Дмитрий Калюжный - Дело и Слово. История России с точки зрения теории эволюции
Стиральные порошки, отбеливатели, средства для чистки унитазов и ванн и прочие химические товары занимают большое место в рекламе. Стиральные порошки, которые «промывают до самой глубины волокон», «отстирывают то, что другим не под силу» стали неотъемлемым признаком цивилизованного образа жизни.
Важнейший для потребителя вопрос о сравнительных свойствах порошков не так прост. Если прочитать этикетки на коробках, то видно, что составы современных порошков довольно близки, а основные компоненты практически одинаковы. Но реклама заявляет, что есть порошок, так сказать, отличный, а есть и порошок-неумеха, после стирки которым остаются неотстиранные пятна. В домашних условиях проверить это очень трудно, потому что пятна всегда разные, режимы стирки неодинаковы и все ткани тоже разные. Однако современная наука умеет объективно сравнивать качество стирки и, соответственно, порошка. Измерения моющего действия порошков отечественного и импортного производства проводились много раз. Так вот, оказалось, что все порошки отличаются друг от друга только рекламой и ценой, а отстирывают почти одинаково.
Химия – довольно консервативная наука, поэтому до сих пор не утратили своей ценности многие советы по чистке одежды, стирке белья и выведению пятен, содержащиеся в книгах с ятями. Поэтому особенно забавно наблюдать телерекламу «оригинального отбеливателя «Ас», который представляет собой 5–15%-ный раствор гипохлорита натрия (это написано на этикетке). Дело в том, что парижский фармацевт А. Лабаррак изготовил этот раствор, усовершенствовав способ получения «жавелевой воды», еще в 1822 году! Более того, сама «жавелева вода», аналогичная по составу «Асу», производилась в промышленных масштабах для отбеливания тканей в парижском предместье Жавель с 1789 (!) года. Несмотря на промчавшиеся столетия, гипохлорит по-прежнему отлично отбеливает, и, как и встарь, постепенно разрушает ткань, поэтому после применения такого средства ткань надо тщательно прополоскать, как и указано на этикетке «Аса».
Ныне появился новый «Ас», не содержащий хлора. Из описания видно, что это просто раствор смеси перекиси водорода и моющих средств – вполне нормальный состав, также известный не первое десятилетие. Причём одни фирмы хвастаются, что в их средстве есть хлор (например «Доместос»), а другие – что у них нет хлора. И то, и то одновременно считается достоинством, иногда даже для товаров одной и той же компании!
Реклама под названием «раскрутка» оказывает влияние на изменение предпочтений не только покупателей товаров, но и потребителей «культурной продукции». Актёр Сергей Маховиков описывает сложившуюся ситуацию в своём интервью «Литературной газете» (№ 2–3. 2002):
«Мы были на многих кинофестивалях и можем сказать, что у нас на постсоветском пространстве и в России есть очень хорошее кино. Мы смотрели и ловили себя на мысли:
«А когда зритель это увидит? И увидит ли он это вообще? Эта прекрасная работа не будет популярной, потому что у её создателей нет денег на рекламу». Аналогичная ситуация и в шоу-бизнесе. Раньше… песня, спетая на какой-нибудь кухне, за неделю разлеталась по всей стране, если она была действительно хороша. Не было такого: «Платите деньги – и вас будут знать». Интересных исполнителей не стало меньше. Они дают камерные концерты, а на телевидение им не прорваться – «не формат». А что-то другое раскручивают, сто анонсов в день, рассказывают, как это здорово, а посмотришь – и руки опускаются. Если ЭТО хорошо, то куда же двигаться дальше! Актёров я не обвиняю, им надо зарабатывать на жизнь. А тот, кто на них деньги делает, подгоняет: побольше концертов, побыстрее да подешевле серию отснять. И получается халтура. А продюсеры скажут, что это супер».
Так у зрителей разрушаются критерии понимания искусства.
Разрушение культуры
Для определения характера нации очень важно, каковы роль и место государства в общественном сознании.
Для русского крестьянина – да и не только крестьянина, всегда было важно, чтобы, по формулировке Пушкина, был в России человек, который стоял бы выше всего – даже и выше закона. Чтобы где-то наверху был человек, а не «конституция». Чтобы была человечность, а не «буква закона». Чтобы была, по В. Соловьеву, диктатура совести, а не диктатура доллара или диктатура «товарища маузера». Чтобы где-то, на недосягаемых верхах, был бы человек – заранее освобождённый от всяких соблазнов лежащей во зле земли, человек, для которого – по праву его рождения и по долгу его рождения ничего, кроме блага русского народа, больше не нужно.
