Патриция Корнуэлл - Джек Потрошитель
Мясник Джозеф Леви тоже не рассмотрел парочку, но ему показалось, что мужчина по меньшей мере на три дюйма выше женщины. Пройдя Дьюк-стрит, он заметил своему другу Харрису: «Неприятно возвращаться домой, когда по улицам бродят подобные типы». Отвечая на вопросы коронера на следствии, Леви слегка изменил свои показания. «Я не заметил в этих мужчине и женщине ничего такого, что заставило бы меня их испугаться».
Власти лондонского Сити заверяли журналистов, что Майте-сквер — это не то место, где могут бродить проститутки. Полиция Сити постоянно проверяла парочки, встреченные ночью в этом районе. Если констеблям и было приказано по ночам проверять всех мужчин с женщинами, то в нашем случае это никому не помогло бы. Майте-сквер была плохо освещена. К ней вели три длинные темные улицы. Ее окружали пустые здания. Звук шагов констебля был слышен за версту, что позволяло скрыться заблаговременно.
Поскольку Кэтрин Эддоуз незадолго до смерти видели с мужчиной, было высказано предположение о том, что до того, как женщина попала в тюрьму, она успела назначить свидание с клиентом на Майте-сквер. Такое предположение кажется мне маловероятным, если не абсурдным. Трудно поверить в то, что она назначила клиенту ночное рандеву, если купить проститутку днем не составляло никакого труда. Кэтрин до двух часов дня была с Келли. Потом она напилась и до часу ночи пробыла в тюрьме. Даже если Кэтрин и назначила свидание, когда была пьяна, то вряд ли она вспомнила бы о нем ночью. Гораздо проще предположить, что она направилась в Сити в поисках клиента, не имея в виду никого конкретно, а просто наудачу.
Комиссар полиции лондонского Сити Генри Смит, не уступающий по настойчивости капитану Ахаву, охотившемуся за гигантским белым китом, скорее всего не предполагал, что в его районе может свершиться преступление, которое останется нераскрытым более ста лет. Как обычно, Смит дремал на своем участке на Клоак-лейн. Участок был встроен в Саутворкский мост на северном берегу Темзы. Прямо перед ним располагалось железнодорожное депо, где вагоны сновали взад и вперед в любое время суток. За стеной размещалась скорняжная мастерская, из-за чего вся комната пропиталась животной вонью. В участке не было ни одного окна, которое можно было бы открыть.
Смит вздрогнул от телефонного звонка. Один из констеблей сообщил, что убита женщина, на сей раз в самом Сити. Смит оделся и вышел на улицу, ожидая двухколесный экипаж, это «дьявольское изобретение», как он его называл. Летом в этом экипаже было безумно жарко, а зимой очень холодно. Он был предназначен для двух пассажиров, но ранним утром в нем уже находились суперинтендант полиции и трое детективов. «Нас мотало, как эскадру в шторм, — вспоминал Смит. — Но мы все же добрались до Майте-сквер». Там их уже ожидали констебли, столпившиеся вокруг изуродованного тела Кэтрин Эддоуз, чьего имени они пока не знали.
Майте-сквер — это небольшое открытое пространство, окруженное большими складами, пустыми домами и несколькими магазинами, которые ночью, естественно, закрыты. Днем на площади было множество людей. Торговцы фруктами, бизнесмены и продавцы лотерейных билетов буквально кишели повсюду. На площадь вели три длинные улицы, которые по ночам тонули в темноте, едва нарушаемой слабым светом газовых фонарей на стенах. На самой площади был только один фонарь. Он стоял в двадцати пяти ярдах от того места, где была убита Кэтрин. На другой стороне площади жил констебль с семьей. Никто из них не услышал ночью ничего подозрительного. Джеймс Моррис, смотритель, наблюдавший за складом фирмы «Кирли и Тонг», всю ночь не спал, но тоже ничего не слышал.
Похоже, что Потрошитель снова сумел убить женщину так, чтобы никто ничего не услышал. Если мы можем доверять показаниям свидетелей относительно времени, то к тому моменту, когда констебль Уоткинс оказался на Майте-сквер, Кэтрин Эддоуз была мертва не более четырнадцати минут. На следствии констебль показал, что обход участка занимал у него от двенадцати до четырнадцати минут. Когда он проходил по Майте-сквер в 1.30 ночи, то не заметил ничего необычного. Когда же он зажег свой темный фонарь в самом дальнем углу площади в 1.44, то обнаружил лежащую на спине женщину. Ее голова была повернута влево, руки раскинуты в стороны ладонями вверх. Ее левая нога была выпрямлена, правая согнута. Кто-то задрал ее одежду до самой груди, обнажив живот. Живот был распорот от грудины до гениталий. Убийца вытащил внутренности и бросил их на землю, над правым плечом жертвы. Уоткинс побежал на склад «Кирли и Тонг», постучал в дверь, а потом распахнул ее, напугав смотрителя, который находился прямо за ней.
