Расширение прав и возможностей женщин в России - Джули Хеммент
Моим друзьям по «Женскому свету» эти трудности были хорошо известны, и на меня обрушился шквал новостей. Все сильно переживали за Октябрину. Они чувствовали опасность и начинали все больше тревожиться за кризисный центр. Валентина услышала о недовольстве некоторых наших благодетелей из Женского собрания и их готовности присвоить себе все заслуги и найти виноватого. Валентина знала, что Октябрина испытывает трудности в отношениях с местными властями, и очень сочувствовала ей. Валентина годами сталкивалась с подобными проблемами – с непониманием и враждебностью по отношению к ее работе и с высокомерием чиновников. Однажды, когда мы втроем сидели у Валентины на кухне и пили чай, Валентина умоляла Октябрину не принимать ничего близко к сердцу, «просто поставь экран между тобой и работой – не обращай внимания, не принимай на свой счет». Следующий случай показывает, что это не так-то легко было сделать.
Телефон
Наиболее насущной проблемой, которую Октябрина хотела решить, был телефон. Она говорила, что без телефона помещения практически бесполезны, и жалела, что согласилась на них. Эта парадоксальная ситуация поглощала ее целиком. Октябрина писала одно письмо за другим, обивала пороги всех кабинетов, но дело не сдвигалось с мертвой точки. В который раз ей пообещали то, на что она имела все права, однако в реальности ничего не происходило. Она сказала мне, что у нее остались деньги от гранта Американской ассоциации юристов, из которых можно было бы заплатить за установку телефона, но ей не дают точного ответа о стоимости установки, отправляют из кабинета в кабинет, и в каждом из них называют разную цену. Кроме этого, Октябрина боялась тратить деньги на установку телефона, поскольку мэр гарантировал, что за предоставленные помещения с них не будут брать арендную плату только до начала следующего года. А что, если их попросят его освободить?
Когда я осознала важность этой задачи, я решила потратить на нее силы. Мы вместе обсудили, что нужно сделать. Октябрина консультировалась на местном уровне, а я обратилась к моим московским знакомым по НПО. Одна из них, живущая в Москве адвокат из США, плотно работала с кризисными центрами в рамках проекта «Женщины и закон» и могла нам помочь. У Габби был давний опыт работы с российской администрацией, и она дала мудрый совет, как решить проблему. Октябрина пообещает заплатить (400 долларов) за установку телефона, если нам дадут юридическую гарантию, что мы не потеряем предоставленные помещения[126].
В одно прекрасное утро в июле 1999 года мы с Октябриной пришли к Ольге Михайловне, помощнице мэра, нашему верному стороннику в проекте кризисного центра, и рассказали ей о предложенном Габби решении. Ольга Михайловна объяснила нам, что больше от городской администрации ничего уже не зависит – письмо отправлено и уже попало в руки директору Дома быта, того самого здания, где находился кризисный центр. Эта женщина теперь – ключевая фигура, и только она может дать такую гарантию. Когда мы узнали, что нынешняя директор когда-то училась вместе с Валентиной, мы позвали Валентину на эти непростые переговоры[127].
Через несколько дней Валентина, Ольга Михайловна и я встретились в кризисном центре, чтобы увидеться с директором. Все вчетвером мы сели пить чай с печеньем, болтали, шутили и расспрашивали директора о ее жизни. Она не производила впечатление человека, с которым можно найти общий язык, вид у нее был строгий и неприступный. Но пока мы объясняли нашу нелегкую ситуацию, она начала смягчаться. Может ли она помочь нам? Оказалось, что есть сложности, которые мы недопоняли: да, аренда была сроком на один год, но платить за прокладку нового кабеля (как мы думали) нам не нужно. В здании имелись три свободные точки доступа для подключения телефона – две из них принадлежали фирме, которая выехала из здания, а третья числилась за женщиной, которая тоже выехала, не заплатив. Если бы мы смогли договориться с одним из бывших арендаторов и получить их официальный отказ, мы могли бы погасить их долги и взять телефонную линию себе. Когда директор ушла, Валентина и Ольга с улыбкой переглянулись. Они мягко начали выговаривать Октябрине и учить ее использовать другую стратегию: «Ты видела, как она сначала на нас среагировала? И как потом все поменялось, как она стала мягче разговаривать? Тебе нужно прийти к ней, быть дипломатичной, заставить ее чувствовать, что она тоже участвует в общем деле». Ольга Михайловна убеждала Октябрину считаться с мнением директора: «Ты приди к ней как к своей маме, расскажи все подробности, скажи, что делаешь, дай ей поучаствовать, спроси совета, пригласи ее куда-нибудь». Валентина охотно кивала и вносила дополнительные предложения – мы могли бы сформировать политсовет кризисного центра и пригласить в него директора и кого-то из руководителей агентства социальной защиты; мы могли бы пригласить их на встречу с московскими преподавателями, когда те приедут, так они почувствуют себя участниками общего дела.
Я наблюдала за развитием хореографии этого изощренного культурного действа. Для обеих было очевидно, что необходимо сделать и в чем состояла неправота Октябрины. Конечно, во внимание не принимались болезненные системные противоречия, с которыми сталкивалась Октябрина, добавлявшие напряженности в эти встречи. Как и раньше, она отказывалась играть по правилам и соблюдать общественный договор советских времен: «Ты начальник – я дурак». Получатель щедрого государственного финансирования должен быть зависимым и благодарным. Но Октябрина была гордой и независимой. Из-за этих черт характера она когда-то отозвала заявление о поступлении на педагогическое отделение. И в дальнейшем, когда мы в первый раз встретились, из-за этих личных качеств Октябрины я не сразу поняла серьезность ее материального положения. И сейчас ей тоже было тяжело поступить иначе.
Открывая кризисный центр, Октябрина осваивала «новую профессию» распиаренного третьего сектора. Я писала об этом в главе 2. Такой шаг обернулся для нее не свободой, а новыми ограничениями. Многие из ее трудностей были связаны с тем, что она изо всех сил пыталась изменить свои привычки и использовать новые инструменты. Не нашлось уверенности в себе, в своем поведении. А еще не было понимания новой профессии. Что сработало для Кати, комсомолки со связями, а ныне директора Гуманитарного института, у Октябрины получилась не так гладко. При отсутствии устоявшихся общественных и номенклатурных связей местные чиновники, с которыми столкнулась Октябрина, видели в ней не смелого первооткрывателя важного нового сектора, а дельца, поэтому и отношение к ней было насмешливым и высокомерным. В самом деле, это стало для меня очевидным, когда через десять минут директор вернулась с обещанным нам документом. Смягчившись во время нашего разговора, она стала спокойнее и откровеннее. Мимоходом она призналась, что у нее проблемы со здоровьем. Это была сфера компетенций Октябрины, и она выступила в более привычной для нее профессиональной роли врача. В этой роли Октябрина расслабилась, ее поведение изменилось. Успокаивающим, профессиональным тоном Октябрина задала директору ряд вопросов, усадила ее рядом, потерла руки и начала работать с точками для снятия напряжения. Октябрина дала несколько рекомендаций, и женщины благополучно расстались. Меня поразила легкость, с которой случился этот контакт, и изменения, которые произошли в результате у обеих женщин. В ходе общения директор Дома быта смягчилась, и Октябрина превратилась в ее глазах из навязчивой просительницы в человека, заслуживающего ее внимания и человеческого отношения.
Летом 1999 года я почувствовала, что моих компетенций недостаточно. Мы начинали вместе, а теперь моя соратница и друг
