Преступный разум: Судебный психиатр о маньяках, психопатах, убийцах и природе насилия - Тадж Нейтан
Себ подтвердил, что так и есть: он принимал антипсихотики. И хотя у него разыгрался аппетит, произошли и явные изменения к лучшему. Его нельзя было назвать болтливым, но он охотно отвечал на вопросы. Он рассказал, что за несколько месяцев до ареста его начали одолевать приступы тревоги, в итоге перешедшие в предчувствие чего-то ужасного. Все вокруг казалось неправильным. У людей была какая-то странная аура. Он сомневался, что они те самые люди, которыми он их считает. Затем мысли Себа выкристаллизовались. Его осенило, что его окружают самозванцы. Женщина, выдававшая себя за его мать, выглядела и вела себя во всех отношениях как она, но он не мог избавиться от ощущения, что она шарлатанка и причастна к похищению его настоящей матери. Самозванка, ловко перенявшая все черты его матери, решительно отвергла его обвинения. По словам Себа, он интерпретировал ее возражения как признак того, что она отчаянно мешает ему раскрыть обман. Когда Себ говорил о преступлении, его тон становился все более серьезным, но не стал чересчур эмоциональным. Видимо, его память еще не полностью напиталась эмоциями – в то время как словесно он брал на себя ответственность за преступление, его тон был как у зрителя со стороны. У Себа было мало вариантов. Он не мог оставить загадку неразрешенной, но, объявив самозванке, что знает правду, навредил бы своей настоящей матери. Он боролся с собой до той ночи, когда ударил ножом спящую женщину, которая, как он считал, не была его матерью.
Когда настоящая мать Себа так и не появилась, он воспринял это как знак того, что заговор серьезнее, чем он считал. И решил, что лучше всего избегать разговоров с кем-либо о том, что ему известно. В целом ему удавалось подавлять признаки своего нарастающего отчаяния, но иногда оно становилось слишком сильным, как, например, после первых нескольких дней пребывания в медицинском отделении, когда он схватил медсестру.
Беседа с Себом показала, что он сумел отойти от прежней одержимости заговорами и усомнился в истинности своих убеждений. Я спросил, когда его взгляды изменились. Он ответил, что новое понимание пришло через несколько недель после госпитализации, примерно в то же время, когда он начал принимать лекарства.
Диагноз Себа был поставлен единодушно. Наличие бреда при отсутствии других психотических симптомов, таких как голоса или видения, указывало на диагноз «бредовое расстройство»; этот диагноз относится к той же категории, что и шизофрения. Существует также термин для обозначения специфического типа переживаний, наблюдающихся у Себа, – синдром Капгра, названный в честь Жозефа Капгра, описавшего случай с женщиной средних лет, жившей в Париже, которая в июне 1918 г. посетила местного комиссара полиции и попросила двух полицейских сопровождать ее и засвидетельствовать многочисленные преступления. Она сообщила, что по всему Парижу, в том числе в подвале ее дома, незаконно держат в заточении детей. Полиция поместила ее в лазарет, откуда ее увезли в психиатрическую лечебницу Сент-Анн. Примерно через год ее перевели в другую лечебницу, Мезон-Бланш. Там она попала в поле зрения психиатра Капгра, который заинтересовался темой подмены и исчезновения, главной в ее бредовых убеждениях. Она считала, что стала жертвой похищения и что у нее и других людей есть двойники. Вместе с коллегой психиатр опубликовал отчет об этом случае, который они назвали illusion des sosies, или бред ложного узнавания.
В медицинской школе меня учили: если я нашел нужный термин для состояния пациента и его симптомов, то я узнал достаточно и экспертиза, таким образом, завершена. Но эти термины только описывают, а не объясняют. Чтобы добраться до глубинных механизмов, объясняющих, почему Себ испытывает подобные симптомы, нужно детально разобраться в том, что именно он говорит. Если мы признаем, что уникальная природа психических переживаний человека – это продукт работы его психики (что не вызывает сомнений), то внимательное отношение к его словам, скорее всего, прольет свет на то, как именно его мозг генерирует эти переживания. Поэтому вместо того, чтобы спрашивать своих пациентов о том, является ли ложное убеждение, которого они придерживаются, заблуждением, я стараюсь побудить их как можно точнее рассказать, как возникло это убеждение и почему они продолжают его придерживаться.
