Отрицатели науки. Как говорить с плоскоземельщиками, антиваксерами и конспирологами - Ли Макинтайр
Я спросил, не связано ли это решение с желанием продать сиропы в Whole Foods. Линда ответила: нет, и она все равно не работает с этой сетью – не из-за ГМО, а из-за той процедуры, которая требуется, чтобы продукт получил одобрение. Слишком высокие барьеры. Линда предпочитает торговать через интернет. Тогда я спросил, покупает ли она сама что-нибудь в Whole Foods, и она ответила, что редко. Но лишь потому, что ближайший магазин сети в полутора часах езды от ее дома (я ведь упоминал, что она живет за городом?). Ей удобнее закупаться в своей деревне. Она предпочитает органические продукты, но тут еще многое зависит от того, что именно она покупает. Сои и кукурузы Линда избегает, поскольку они, скорее всего, генно-модифицированы. Линда сказала, что покупает «вдумчиво» и одна из вещей, о которых она думает, – это ГМО.
А затем она меня рассмешила. «Но если я съем еду с ГМО, это меня не убьет».
Ей больше нравятся местные продукты, и она рассказала, что в ее округе несколько фермеров договорились не использовать гормоны роста в производстве молока и она хочет помочь этому начинанию. Вот такие истории ее по-настоящему заботят – человеческие и близкие. Тех фермеров она знает лично. Тогда я спросил, будет ли она пить молоко других производителей или есть ГМ-продукты, и Линда повторила прежний свой ответ: «Да, но зачем мне этого хотеть?» А ведь это прекрасный вопрос, касающийся самой сути дела. Я пометил в блокноте спросить ее потом, не будет ли ее личный выбор иметь косвенных последствий, которые проявятся где-то далеко (вроде тех голодающих детей, которые в своих странах не получают золотистого риса).
А пока попросил ее немного подробнее рассказать о Monsanto.
– В смысле о самой злодейской корпорации на свете?
И она принялась рассуждать о том, что Monsanto хотела целиком захватить контроль над мировым продовольственным рынком – но исключительно ради прибылей. Она рассказала, как пыльцу с корпоративного поля занесло на органическую ферму и Monsanto потащила фермера в суд. Еще Линду очень беспокоило применение «Раундапа». Она сказала, что этот препарат применяет на своих полях ее сосед и потому ее эта тема особенно волнует. Не отравит ли это почву? И воду, которая дальше течет по ее земле? Каких неведомых последствий ждать?
Я спросил, считает ли она, что монсантовские ГМО опасны.
Она не дала прямого ответа, спросив в свою очередь: «Насколько тебе хочется их съесть и почему вообще ты хочешь их есть?»
Линда пояснила, что в подобных вопросах она стремится быть «центристом» и не забывать о предосторожности. Отправляясь в ресторан, она не будет занудствовать. Она не спрашивает официанта, есть ли в меню ГМ-продукты, и не заводит речь о Monsanto. Но, сказала Линда, она задумывается о том, как часто ест продукты, происхождение которых ей неведомо.
Тут она упомянула нечто, о чем я до сих пор не слышал: некоторые фермеры опрыскивают пшеницу «Раундапом» за неделю до жатвы. «Зачем они так поступают?» – спросила Линда. Не будет ли это зерно опасным, в нем же яд? Линда поделилась догадкой: может быть, люди с аллергией на глютен на самом деле реагируют на что-то другое. «Дело не в том, что они не могут есть глютен… может, они просто не могут есть „Раундап“?» Она добавила, что доказательств у нее нет и это лишь ее «извращенные домыслы», которые заставляют ее беспокоиться о том, как выросла и как готовилась ее еда.
Наш разговор подходил к концу, а я не уловил в Линде никакого отрицательского духа. Только осторожный и разумный подход. Мы еще не коснулись научного консенсуса о ГМО – а мне нужно было узнать ее отношение, – но сначала я хотел понять кое-что о ее взглядах по другим научным темам.
Она сказала, что целиком и полностью за вакцины. И даже могла бы назвать себя пропрививочником. Я уже знал, что она против атомной энергетики, и решил спросить о причинах. Ответом было то, что 1) ученые не понимают, куда девать отходы и 2) ей не нравятся методы добычи топлива, которые не просто вредны для планеты, но и разрушают жизнь коренного населения стран, где ведется эта добыча. По поводу климата Линда сообщила мне, что, помимо научного консенсуса, она сама, как ясновидица, пожившая в индейской резервации, видит, что это беда и что со временем ситуация будет только ухудшаться.
Мы почти договорили, и мне было уже проще рассказать Линде о своей книге без боязни задеть какие-то ее убеждения. Я признался, что наш разговор планирую вставить в главу, где разбираюсь, может ли наукоотрицание быть либеральным. Я сказал, что наукоотрицание рекрутировало так много людей из числа правых (климатических диссидентов и креационистов), что я задумался, не найдется ли отрицателей и среди левых. Линда рассмеялась. «До черта, – сказала она. – Хиппи занимаются этим прямо с шестидесятых». Мы еще поговорили о той проблеме, что слишком многие в наши дни своими взглядами обязаны дезинформации, и тут Линда произнесла фразу столь глубокую, что я попросил ее повторить и записал слово в слово: «Мы клюем на конспирологию, когда у нас нет оснований для доверия».
После паузы я задал закономерный вопрос: «А ты, Линда, доверяешь ученым?» «Некоторым доверяю», – ответила она.
И пояснила, что всегда задает вопрос: «Кто получит деньги за проведение этого исследования?» Здравый подход. На этом мы закончили, договорившись поговорить снова через неделю.
Мои надежды найти и обратить наукоотрицателя таяли на глазах. Линда не любит ГМО, но назовешь ли ее отрицателем? Вообще-то нет, не назовешь. Я отправился за советом к близкому другу, экобиологу, с которым мы знакомы с детских лет. Но через несколько минут разговора с Тедом (в действительности его зовут иначе) о разных аспектах ГМО я вдруг подумал: а не он ли мне и нужен? Если с кем-то на этой планете я и построил доверительные отношения, то Тед точно в коротком списке. И я признался, что хочу побеседовать с ним для книги. Но мы настолько доверяем друг другу, что Тед засомневался, хочет ли выступить источником: ведь он скажет всё, что вправду думает о ГМО, не цензурируя себя. Я предложил ему скрыться под псевдонимом. Нам потребовалась всего пара минут, чтобы начать; в этот момент
