Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6495 ( № 5 2015)
Как раз в то время мне, как писали советские публицисты, довелось побывать в городе-светоче Париже. Первое, что я увидел на Лионском вокзале, – парашютистов, ведущих закованного в наручники араба. Все урны на Елисейских Полях были запаяны, чтобы не возникало соблазна подбросить туда взрывчатку. Патрули – здоровенные омоновцы (по-французски СРС – роты республиканской безопасности), парашютисты и даже морские пехотинцы – несли службу по трое. Двое мужчин и одна женщина, на случай если обыскивать придётся даму в хиджабе. Как это происходит, я видел своими глазами у входа в универмаг «Галери Лафайет». Примечательно, что непочтительные парижане, всегда готовые покачать с полицией права, относились ко всей этой суровости с полным пониманием. Ибо Париж только что пережил серию джихадистских атак. Ибо Париж спасал себя и своих горожан.
А вот Россия в глазах наших оппозиционеров делать этого не имеет права. Не достойна. И единственное, что им от неё нужно – кроме денег, конечно, – чтобы её не стало.
Теги: Россия , Европа , США , СМИ
«Нет, я не Шарли»
Карл-Филипп Орлеанский, герцог Анжуйский, потомок королевы Франции Анны Ярославны против бездумной истерии
В первые дни на волне всеобщей истерии в Париже, связанной с "карикатурными беспорядками", нашёлся всё же человек, который дал абсолютно адекватную оценку произошедшим событиям. Им оказался принц Карл Филипп Орлеанский, герцог Анжуйский, приходящийся племянником принцу Генриху VII. На своей странице в Фейсбуке принц Карл Филипп решительно заявил о своих идеологических разногласиях с теми, кто вышел на «марш миллионов» под лозунгом: «Шарли - это я!» «Почтить память жертв – да. Солидаризоваться с «Шарли Эбдо» – нет», – написал он.
Вот текст этого заявления:
«Я пойду против общего эмоционального настроя, дистанцировавшись от движения «Шарли – это я». Нет, я не Шарли, потому что мне никогда не нравился этот манихейский журнал. «Шарли Эбдо» – это вульгарный листок, презирающий любое мнение, кроме своего собственного, занимающийся провокациями под предлогом свободы выражения мнений. «Шарли Эбдо» – это агрессивное издание, сеющее ненависть между религиями, называя это юмором. «Шарли Эбдо» – это воплощение европейского атеистического левого общества, которое подрывает авторитеты и сеет вражду между людьми и народами, невзирая на расы, цвета кожи и религии.
Я отказываюсь принимать участие в этом «республиканском священном союзе» «за Шарли», потому что просто не понимаю, что я должен защищать. Я не проявляю неуважения или непочтительности и не хочу оскорблять память погибших рисовальщиков. Нет слов, чтобы описать чувство ужаса от известия о нападении на редакцию журнала. Я осуждаю этот варварский акт и выражаю свои глубочайшие соболезнования родным и близким покойных. При этом я считаю бессмысленной попытку добиться национального единства на такой основе и осуждаю лицемерие граждан, которые либо никогда не читали это юмористическое еженедельное издание, либо же сами его критиковали.
Почтить память жертв – да. Солидаризироваться с «Шарли Эбдо» – нет».
Наследники королевской династии Бурбонов – носители христианской традиции в стране республиканской, секуляризированной и антиклерикальной. И это многое объясняет.
Инна СИМОНОВА
Теги: Россия , Европа , США , СМИ
Когда отклонения становятся нормой
Леонид Ионин. Парад меньшинств. - М.; СПб.: Центр стратегических инициатив; Гнозис, 2015. – 176 с. – 1000 экз.
Если мы оглянемся вокруг себя, то увидим, что последние десятилетия ознаменовались подъёмом активности меньшинств в самых разных сферах жизни. Причём меньшинства ведут себя всё более вызывающе. Они в буквальном смысле стремятся демонстрировать себя в шествиях, процессиях и парадах. Недаром гей-парад – термин, которым обозначаются пароксизмы поведения сексуальных меньшинств.
Вообще же разного рода парады и демонстрации – общепринятые способы самопрезентации разных социальных и культурных групп, а для меньшинств они являются одним из самых важных способов оповещения публики о своём собственном существовании для того, чтобы получить реакцию публики и через эту реакцию убедиться, что да, нас видят, на нас реагируют, а значит – мы существуем.
Поэтому книга и называется "Парад меньшинств".
