Александр Силаев - Критика нечистого разума
В лучшем смысле
Одно официальное лицо говорит про другое, не менее официальное, в частной беседе.
— Знаешь, он пидар не только в лучшем смысле этого слова…
— А в лучшем — это как?
— В лучшем — это в медицинском. А в худшем — в переносном. А он в обоих.
Корень матерной силы
А вот если легализовать мат, совсем-совсем, сохранится ли вообще его очарование? Если в газетах можно будет писать не «плохо» и «хорошо», а «хуево» и «охуительно»?
В чем там сила слова? В недоверии к официальной лексике, к ее реальной выразительной силе. Дискурс сгнил, и если фраза «пользуется доверием в трудовом коллективе» звучит как редкая поебень и просто не хуя не значит, то, может быть, «заебательский чувак» — тот язык, на котором все-таки говорится правда?
Понятно, что правды таким образом становится, наверное, еще меньше. Как не прибавляется калорий от ароматизаторов пищи. А доверие к лексике, к ее выразительной силе — вот оно. Странно крыть слова «ты пидарас ебаный» фразой «ты подлец и мерзавец». Пидарас много сильнее мерзавца. Но сила там исходит из табуированности.
А если снять табу, то, может быть, испарится сила?
Хотя и в этом сценарии остается вопрос: сила-то испарится, но станет ли самих слов — больше или меньше после их девальвации? И люди будут сыпать «хуями» и «ебалами» без всякой необходимости. Жрать ложками соль, переставшую быть соленой. Как в анекдоте: изобрели безалкогольную водку, и вот в трезвяки стали свозить злых, трезвых, ничего не понимающих мужиков.
Так, наверное, еще хуже. А вот если все это просто канет, то хорошо. Но можно ли знать — заранее?
Не дискурсом единым
Если люди, всерьез полагающие, что достоинства человека практически целиком сводимы к характеристикам его дискурса. Хорош тот, кто хорошо выражается. Тут можно обсуждать, какие дискурсы хорошие, умные, нравственные и достойные, а какие бяка, но суть в самом подходе. В редукции человека к его «литературе». Так вот, можно в это верить, а можно нет.
Если нет, то мы полагаем, что достоинства человека могут быть еще и в иных местах, помимо… э-э… вербальной экспликации его рефлексии. Например, в характеристиках нервной системы. Еще в каких-то характеристиках тела. В каких-то странных вещах, отвечающих за такую странность, как харизма, там ведь значим не только порядок слов.
В этом смысле интеллигент может тянуться к одному из двух полюсов — абсолютизации или релятивизации своей добродетели (а понятно, что критерий интеллигента именно грамотное говорение по некоторому дискурсу, все же остальное факультативно).
Партия ортодоксов и ревнителей своего сословия, и вторая партия — как ее назвать? — но мне вот ясно, что вторая партия ближе к истине. Те, кто считает идеал своего сословия лишь одним из возможных, идеал не слабый, но не один, бывают еще другие. Но если мы сочтем интеллектуальную честность важным качеством для сословия, что мы видим? Что понижающие статус интеллигентности в описании — более интеллигентны в реале?
Может быть.
Добавим: отказ борзеть в описании, выгибая мир на абсолютизацию частного идеала, вовсе не мешает мне любить прежде всего свое сословие, и пестовать, прежде всего, свои добродетели.
Ну а что остается делать — если больше ничего не умеем и не хотим?
:))
Истинные тела
Если лаконично: мало истину знать, надо проживать ее в своем теле. Чтобы тело вело себя истинно. И этому надо учить отдельно, специальные такие предметы-дисциплины. Все же знают, никто не живет.
Дорасти до себя
Люди так увлеченно обсуждают неправильно управляемую страну, или организацию… Если бы хоть половину той энергии — в сторону самих себя, неправильно управляемых. Мир бы уже спасся. Потеря в масштабности вполне искупается полнотой суверенности. Сам себе полководец. Но почему-то про себя — не интересно. Почему? Не могут вообразить себя как внешний объект? Слишком любят себя? Наоборот — не слишком любят себя?
А черт его знает.
И я ведь… Все понимаю, зарекаюсь, а ничего поделать не могу.
Ну почему — интереснее про других? Способ уклониться — от себя? Это ведь соблазн какой-то. Темный и ни черта неправильный.
И бывают люди, которым тем гордятся.
