Никита Хрущев - Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 3. Часть 3
Заседания проходили очень бурно, члены ЦК ПОРП выражали недовольство Советским Союзом. Мне об этом рассказывали близкие нам люди из их ЦК. Это нам не приносило радости, но мы считали, что проявление демократии - факт положительный. Однако через некоторое время там произошли события, которые стали нас очень беспокоить. На пленуме, о котором я говорил, первым секретарем ЦК ПОРП избрали Охаба[121]. С Охабом у нас сложились хорошие личные отношения. Я с уважением относился к нему, да он вполне заслуживал того. Старый коммунист, прошедший школу польских тюрем. И поначалу мы считали, что он достоин доверия. После его избрания Первым секретарем мы беседовали с ним, и я поставил вопрос: "Почему у вас сидит в тюрьме Гомулка[122]? Когда я об этом говорил с Берутом, он ответил мне так: я и сам не знаю, за что он сидит и в каких преступлениях обвиняется. Может быть, вы подумали бы о его освобождении?". Тут Охаб начал мне доказывать, что освободить невозможно. У них сидел не один Гомулка: еще и Спыхальский, и Лога-Совиньский, и Клишко[123], многие сидели. Это меня беспокоило, и я никак не мог понять, почему они содержатся в тюрьме. Я побеседовал почти со всеми членами руководства ПОРП, и все они доказывали, что сделать ничего не могут, нельзя тех выпускать. Через какое-то время Охаб с делегацией поехал в Китай по какому-то случаю. Когда они возвращались оттуда через Москву, я опять беседовал с Охабом.
К тому времени Гомулка уже был освобожден из тюрьмы, и я спросил Охаба: не возражает ли он против того, чтобы мы пригласили Гомулку приехать в Советский Союз, отдохнуть на берегу Черного моря, в Крыму или на Кавказе, где имеются более благоприятные климатические условия для отдыха, чем в Польше. Он ответил что-то невразумительное и уехал в Варшаву. Меня это не успокоило, а даже несколько взволновало. И буквально через несколько дней мы узнали от нашего посла, что в Польше развернулись бурные события, что поляки поносят СССР и чуть ли не готовят переворот, в результате которого к власти придут люди, настроенные антисоветски. Возникала угроза нашим коммуникациям, которые проходили через Польшу в ГДР. Но события в Польше нас очень беспокоили и по ряду других причин, и мы решили принять меры, обеспечивающие нам свободный доступ в Польшу и наши связи с советскими войсками в ГДР. Мы наметили делегацию для поездки в Польшу, а перед отъездом позвонили полякам. Обстановка там продолжала накаляться. В польской печати широко критиковался СССР, который якобы обирает Польшу, покупая у нее уголь по заниженным ценам и продавая ей железную руду по завышенным.
Такие факты действительно имели место при Сталине, когда со странами народной демократии мы торговали не по мировым ценам, а по произвольно установленным. Польские руководители не рекомендовали нам приезжать сейчас. Но это еще больше подогрело наше беспокойство, раз поляки ясно показали, что не хотят с нами встречаться. И мы решили немедленно ехать представительной делегацией: Хрущев, Микоян, Булганин и еще кто-то. Прилетели мы в Варшаву. Там нас встретили Охаб, Гомулка, другие товарищи. Встреча была очень холодной. На лице Охаба была заметна большая озабоченность. Все вместе поехали в резиденцию, дворец в Лазенках, где и начался разговор в резких, повышенных тонах. Мы высказали свою тревогу ростом антисоветских настроений в Польше и заявили, что полны решимости обеспечить свои коммуникации с группой советских войск в ГДР.
Это был с нашей стороны откровенный нажим. Охаб вскипел: "Что вы предъявляете мне претензии? Я теперь уже не секретарь ЦК. Спрашивайте других". И показал на Гомулку. В словах Охаба сквозило неприкрытое недовольство. У нас сложилось тогда тяжелое впечатление о положении в польском руководстве. Мы не знали толком ситуации и боялись, что к власти придут люди, которые поведут антисоветскую политику. А мы не хотели, чтобы у нас с Польшей опять сложились такие отношения, как до войны, которые были еще свежи в нашей памяти. Гомулка старался рассеять наши подозрения.
