Николай Анисин - От Сталина до Путина. Зигзаги истории
Командир от наглости не опешил. Головы не поворачивая, он пошевелил губами и рядом с ним стоявший широкоплечий сержант в два прыжка долетел до Потемкина и весь свой вес немалый и скорость вложил в удар дубинкой. Потемкин остался цел и невредим. В момент удара он сам прыгнул к сержанту, перехватил его правую кисть с дубинкой, дернул ее в одну сторону, в другую – рубанул ботинком по правой стопе нападавшего и отпустил кисть. Подсеченный сержант покатился по асфальту.
Обида за сослуживца сама собой, без приказа, бросила из рядов омоновцев на Потемкина сразу трех толстомордых кряжей. Они взяли его в кольцо и ему, мне казалось, уже не найти было защиты от их дубинок и пинков. Все вокруг замерли. Но то ли ивканьем, то ли гайканьем Потёмкин разрушил тишину, бешено завертелся по крохотному кругу и чудным каким-то образом подошва его ботинка хряснула по челюсти одного из омоновцев. Тот рухнул к ногам командира, а Потёмкин, словно бес летучий, резко увеличил круг своего верчения и в полете второго омоновца уложил прямым ударом правого кулака в подбородок, третьему – всадил левый локоть в горло.
Оглядев падшие пред ним тела, Потемкин, мне из толпы это было видно, устремил взгляд на командира омоновцев и снова поманил его к себе пальчиком. Командир – я впервые заметил, что у него погоны капитана – во всю глотку гаркнул:
– Этих убрать в автобус, на этого надеть наручники – учить его будем в другом месте.
Приказ, как удар тока, весь застывший отряд омоновцев привёл в движение. Но, удивительно для меня, вырубленных Потемкиным подхватили и унесли немедленно, а его заковывать в наручники сразу никто не рванулся. Сила, я себе заметил, напоровшись на силу, распалялась не спеша и обдуманно. И страшно было представить, с какой лютостью отряд вот-вот набросится на Потемкина и прихлынувшую к нему толпу. Но справа, от сцены из труб, вдруг кто-то крикнул:
– Товарищи, здесь камни!
Крик взорвал толпу. Мгновение – и в отряд карателей полетели обломки кирпичей. Толпа вооружалась стремительно и грозные еще минуту назад омоновцы, на которых не было касок и бронежилетов, со страхом сбиваясь в кучу, ринулись в проход по тротуару прочь со Старого Арбата. Толпа, прихватывая камни, повалила следом.
Когда я вышел на Садовое, автобусы с разбитыми стеклами пятились, увозя от здания МИДа побитых омоновцев. Впервые за пять дней в бегство ударились каратели, а не бунтари.
На Садовом у Смоленской площади происходило то же, что в минувший вторник на улице «1905 года»: толпа перекрыла движение и строила баррикады. Сразу две. Стройматериалов оказалось предостаточно. Нашлось в близлежащих дворах и оружие пролетариата – булыжники. В немалом количестве. Оружие сие весьма пришлось кстати. И часа не минуло, как вместо драпанувших омоновцев, на Садовом высадились несколько сотен их коллег. В полной карательной экипировке – в касках, бронежилетах, со щитами и дубинками.
Дважды свежие силы ОМОНА, укрывшись щитами, накатывали стеной на баррикаду слева от МИДа и дважды под градом камней отступали. Воинствующая толпа между двумя стычками с омоновцами возросла, как минимум, на треть – в нее вливалась со Старого Арбата гулявшая там молодежь. Вливалась и брала в руки камни.
От третьей попытки разметать толпу омоновцы отказались. Они не исчезли, но и на штурм не лезли. Просто стояли в несколько рядов, наблюдая за толпой.
Народ к баррикадам на Садовом всё прибывал и прибывал. Какие-то юноши притащили со двора старые автомобильные покрышки и запалили их. Кто-то затягивал песни. Кого-то на стихи потянуло. Толпа, оставленная ОМОНом в покое, теряла буйство и, если бы не густой черный дым, валивший от горящих покрышек, то собрание людей на Садовом напоминало бы традиционное народное гуляние в городе в советское время.
Я слонялся от баррикады к баррикаде и встретился в толпе со многими своими знакомыми. Но ни разу мне не попался на глаза Потёмкин. Подивил он народ на Старом Арбате и исчез.
С наступлением темноты меж баррикадами стало еще многолюднее. А надзиравшее за толпой полчище ОМОНа вдруг снялось с места. Автобусы с омоновцами убыли, а прибыл к левой баррикаде грузовичок с громкоговорителями. Но него взошли депутаты Верховного Совета Константинов и Уражцев. С ними – полковник милиции.
Депутаты толпе поведали: в Свято-Даниловом монастыре, в резиденции патриарха Московского и Всея Руси, начались переговоры – за один стол сели представители Ельцина и парламента. Обсуждают они: как полюбовно прекратить схватку – обе стороны согласились искать компромисс.