«Ради всего святого, приятель, помоги мне», — попросил Уоткинс. Мужчины поспешили в дальний угол Майте-сквер, где в луже крови валялось изуродованное тело Кэтрин Эддоуз. Смотритель Моррис, перепуганный до смерти, поднял фонарь над «еще одной изрезанной на куски женщиной». Потом он засвистел в свисток и побежал на соседнюю улицу, но никого подозрительного не обнаружил. Он бежал и свистел до тех пор, пока не встретил двух констеблей. Моррис сказал им: «Бегите на Майте-сквер. Там новое ужасное убийство!»
Доктор Гордон Браун, полицейский хирург полиции Сити, прибыл на место преступления чуть позже двух часов. Он присел возле тела и нашел на земле три металлические пуговицы, «обыкновенный наперсток» и баночку из-под горчицы, в которой лежали две закладные. Основываясь на температуре тела, полном отсутствии трупного окоченения и других наблюдениях, доктор Браун решил, что жертва мертва не более получаса. Он не заметил синяков, следов борьбы и признаков «недавней связи», то есть сексуального сношения.
Доктор Браун решил, что внутренности были размещены над правым плечом жертвы умышленно. Если принимать во внимание обстоятельства, это кажется слишком сложным. Во время убийств Энни Чэпмен и Кэтрин Эддоуз Потрошитель был в неистовстве. Он вряд ли видел, что делал, потому что было очень темно. Он скорее всего присел на корточки или склонился над нижней частью тела жертвы, задрал ее одежду и вспорол живот. Внутренности он вытащил только для того, чтобы нащупать тот орган, который был ему нужен.
Полицейские рапорты и газетные статьи расходятся в том, как выглядело тело Кэтрин Эддоуз в момент его обнаружения. По одним данным, двухфутовый кусок толстой кишки был отделен от остальных внутренностей и лежал между правой рукой и телом. «Дейли Телеграф» сообщает, что кусок кишки был «заткнут в зияющую рану на правой стороне шеи». Только по случайности суперинтендант полиции Фредерик Уильям Фостер оказался в прошлом архитектором. Он немедленно распорядился зарисовать тело жертвы и площадь, на которой оно было обнаружено. Эти рисунки дают нам подробную картину чудовищного преступления, гораздо более ужасного, чем можно было бы предположить по показаниям свидетелей.
Вся одежда Кэтрин Эддоуз была изрезана и изорвана, обнажая страшную полость внутри тела, которая не могла бы быть больше, даже если бы женщину вскрывали. Потрошитель вскрыл грудную клетку и живот до самых гениталий. Он вспорол влагалище и изрезал верхнюю часть бедер, словно собираясь отчленить ноги от тела в бедренных суставах.
Увечья лица были невообразимыми. Странные глубокие зарубки под обоими глазами напоминали артистический грим, использованный Сикертом в некоторых своих картинах, в частности, в портрете венецианской проститутки, которую он называл Джузеппиной. Сильнее всего преступник изуродовал правую сторону лица Кэтрин Эддоуз. Когда тело обнаружили, именно эта сторона предстала взглядам потрясенных полицейских. Ту же самую сторону мы видим на портрете Джузеппины работы Сикерта, называемом «Putana a Casa». Странные черные мазки под глазами напоминают разрезы на лице Кэтрин. Посмертная фотография Кэтрин Эддоуз очень похожа на Джузеппину. У обеих женщин длинные черные волосы, высокие скулы и заостренные подбородки.
Сикерт рисовал Джузеппину в 1903 — 1904 годах. Исследуя письма и другие документы Сикерта, а также беседуя со специалистами по его творчеству, я не нашла никаких упоминаний о том, что люди, навещавшие художника в Венеции, когда-либо встречались с этой проституткой или хотя бы видели ее. Сикерт мог рисовать ее в собственной студии, но никаких доказательств реального существования этой женщины не сохранилось. Другая картина того же периода называется «Le Journal». На ней изображена темноволосая женщина с закинутой головой и раскрытым ртом. Она читает журнал, который почему-то держит над головой. На шее женщины виднеется небольшое белое ожерелье, плотно охватившее шею.
«Какое прелестное ожерелье я ей подарил», — пишет Потрошитель 17 сентября 1888 года.
«Прелестное ожерелье» Кэтрин Эддоуз оказалось зияющей раной на горле, которую видно на одной из нескольких фотографий, сделанных до вскрытия и зашивания ран. Если сопоставить эту фотографию с картиной Сикерта «Le Journal», сходство бросается в глаза. Если Сикерт видел Кэтрин Эддоуз с распоротым горлом и головой, закинутой так, как показано на фотографии, это могло произойти только в морге до вскрытия или на месте преступления.