Андрей Караулов - Русское солнце
Бурбулис знал: у Ельцина избирательный слух. Ельцин сразу становился «глухонемым», если решение уже принято. И наоборот: если Ельцин был не уверен в себе, ему был нужен разговор, спор, причем он признавал только честный спор — без дураков.
В кабинете стало тихо. Началась пауза.
— Я хочу… задать вопрос, — медленно сказал Ельцин. — Как вы считаете: почему Горбачев… после октябрьского пленума… меня не убил?
«Приехали…» — подумал Бурбулис.
— Не смел, Борис Николаевич.
— Смел. Еще как смел, — спровоцированный инфаркт, понимаешь, и Борис Ельцин спокойно умирает у всех… на глазах. А они вон кого… из бутылки, значит, выпустили…
— Джинна.
— Его!
— Рука не поднялась, Борис Николаевич.
— Вот… — Ельцин поднял указательный палец. — Рука. Правильно говорите: рука! Каждое убийство так, понимаешь, устроено, что оно никогда не идет на пользу… Кого в России убили правильно, ну? То есть… правильно сделали, что убили?.. Вот — нету! Вот — не найдете! А то, что предлагает демократ Бурбулис, это… даже не убийство, это больше, чем убийство…
Бурбулис с изумлением посмотрел на Ельцина:
— Вы чего-то не поняли, Борис Николаевич?
— Да все я понял, — махнул рукой Ельцин, — я… этот ваш замысел, понимаешь, насквозь вижу… не дурак!
— О целесообразности убийства, — мягко улыбнулся Бурбулис, — у Фридриха Шиллера есть умнейшая пьеса: «Заговор Фиеско в Генуе». Но мы-то, Борис Николаевич, говорим о другом: страну нужно спасать от Горбачева, либо Горбачев, спасая себя, заливает Россию кровью, больше он ни на что не способен, такова «реал политик», извините. Разве Борис Ельцин, спрашиваю я Президента, может допустить, чтобы страна, тот народ, который его выбрал, захлебнулись бы в крови? Так кого мы убиваем? Кого? Или что? Советский Союз, которого давно нет? Советский Союз, где, кроме автографа Президента Ельцина под Союзным договором, должны быть, как нам говорят, визы всех российских автономий, как будто татары, чуваши и калмыки уже не Россия, — кому он нужен, такой Советский Союз, он что, нужен России?
Это была правда. Испугавшись национализма, Горбачев решил, что новый Союзный договор обязаны подписать все российские автономии, как будто единой России — уже нет.
Бурбулис становился занудлив:
— Что, Президент России не видит того, что видят все его соратники?..
— Президент России… — тяжело сказал Ельцин, — он — Президент… он вам не Шиллер, понимаешь.
«Запомнил, черт», — удивился Бурбулис.
— Хватит, понимаешь, в России заговоров… Жизнь — течет и течет… сама себя исправляет, россияне так, значит, устроены, что они всегда что-нибудь придумают, сами схватят себя за волосы и вытащат из болота… — так нет, ставят, значит, плотину, ш-шоб наводнение было, ш-шоб смыло кого… Может, руки чешутся?.. Чешутся, Геннадий Эдуардович? Не было… еще… в России такого заговора, чтоб всем хорошо получилось, это вам не Генуя, понимаешь, вы меня Генуей не путайте!..
— Да где, где заговор… где?! — вскипел Бурбулис.
— Ну это вы, понимашь, сказали: заговор Шиллера в Генуе.
— Борис Николаевич, ещё раз: мы предлагаем россиянам право торжественно выбр…
— Вы из меня дурака не делайте! — грохнул Ельцин. — В нашей политике есть нравственность… Ельцин — это не Горбачев!
Бурбулис встал и резко отодвинул стул.
— Я подаю в отставку, — сказал он.
8
Кабинет Горбачева находился на третьем этаже, — окна выходили на изнанку Кремлевской стены, за которой гордо раскинулась Красная площадь.
Став Генеральным секретарем, Горбачев отказался от бывшего кабинета Сталина, который почти три десятилетия был закрыт (Маленков предлагал устроить здесь музей, но идею не осуществили, не успели), и приказал подобрать ему «что-нибудь повеселее».
«Повеселее» оказались владения Брежнева. После отставки премьера Тихонова кабинет Сталина занял (и то не надолго) Рыжков.
— Тебе Сталин не мешает? — поинтересовался однажды Михаил Сергеевич.
— Пока нет, — насторожился Рыжков. — А что?
Рыжков был так прост, что у него не было комплексов.
…Самый удобный путь — через Спасские ворота Кремля; здесь, на площади, Шапошников всегда выходил из машины и шел пешком. Конец октября, а солнце словно вышло из берегов, мертвых листьев на земле не видно, хотя ветки деревьев голые.
«Интересно, куда листья-то делись?..»
Ему ужасно хотелось спать. Если Шапошников спал меньше семи часов, он был как оглоушенный.