Полковник призвал толпу разойтись: освободите Садовое кольцо, пощадите водителей, страдающих в пробках, а митинговать продолжайте завтра на Октябрьской площади – там сбор разрешен.
Призыв освистали. По толпе прокатился гул недовольства. Но далеко не единодушный. Я это уловил и вывод сделал: всё, бузы сегодня больше не будет – пора домой.
На грузовичок к депутатам и полковнику прорвались активисты «Трудовой России». Из динамиков громкоговорителей понеслось: банду Ельцина – под суд, никаких переговоров. Я выбирался из толпы к метро. И на ходу кто-то меня окликнул по имени-отчеству. Я обернулся. Ко мне пробирался рослый дядя в темном плаще и черной широкополой шляпе:
– Привет писателям статей.
Уже до того, как он приподнял шляпу, до меня дошло: передо мной был Потёмкин.
– Вы, господин хороший, – я протянул ему руку, – часто перенаряжаетесь. Как вельможа. Сегодня в полдень я лицезрел вас в коричневой кожаной куртке.
– Было дело, – Потемкин как бы виновато улыбнулся при рукопожатии. – Заяц цвет шкуры меняет по сезону, человек одежду – по обстоятельствам. Менты, ох, не любят тех, кто их мордами на асфальт кладет. Указивку на меня, после моей засветки на Старом Арбате, небось по всему городу разослали. А мне рано – лапы за спину. Всё интересное только заваривается.
– Кто знает. Торг ведь в монастыре идет: вернуться к 21 сентября – и о событиях одиннадцати дней забыть. Ельцин добровольно подает в отставку, парламент сам себя распускает и до новых выборов все в Кремле и Доме Советов только временно исполняют обязанности. Делить Ельцину и парламенту больше нечего – и вражде конец. Вы не верите в такой исход?
– Мне приказывали в другой жизни, в Афгане, – Потёмкин переступил с ноги на ногу, – мировые с душманами чепурить. И если на самом деле я на перемирие целился, то дороги не минировал и засады не расставлял. Всё понятно?
– Ничего.
Поёжившись, Потемкин застегнул верхнюю пуговицу на длинном своем плаще:
– Я последний раз у Дома Советов был с вами. Потом сделка фартовая выпала – весь ходил в мыле. И про стычки людей с милицией только краем уха слыхал. А сегодня переговоры в ресторане закруглил и думаю: дай водку до руля выдохну и по Арбату прошурую – туда, где концерт по радио объявляли по случаю юбилея Старого Арбата. Иду-бреду на артистов глянуть и вижу – гастроль ОМОНа. Я ментов перевариваю не хуже и не лучше, чем блатных. Средь тех и этих есть нормальные и есть отморозки. Но нормальный блатной, не сумняшась, запытает ребенка, если вор или авторитет прикажет. Нормальному же менту грех на душу брать не обязательно – он может или болт с гайкой на беспредельный приказ положить, или выполнить его, спустя рукава. А что мы с вами сегодня видали? Нормальные менты уподобляются нормальным блатным и, как ни в чем ни бывало, калечат баб и ломают кости старикам. По приказу до зверства нормальные менты не опускаются, за очень хорошие деньги – всегда пожалуйста. Раз Ельцин дал добро оплатить зверство, ни на какой мир он не пойдёт. Говорю вам еще раз: самое интересное только начинается. Митинг завтра это покажет. И я на него и сам приду, и орлов со своей фирмы приведу – и мы еще посмотрим – у кого кровь красней: у продажных ментов или у нормальных, Родине служивших десантников.
Комментировать сказанное мне не хотелось. Я изрядно озяб и решил немедля откланяться. Потёмкин мое настроение уловил, но вместо слов прощания вдруг, снова поеживаясь, обронил:
– А не заглянуть ли нам куда-нибудь поблизости и не хватить ли по стопке для сугрева?
Я согласился. В кафе-подвале на Старом Арбате мы выпили водки под салатики с ромштексом, установили, что являемся по паспортному возрасту почти ровесниками и перешли на «ты». На том и расстались: я двинул в метро «Смоленская», он – на Новый Арбат ловить такси.
Утром следующего воскресного дня, 3 октября, ровно в назначенное для митинга время – в 11.00 – я прибыл на станцию метро «Октябрьская-кольцевая». Выход из нее наружу был открыт, проход на площадь закрыт – двойным кольцом из солдат внутренних войск.
Митинга не будет, я себе доложил, будет очередная драка – вполне возможно, наиболее грандиозная в сравнении с предыдущими: народ из метро выплывал густо-прегусто.
Жаждавшие митинговать под каменным козырьком кольцевой «Октябрьской» не задерживались – растекались в обе стороны вдоль площади. Меня потянуло налево – на Якиманку. Я шел в плотной толпе мимо двух жидких рядов молоденьких солдат-срочников сам собой неудовлетворенный: ошибся ты, братец – митинг будет, а драки не предвидится.