Он соглашался, что положение в Польше сложное, и оно усугубляется ростом антисоветских настроений. Но он заверял нас, что дружба с СССР жизненно необходима для Польши и что наши связи нерушимы. Уверял, что в скором времени волна недовольства схлынет и положение нормализуется. Потом начали нарастать такие же события в Венгрии. Тогда у нас имелись, на мой взгляд, две компартии, в которых было неблагополучно с их руководством. В Венгрии в сталинское время тоже много людей арестовали, причем я и сейчас считаю, что не столько по инициативе Ракоши, сколько по инициативе Сталина. Это делалось через наших советников, которых Сталин насадил и в Польше, и в Венгрии, и в других братских странах. Через них он действовал там теми же методами, которыми действовал в собственной стране. После переговоров в Варшаве мы вернулись в Москву Под впечатлением какого-то нервного, но искреннего заявления Гомулки, что Польше дружба с Советским Союзом нужна больше, чем СССР - дружба с Польшей. Разве мы не понимаем своего положения, говорил он, ведь нам сейчас без СССР не удержать своих западных границ. Мы рассматриваем у себя сейчас внутренние вопросы, отношения же с Советским Союзом останутся неизменно дружескими и союзническими. Хотя он говорил это в повышенном тоне, но так, что не поверить ему было трудно. И я поверил ему, заявив своим товарищам: "Думаю, что у нас нет оснований не верить Гомулке. Он избран первым секретарем ЦК ПОРП. К нему большинство польских товарищей относится с доверием. Мне кажется, что заявление Гомулки будет поддержано другими. Ведь он говорил нам это открыто, выступив на заседании руководства. Все это слышали. Надо полагать, что раз никто не возразил, то все согласны".
Однако долгое еще время ситуация в Польше была напряженной и очень нас беспокоила. Перед нами вставали и другие стороны наших отношений с соседями. В настоящее время самый серьезный вопрос - качество нашей продукции. К сожалению, мы никак не можем догнать капиталистические страны. А чтобы успешно соревноваться с ними, сделать социализм привлекательным для людей, у нас все должно быть наилучшим. Нам же приходится идти на поклон к капиталистам. Это позор. К сожалению, возьмите наши радиоприемники, магнитофоны, автомашины. Каковы они? Вот мы отметили 50-летие Октябрьской революции покупкой у "гнилого капитализма" автозавода марки "Фиат"[124]. Такие автомашины наверняка там устарели, а капиталисты не дураки: они продают нам ту модель, которую уже снимают с производства, сами же заложили новую. К сожалению, не можем мы еще работать, как следует, не можем. Скажут, что мы были прежде отсталыми. Но те отсталые, которые жили когда-то в России, давно вымерли. Возьмите Японию: она была совершенно разорена после войны, а сейчас заняла ведущее место в мире. Спорит в вопросах технического прогресса с США и Западная Германия, тоже отчасти лежавшая в руинах. Правда, в некоторых областях науки и техники мы находимся впереди. Например, изобрели непрерывную разливку стали[125]. Мы даже в США продали лицензию. Но такие примеры единичны в сравнении с тем, что мы там покупаем. Когда мы налегли на развитие добычи нефти, нам понадобились бурильные установки. Мы делаем хорошие установки, однако американские установки не идут ни в какое сравнение с нашими. Тут США далеко обогнали Советский Союз. Отличные бурильные установки делают и в Румынии. Я спросил об этом Георгиу-Дежа[126]. Он засмеялся: у нас, говорит, есть в США некий румын, капиталист в нефтяной промышленности. Он помог нам выкрасть американские чертежи.
Получилась румынская установка по американским чертежам. Мы хотели купить в Румынии эти чертежи. Говорю Георгиу-Дежу: "Дайте нам чертежи". Он: "Возьмите". Возьмите... У румын между словами "возьмите" и "получите" - очень большая дистанция. Вообще же румыны молодцы. Они быстро стали развивать свою промышленность, столь же быстро создали колхозы, причем хорошие. Румыния по своей культуре стояла раньше ниже других стран Восточной Европы, там было больше, например, неграмотных крестьян. Но, несмотря на это, она вскоре поднялась. Конечно, румыны имеют более выгодные природные условия, чем ряд других социалистических стран. У них, в частности, много нефти, газа, леса, хлеба. Другие социалистические страны и себя-то продовольствием не всегда обеспечивают, а румыны хлеб экспортируют. Часто на румын обижаются у нас за то, что они продают хлеб капиталистическому миру, а не отдают его другим социалистическим странам. Но если бы, к примеру, поляки имели лишнее зерно, они бы, наверное, поступили еще умнее, чем румыны. Они могли бы продавать хлеб ГДР за валютные товары. А ведь каждое государство хочет иметь валюту и выйти на мировой рынок. Поэтому на румын нельзя обижаться. В этой связи я вспомнил, как однажды приехал к нам Гомулка и просил продать ему сверх плана пшеницу, а у нас самих было тогда хлеба в обрез. Я вижу, он хитрит, не говорит всей правды, и заметил: "Вот вы хотите купить пшеницу, а я-то знаю, что Польша продовольственной пшеницей обеспечена. Вы хотите купить у нас зерно, чтобы откармливать свиней и продавать бекон Америке".