Чтобы не опоздать, Шапошников взял за правило приезжать к Горбачеву загодя, минут за двадцать-двадцать пять, а чтобы не подвернуться кому-нибудь из начальства под горячую руку, гулял у подъезда. Потом Шапошников быстро сдавал шинель в общий гардероб и поднимался по лестнице.
С боем кремлевских курантов он вошел в приемную.
— Уже спрашивал, — встретила его Татьяна Попова, секретарь Горбачева.
Президент Советского Союза любил поговорить, то есть редко кто попадал к нему вовремя.
Шапошников открыл дверь, прошел через тесный «тамбур» и открыл ещё одну дверь — в кабинет.
— Давай, Евгений Иванович, давай, рад тебя видеть…
Горбачев вышел из-за стола.
— Товарищ главнокомандующий…
— Здравствуй, здравствуй, — Горбачев протянул руку. — Как сам?
Шапошников быстро оценил обстановку: «Встретил нормально».
— Жена не обижается, Михаил Сергеевич.
— А… Ну, хорошо. Пойдем там поговорим, — Горбачев кивнул на комнату отдыха.
Как ловко придумано, черт возьми, — кабинет, а где-нибудь сбоку — неприметная дверь. За ней целая квартира: спальня, гостиная, ещё один кабинет, только небольшой, уютный, комната тренажеров, ванная, два туалета…
Шапошников изумился: Горбачев не имел привычки приглашать в свои апартаменты. Нанули Рожденовна, жена Шеварднадзе, рассказывала Земфире Николаевне, что Горбачевы никого пускали к себе в дом. Если Шеварднадзе провожал Горбачева на дачу, они доезжали до ворот, договаривали здесь разговоры и разъезжались — каждый своей дорогой.
— Там позавтракаем, — продолжал Горбачев.
Гостиная была крошечная, но уютная.
— Ты что ж Кобзона обидел? — вдруг спросил Горбачев. Он сел за стол и показал Шапошникову место напротив себя.
Шапошников растерялся. Иосиф Давидович Кобзон был у него два дня назад — предлагал себя как посредника по продаже МИГов в Малайзию. Шапошников аж задохнулся: «Подобные вопросы, дорогой Иосиф Давыдович, на эстраде не решаются!» Кобзон, выходит, тут же пожаловался Горбачеву. Вот страна!
— Я думал, Михаил Сергеевич, в министерстве есть кому заниматься МИГами… Сегодня Кобзон, завтра, понимаете, Алла Пугачева решит танки продавать… — ну, и что получится?
— Да, — задумчиво сказал Горбачев. — Да… видишь, что в стране делается: провисло все, страна идет по сильно скользящей наклонной, разлетается, значит, к чертовой матери… Ельцин… — этот только под себя гребет. И вообще, как начал пятого, во вторник, пить, так и пропил все праздники… МИД предложил сократить в десять раз, так тут, я скажу, даже Буш насторожился! Буш, Миттеран и Гонсалес — они же за союзную политику выступают, хотя Буш осторожничает, у него выборы под носом! Совмина, смотри, нет, кончился Совмин. Силаева сейчас уберем с МЭКа, потому что Россия его отвергла, словом, я в офсайде, полнейшем офсайде, кругом — демократы, у них, значит, власть, а я начал итожить что ими говорено, так это, я тебе скажу, ахинея, полная ахинея. Ну какая ж это политика?
Горбачев остановился и взглянул на Шапошникова:
— Ты съешь что-нибудь, Евгений Иванович, я уже позавтракал, я тебе в этом не союзник.
Шапошников не ел.
— Ведь посмотри: вот я Президент, — да? А Россия — суверенна. Она от кого суверенна, я тебя спрашиваю, от Украины, что ли? Они ж говорят: Россия суверенна от центра. А центр это что? Не Россия… так получается? Причем смотри: все решает Бурбулис. Кто такой? Откуда взялся? Окружение сознательно спаивает Ельцина. А когда Ельцин пьяный, он что угодно у них подпишет! Смотри, что он с Чечней решил сделать, — Указ этот! Какое, я тебя спрашиваю, чрезвычайное положение, это ж Чечня, это, значит, сотни убитых, — да?! Звоню Ельцину, он — в дребодан. Нашли Сашу Руцкого, Саша орет: обложить Чечню со стороны гор, блокировать, чтоб никто не вполз и не выполз, — тоже политик, твою мать! А боевики, мне докладывают, собирают женщин и детей, чтоб запустить их на случай сражения, впереди себя. Мы ж с тобой это предвидели! Хорошо, отменили Указ, получил Ельцин по морде, но что творит, что творит! Если не будет центра, если не будет тебя и меня, это ж представить страшно, что они сделают с Россией! Соланки, индус, приехал с визитом, был у меня, провели переговоры, потом он к Ельцину пошел. А тот, значит, наставляет: зря вы, индусы, с Горбачевым связались, у Горбачева нет ничего, в России сейчас я главный, Ельцин, все у меня — нефть, уголь, заводы, фабрики… Давайте, индусы, готовьте с Россией политический договор, а Союз — на х…