Страх подумать, сколько у нас в патриотах и критиках человечества (страны, конторы, семьи) — лишь бы не в патриотах и критиках себя. И слишком часто «масштабность мышления» — всего лишь способ сладко презентовать себе слабость собственной рефлексии. Не можем посмотреть на свое сознание как объект, не доросли, маленькие. Ну тогда объектом мышления будет все человечество.
Бедное человечество. Спасаемое обычно из суммы слабостей индивидуальных сознаний.
Грех учебника
Недостаток большинства учебников в том, что они дают ответы на вопросы, которые никто им не задавал. И весь набор повествовательных предложений идет впустую, а некоторая имитация деятельности идет за счет подключения репрессивного аппарата. Ну в самом деле — куда вы пошлете прохожего, который хочет вам ответить на вопрос, который вы не задали ни ему, ни вообще кому-либо?
Можно ли представить идеальный учебник, который бы сыграл за обе стороны — вопросов и ответов? Можно представить менее плохой учебник, чем нынешний, но такой — вряд ли. Между тем такая вот «идеальность» входит в функционал любого настоящего педагога.
Что доказывает, по большому счету, невозможность совсем уж дистанционного обучения. Или, скажем более корректно: всеобщность дистанционного обучения исключала бы всеобщность образования.
По сути, дистанционное обучение отлично от самостоятельного зависания в инете с той же задачей только отлаженной навигацией, нанятым диспетчером процесса.
И какой процент способен учиться так? То-то и оно.
В пользу гуманитарного
Гуманитарное образование круче технического хотя бы тем, что вопрос о том, какое образование круче, сам по себе есть вопрос гуманитаристики, в силу чего и не может решиться иначе. Как оно говорится, смайл.
Халява письма
Как-то с нетяжелого бодуна поймал себя на странном. Думать тяжело. Разговаривать с людьми тяжело. Приходится писать, чтобы время совсем уж не пропадало. Самое халявное, получается. И явно менее благородное, нежели, например, думать. Будь у меня сила воли — вообще бы ничего почти не делал, ждал бы, пока чего подумается (подумать усилием воли, к сожалению, невозможно, можно только найти себе досуг, создать контекст и робко надеяться). И было бы мне счастье.
Движуха зовет
Вот какая фраза, интересно, более идиотская:
«Я его расфрендил, потому что он совсем перестал писать».
или
«Я его расфрендил, потому что он стал писать чудовищно много».
В первом случае совершено нелепое действие: ты уничтожил и без того пустое место, плюс возможность, что интересный тебе автор еще напишет. Во втором случае ты хочешь, чтобы автора, которого ты пометил как интересного, было не как можно больше, а как можно меньше.
Мать обоих идиотизмов, впрочем, одна, имя ее — Движуха.
Все должно меняться, двигаться, корректироваться.
Все должно быть в движении, в движении, а не то…
А не то вдруг начнется деятельность.
Сдохнем ведь, не переживем.
Образование для кого?
Возвращаясь к сравнению образований гуманитарного и технического. Первое по сути универсально, второе локально. Локально — значит может быть применено лишь по месту профессии, в конечном счете, для зарабатывания денег. А первое может быть применено вообще, по жизни. Люди редко за столом обсуждают проблемы органической химии, если они не органические химики. Но в область психологии, социологии, экономики — вторгаются все. Даже бичи, наверное, выносят суждения, залезающие на территорию сих наук. А все правильно. Людям интересно — про самих себя. Компетенции в этих областях не локальны по своему применению, а образуют своего рода субстрат, подкладку вообще любого социального человеческого существования. Поэтому человек, который вообще не имеет представлений, пусть самых начальных, касательно истории, экономики, политологии и т. д., человек не образованный, вне субстрата. А не знание языков программирования не более чем не знание языков программирования, незнание квантовой физики — всего лишь не знание квантовой физики. Хотя при прочих равных, наверное, лучше знать.
Вспомним античность: рабам запрещали изучать именно гуманитарные дисциплины, как связанные напрямую с человеческим достоинством, самопознанием, целеполаганием. Все это рабу не положено. Иначе он просто не раб, а даже не понять кто. А технические знание — можно. Он остается рабом, но просто теперь он дороже стоит. Раб, который может замастырить какую-нибудь баллисту, явно ценнее раба, который может только кидать навоз.
