Спецзона для бывших - Александр Викторович Наумов
— Ну а вы тут при чем?
— У меня были вторая жена и приемная дочь, которой в 1997 году исполнилось двадцать лет. Этот коммерсант был ее женихом. Ему сказали: не заплатишь деньги — посадим в тюрьму отца твоей невесты. Он не заплатил, меня посадили, а потом он пришел к моей жене и покаялся. Оказалась темная история. Сам он чеченец. В Чечне у него остались жена и двое детей. Он уехал в Сибирь, завел свое дело. Познакомился с моей дочерью. Моей жене он, кстати, сказал, что хотел собрать откупные для ФСБ, и даже обратился к чеченской диаспоре в Чите с просьбой собрать такую-то сумму денег…
— И что же диаспора?
— Отказали. Ему ответили: «Кто тебе эта девушка? Жена? Нет! Невеста? Тоже нет». Когда моя жена рассказала все это дочери, с той случилась истерика. Потом жена приезжала ко мне на свидание и тоже все пересказала. Я, конечно, сразу не поверил, только вот… Ну действительно, при чем тут Чечня, какие-то бешеные деньги, эфэсбэшники — и все это каким-то образом крутилось вокруг меня. Потом я стал сопоставлять факты. Арестовали меня ФСБ-шники. Дело вел следователь ФСБ. На одном из допросов он даже назвал срок, на который меня посадят, и этот срок впоследствии совпал с решением суда. А потом произошло нечто такое… такое, что заставило меня поверить во всю эту темную историю.
Понизив голос, он продолжил:
— Я вам расскажу совсем о другом случае, на первый взгляд мало относящимся к моему делу. Я уже сидел в этой колонии больше года, как однажды сюда пришел новый этап. И один человек с этого этапа, находясь еще в карантине, просит: «Позовите Мурашова». Прихожу, вижу: совсем незнакомый парень. А он едва ли не прощения у меня просит: «Это я, Ефрем Леонидович, вашу дочь в тюрьму посадил». Как — посадил? В какую тюрьму? Я-то ничего не знаю, живя в зоне. И вот парень рассказывает, что больше года назад он вел дело моей 14-летней дочери от первого брака. Она с матерью живет под Пензой, откуда я уехал после развода. Этап прибыл с запада, сам парень — пензенский, служил в ФСБ. Дочь арестовали за подозрение в убийстве. Называет день ареста, который совпадает с моим днем ареста в Чите. Совпадение? Два ареста — отца и дочери — в один день в разных концах России! И в том, и в другом случаях аресты проводили эфэсбэшники. Ну что делать, поговорили мы с ним по душам. Спрашиваю, за что попал в зону. Отвечает, что три года служил в милиции, попал под увольнение, устроился в ФСБ, через год уволили за взятку. Одним словом, он сделал свое грязное дело, потом об него вытерли ноги — и выкинули.
Вздохнув, Ефрем опять потрогал лоб.
— Вот с того времени я и не хожу в столовую… всякое может быть, — глядя под ноги, он продолжил. — Не знаю, конечно, может, они рассчитывали, что я его убью. Ведь он тоже попал в эту зону не случайно! Может, они думали избавиться таким образом от свидетеля, а меня — на новый срок…
Надолго замолчав, он, казалось, погрузился в свои мысли.
— Послушайте, — спросил я, — почему вы рассказываете мне все это?
— Почему? Если молчать, как говорят здесь «гнать» — держать мысли в себе, переживать, думать о неприятностях, то на это здоровья не хватит. Пища в зоне низкокалорийная, витаминов нет. И так на здоровье скажется. Да еще переживать, нервничать? Ни за что! О плохом в зоне нельзя думать — станет еще хуже. Можно впасть в такую депрессию, из которой потом не выйдешь. Я вам так скажу: тюрьма, конечно, это вещь нежелательная. Но если оказался здесь, то не для того, чтобы остаться, а чтобы достойно отбыть срок. Здесь свои законы.
Стоит ли говорить, что такая откровенность меня сильно впечатлила. Признаться, я всегда считал, что у любого осужденного есть что скрывать. А тут, как мне показалось, человек вел себя вполне открыто, и наверняка ничего не скрывал. Или почти наверняка. Или же скрывал, но настолько искусно, что трудно было догадаться, где он слукавил. Одним словом, я вдруг сделал открытие, что даже в среде осужденных могут встречаться хорошие рассказчики. Интервью с которыми может оказаться не менее интересным, чем диалог с какой-нибудь эстрадной знаменитостью. Короче, назавтра я сообщил редактору, что для подготовки полноценной статьи о зоне мне нужно несколько дней. Немного поколебавшись, он согласился, что эта тема во всех смыслах деликатная, а следовательно, не терпящая никаких ошибок, домыслов, недомолвок. И подойти к ней нужно, конечно, без спешки. Внимательно выслушивая, как говорится, все «за» и «против». То есть рассказывать о колонии должны были исключительно сами заключенные. Вот так я и вышел на эти интервью. Руководство колонии пошло навстречу редакции и само предложило кандидатуры будущих рассказчиков. Ну а моей задачей было разговорить их, выведя каждого осужденного хотя бы на частичную откровенность. Поэтому я сразу определился, что не буду называть их настоящие имена и фамилии. Однако все их высказывания решил приводить без адаптации под каноны литературного текста».
На этом «Послесловие автора» заканчивалось. Разумеется, после такого послесловия я захотел прочитать и сами интервью, о которых автор сообщал, что они «закончены, обработаны, собраны в один текст». Но про которые он в то же время заметил, что «они никогда не будут опубликованы». Если автор действительно был уверен, что их нельзя публиковать, то почему он «забыл» стереть их с компьютера? Или специально оставил, чтобы… Чтобы кто-нибудь когда-нибудь и где-нибудь их опубликовал? Не знаю, не буду гадать. Тем более что спросить об этом теперь уже не у кого. Уволившись из редакции, мой предшественник куда-то пропал. По одним слухам, он вроде бы сменил место жительства, а по другим — даже гражданство. Одним словом, было очевидным, что человек решил резко покончить с прошлым. И скорее всего, интервью на компьютере он оставил не случайно, а намеренно. Конечно, я вскоре прочитал их. С того времени прошло несколько лет. Время течет, как и жизнь в стране, рождая новые темы. Герои всех интервью рассказывают о своей жизни в период с середины 1990-х до 2010-х годов, которые уже превратились в историю. Ни на что не претендуя, я оформил все интервью в главы, которым придумал заголовки. И решил опубликовать, никак не меняя авторский стиль.