Итак, меньшинств вокруг становится всё больше, и сами они выступают всё заметнее. Постепенно принадлежать к меньшинствам становится модой, а затем и нормой. Принадлежать к меньшинствам престижно, потому что это ново: меньшинства, как правило, это не то, что существует давно, а то, что только появляется, только начинает выходить на широкую общественную арену.
Ещё предполагается, что меньшинства живут как-то иначе, чем мы, простые «средние» человеки, что члены меньшинств не совсем такие же люди, как все остальные. И не только человек, вызывающе модно одетый, но и тот, кто несёт на себе опознаваемые знаки принадлежности к меньшинству – будь это субкультурное, этническое, сексуальное или любое другое меньшинство, – часто ловит на себе если не завистливые, то заинтересованные взгляды окружающих, потому что эти знаки указывают на иной внутренний мир и вообще иную форму жизни, вроде бы недоступную простому, среднему, нормальному индивиду.
Почему так получается? Ведь ещё несколько десятилетий назад даже речи не могло быть о том, чтобы принадлежность к меньшинству вызывала зависть. Наоборот, считалось, что достойный человек – это именно «нормальный» человек, а его главное достоинство есть соответствие норме, то есть нормальность.
Меньшинства – это в социологическом смысле, во-первых, не количественное понятие и, во-вторых, не группа угнетённых, депривированных, лишенцев.
Меньшинство – это совокупность индивидов, демонстрирующих отклоняющееся, то есть не соответствующее норме поведение, или обладающих другими признаками, представляющими собой отклонение от общепринятого.
Меньшинство – это не те, кого меньше, чем других, а те, чьё поведение (или внешний облик, или способ одеваться, или сексуальная ориентация, или этническая идентификация и т.д.) отличается от нормального, как бы мы ни определяли понятие нормы.
Поэтому когда мы говорим о меньшинствах, надо в первую очередь задавать вопросы не о количестве таких людей, а о том, каково их место в ценностно-нормативном континууме общества, как они влияют на реальное общественное поведение, на воспитание молодёжи, формирование личности и т.д.
Возьмём, к примеру, проблему гомосексуализма и однополых браков. Считается, что от поколения к поколению гомосексуалисты составляют приблизительно 2% от популяции. Петербургские социологи приводят данные об отношении российских граждан к однополым бракам. Приблизительно 73% их отвергают, и лишь приблизительно 10% их поддерживают.
То есть средние цифры дают вполне утешительное представление о состоянии общества в его семейно-половой сфере и о состоянии общественной морали. Но не нужно пристально изучать прессу и специально отсматривать ТВ, чтобы увидеть, насколько реальное поведение – и отмечу: публичное, в смысле экранное, то есть в определённом смысле демонстративное поведение! – отличается от средней цифры. И это уже вселяет тревогу, и указанные петербургские социологи не без оснований подозревают, что весь этот гомосексуализм с однополыми браками нам кто-то «вбрасывает». Ссылаясь на американский и европейский опыт, они высказывают обоснованное опасение, что через полтора-два десятилетия количество приемлющих однополые браки может достичь 50%.
Тема гомосексуализма и однополых браков – лишь одна из популярных на нынешнем ТВ тем. Раньше на ТВ царила норма, а уж «за» нормой – например, в детективах, где преступление полагалось «раскрыть», – царила та самая раскрываемая, то есть разоблачаемая, а следовательно, и искореняемая ненормальность, то есть отклонение от нормы. Теперь на телевидении отклонение господствует: вампиры, киллеры, зомби, убийства, расчленения... Печально наблюдать, как это телевизионное отклонение расширяется на все новые телевизионные жанры, то есть из триллеров постепенно перекочёвывает в новости. Это означает, что сюжеты фильмов ужасов (расчленения, например, и массовые расстрелы) перестают быть «пугалками», сочинёнными для щекотания нервов зрителей, а становятся реальными сюжетами жизни. Отклонения становятся нормой.
Всё это вместе есть свидетельство реального увеличения веса и ценности этнических, сексуальных, религиозных и других меньшинств. В реальности (статистически) вампиров мало, но они занимают несообразно значимое место на телевидении, а вследствие этого и в общественном сознании. Поэтому возникает опасение, что их численность увеличится. Как и в любом гротескном проекте, найдутся желающие поучаствовать, попить человеческой крови, потом они объединятся (для разных надобностей, но прежде всего для защиты права на собственную особость) и... сложится группа меньшинства.
