сенат встретил его с неприязнью.
Настороженность и неприязнь сенаторов, в основном разменявших уже пятый, шестой, а то и седьмой десяток и с недоверием взиравших на неприлично, с их точки зрения, молодого коллегу, появившийся на Капитолии Эдвард стремился рассеять подчеркнутой почтительностью к старшим, тем, что злые на язык столичные журналисты окрестили «удивительным для Кеннеди политическим смирением». Неукоснительно соблюдая традицию, по которой начинающих сенаторов видят, но почти не слышат, Кеннеди расчетливо и дальновидно никоим образом не давал почувствовать коллегам своего особого положения президентского брата, в любую минуту вхожего в Белый дом.
За годы пребывания в сенате Эдвард Кеннеди выступал не часто, избегая при этом наиболее острых вопросов, предоставляя то, что на вашингтонском политическом жаргоне именуется «горячими картофелинами», перекатывать в ладонях Роберту. В то же время в редких, тщательно подготовленных выступлениях он проявил себя незаурядным оратором, обладающим изысканным стилем, остроумием и гарвардски-аристократическим изяществом. Законопроекты, разработанные им или при его участии, были сочтены коллегами продуманными и взвешенными.
Одним словом, ледок недоверия в годы пребывания на Капитолии расчетливым поведением, лукавым нефамильным смирением, обнаружившимся у него умением ловко плести интригу, сохраняя при этом наивно-простодушный вид доброго малого, Эдварду Кеннеди удалось сломить, оттенок очевидной семейственности развеять, показав, что он ничуть не хуже других ориентируется в зигзагах вашингтонского политического лабиринта.
«Не хуже других», с точки зрения столичных завсегдатаев, — это и хорошо и плохо. Хорошо потому, что не вызывает зависти у ближних, отнюдь не приходящих в восторг от чьего-либо превосходства. Плохо потому, что это еще недостаточный аргумент для выдвижения рядового и ничем не выдающегося сенатора на высший государственный пост в стране. Но тут-то на помощь и приходит политическая инерция, гипноз имени Кеннеди.
Эдвард Кеннеди не проявил пока особенно ярких качеств, присущих его старшим братьям, напора и бесподобной самоуверенности Джозефа, успевшего, несмотря на свою молодость, мимолетным пребыванием на политической арене привлечь внимание и вызвать неприязнь самого Рузвельта; интеллекта и незаурядности Джона; рукастости и динамизма Роберта. Он более обтекаем, внешне более обыкновенен. Что кроется за этим?
Посредственность или свойственные ему в большей степени, нежели его братьям, выдержка и аристократизм семейства Фитцджеральдов, почерпнутые у отца воля и напористость, помноженные на выдержку и сильный характер, диктующие именно такую линию поведения?
И у той и у другой версии имеются свои сторонники. Одни говорят об Эдварде как о человеке, не располагающем особыми качествами, которые были присущи его братьям, другие же, наоборот, склонны утверждать, что он наиболее сильная личность кеннедиевского клана.
Если опираться на собственные впечатления, то мне представляется, что ближе к истине те, кто придерживается второй версии. Не берусь утверждать, что Эдвард сильнее своих братьев, но, что это опытный, ловкий политик, обладающий большой выдержкой и многими качествами, делающими его безусловно заметной фигурой на вашингтонском политическом небосклоне, не вызывает сомнения.
Ныне это уже не начинающий деятель, полагавший, что достаточно пересилить страх и прыгнуть на лыжах с трамплина, чтобы обеспечить аплодисменты и политический успех, а быстро созревший в трудной борьбе деятель, умеющий прятать свои чувства, наносить удары и, что особенно важно для американского политика, стойко переносить их.
Высокий, атлетического сложения, неестественно прямо держащийся — следствие корсета, который он вынужден носить после авиационной катастрофы, — предпочитающий темно-синие пиджаки, несколько скрадывающие все еще мешающую ему молодость, ранняя седина на висках — таким я увидел Эдварда Кеннеди поздней осенью 1970 года.
Иногда он начинает во время разговора теребить свой пиджак — расстегивает и застегивает пуговицы на нем, точно так же, кстати, как это в минуту волнения делал его покойный брат — президент, но это, пожалуй, единственное, что выдает напряженность и нервозность, нарушая усвоенную сенатором ровную, спокойную, тщательно заученную манеру держаться. Во всяком случае, в последнее время мало кто решается утверждать, что единственным политическим достоинством сенатора от Массачусетса является его громкое имя.
Вопрос об индивидуальных качествах политика по имени Эдвард Кеннеди — это не частный вопрос — не вопрос, который касается только этого деятеля. Речь идет о проблеме, которая в предстоящие годы может представить и общественный интерес. До происшедшей летом 1969 года автомобильной катастрофы, когда машина, за рулем которой находился сенатор, свалилась с моста в реку, в результате чего погибла молодая женщина — бывший секретарь его покойного брата Роберта, — восхождение младшего из братьев Кеннеди на американский политический Олимп было беспрецедентно стремительным.