Знания о работе мозга также помогут интерпретировать слова Себа. Он утверждал, что женщина, которую он убил, напоминала его мать, но была другой личностью. Он признал, что не смог обнаружить никаких различий во внешности между самозванкой и матерью, но все равно не сомневался, что это не его мать. Как такое возможно? По результатам сканирования мозга людей и других приматов мы знаем, что распознавание других людей в значительной степени базируется на различении лиц и включает в себя несколько путей к мозгу. Существенную роль в распознавании лиц играет сеть нейронов, которая обрабатывает физический образ лица: отдельные нейроны реагируют на различные черты или характеристики, такие как расстояние между глазами или форма губ, и вместе распознают конкретное лицо. Однако сбои в этой сети могут нарушить способность распознавать лицо знакомого человека, и это состояние известно как прозопагнозия, что буквально означает «неузнавание лица».
Проблема Себа заключалась не в прозопагнозии. Он мог распознать лицо своей матери. Он сомневался в ее личности. Меня заинтересовал его рассказ о том, как переживания стали выходить из-под контроля. До того как у него появились явные параноидальные мысли, он был полон сомнений относительно окружающего мира. Он подчеркивал, что все казалось нереальным, он ни в чем не был уверен. Это навело меня на мысль, что проблемы Себа начались с неспецифического вмешательства в эмоциональную значимость его восприятия. Точнее говоря, Себ не мог ясно понять, в чем дело, но смутно ощущал опасность.
Себ рассказал, как это ощущение двусмысленности и туманной угрозы резко сменилось уверенностью. Ему в голову пришла идея, которая помогла разрешить замешательство относительно реальности окружающего мира (включая личность его матери) и не противоречила его теории заговора. Но, хотя мысль о том, что некая самозванка подменила его мать, соответствовала реальности Себа, она не соответствовала реальности других людей. И поэтому, вместо того чтобы отвергнуть эту идею, Себ интерпретировал действия других людей таким образом, чтобы они эту идею подтверждали. Вера в то, что подмена матери была частью масштабного заговора, придала смысл его переживаниям, и он отобрал доказательства, соответствующие этим убеждениям. В ответ на потерю чувства узнавания, которое ранее сопровождало визуальный образ матери, Себ выдумал последовательные, но ложные установки.
Нейробиологические исследования, выявившие сети нейронов, используемые для распознавания других людей и оценки убеждений, несомненно, улучшили наше понимание происхождения психотических искажений, подобных тем, которые испытывал Себ. Вполне резонно предположить, что когда-нибудь в будущем мы получим достаточно возможностей для визуализации деятельности мозга и создадим электрический и химический портрет, соответствующий мыслям, чувствам и поведению конкретного человека. Однако предвестники такого будущего упускают из виду фундаментальное ограничение нейробиологии в качестве объяснения человеческого поведения. Нейробиология может дополнить наше понимание субъективного рассказа пациента о тревожных для психики событиях, но использование только языка химических веществ мозга и нервных путей не позволяет узнать природу тревоги или психоза. Чтобы по-настоящему понять человеческий опыт и поведение, нужно рассматривать их с субъективной точки зрения. Чтобы объяснить насилие, следует соотнести физиологию с психологическими абстракциями, такими как импульсы, побуждения и мотивы.
Картина мира, которую создал Себ, была очевидно бредовой, но что делать, когда представлению о мире, оправдывающему насильственный акт, оценку дать труднее?
Мы связываем социальные и психологические проблемы современного общества с тем, что оно требует от людей жить в условиях, радикально отличающихся от условий, в которых развивался человеческий род, а общепринятые современные модели поведения противоречат тем, которые человеческий род выработал ранее.
Эти