«Пока этого человека не будет, ни я, а также вы Россию своим домом чувствовать не будете, – пишет Иван Солоневич. – Ни я, ни вы не будете уверены ни в одном завтрашнем дне. Для меня и для вас – осознанно или неосознанно – монархия вовсе не есть «форма правления», одна из десятков форм, предложенных нам всем всеми нашими бердяями. Монархия, русская монархия, есть точка кристаллизации всего нашего прошлого – но также и всего нашего будущего. Без монархии у нас никогда ничего не выходило. И никогда ничего не выйдет.
Для профессионального политика нет ничего хуже монархии: она обрезает крылья восторженным взлётам какого-нибудь Иванова к каким попало взяткам. Но она же, монархия, обрезает и мои публицистические возможности… Я, конечно, стал профессиональным политиком – но я всё-таки не стал профессиональным жуликом в политике. Если я веду борьбу – то никак не за свою власть и не за власть моей партии или моей философии. Это товарищи Абрамовичи или подтоварищи Левицкие могут предполагать, что они такие умные, что из любой шпаргалки могут высосать рецепт перестройки всех наших одиннадцати веков. Я этого не предполагаю.
Но вместе с этим я предполагаю, что я объективно умнее и Абрамовича и Левицких. Я знаю границы своих возможностей – границы, очерченные тысячью лет. Абрамовичи, Милюковы, Левицкие и прочие просветители полагают, что тысячелетний народ – народ великих страданий, великого мужества и великого упорства, – они могут переделать и перевоспитать каждый по своей шпаргалке. Я ни на какие шпаргалки не надеюсь никак. Я питаю органическое отвращение ко всем шпаргалкам мира. У меня, как у всякого иного человека, в особенности русского человека, могут быть разные недостатки. Но комплекса неполноценности в числе их нет. И нет никакого комплекса зависти к Русскому Царю: я знаю, что Русский Престол – это не дансинг, а это почти Голгофа…
Российская государственность строилась на Православии, а не на юриспруденции. Всепопытки перевода с православного языка на язык «конституций» суть попытки безнадёжные. Но эта безнадёжность не играет почти никакой роли: всё равно будет Россия и будет Русский Царь. И всё равно будущее за нами. Не за долларами и не за парабеллумами – будущее за совестью. И единственная в истории человечества форма правления, которая была основана на совести– есть русская монархия. В ней не только будущее моё или ваше, Великороссии или Белоруссии – в ней будущее всего человечества».
Современному исследователю разница между русской культурой начала ХХ века, середины и конца того же века, очевидна. Не найти уже теперь таких убеждённых монархистов, каким был Иван Солоневич. Смена нескольких поколений за период Советской власти чего-нибудь да стоит. Как минимум, внешние проявления культуры стали другими. Образованность населения выросла, что, между прочим, повысило и возможности внушения читающему человеку определённых идей на логической основе. Про телевизор в красном углу любой избы даже уже и вспоминать не хотим. И всё же по-прежнему жива русская культура, и по-прежнему подвергается она деформации.
Об этом писал Солоневич, но об этом же – и Олег Арин (1997): «Одним из трагичных следствий вторжения капитализма в Россию является разрушение русской культуры».
Об этом же и Александр Панарин (2000): «Нам в России стоит всерьёз задуматься над тем, почему нас столь упорно и последовательно стремятся лишить классического культурного наследия, «отлучить» от «золотого» и «серебряного» века русской культуры, погрузив в тотальную «порнуху и чернуху», в суррогаты эрзац-культуры… Наверное, самым правдоподобным будет то объяснение, что пока мы сохраняем культурную память и интеллектуальную развитость, нам труднее будет смириться с той участью, которую, вероятно, уже отвели нам хозяева однополярного мира, – участь безропотных изгоев и лишенцев».
Можно, конечно, спорить, но вот вам факт: в 1917 году принесённая с Запада коммунистическая идея начала разрушение традиционной русской культуры; после её стабилизации под названием «советская культура» в конце ХХ века принесённая опять же с Запада идея «общества потребления» способствовала возобновлению разрушения.
