Мюнхен — 1972. Кровавая Олимпиада - Млечин Леонид Михайлович

Майк Харари сразу же выехал в Европу с паспортом на чужое имя. Операционной базой он избрал Париж, где резидентом Моссад был Абрахам Геймер. Он работал в израильском посольстве под крышей первого секретаря.

Считается, что боевая группа состояла всего лишь из пятнадцати человек. Двое приводили приговор в исполнение, двое их прикрывали. Еще двое занимались организационной работой — бронировали номера в гостиницах, находили конспиративные квартиры, арендовали машины. Двое отвечали за бесперебойную связь. И человек шесть-восемь следили за объектом и обеспечивали благополучную эвакуацию после операции.

Все это были опытные люди. Каждый говорил на нескольких языках. Среди них были специалисты по изготовлению фальшивых документов, взрывчатки, хорошие стрелки. Каждый в случае необходимости мог действовать самостоятельно.

Боевая группа, разумеется, имела право в случае необходимости прибегнуть к помоши региональных резидентур. Но по разным соображениям число посвященных было строго ограничено. Да и руководству Моссад не хотелось подставлять под угрозу сотрудников резидентур, обычно действующих под дипломатическим прикрытием. В самых сложных ситуациях боевой группе приходилось рассчитывать только на собственные силы.

Стратегическая задача состояла в том, чтобы оторвать террористов от их соратников и от баз снабжения, подловить их в тот момент, когда они максимально уязвимы. Террористы нуждаются в чьей-то помощи, чтобы получить документы, деньги, оружие. Если они оказываются одни, то теряются.

Кроме того, Майк Харари хотел, чтобы палестинцам всякий раз было ясно, что их человек погиб не случайно, что это месть. Поэтому в отступление от обычных правил приказ гласил: никакой маскировки под несчастный случай — напротив, действовать демонстративно. Но Харари требовал от подчиненных твердо удостовериться, что перед ними именно тот, кого они ищут. Смерть невинных, предупредил он, будет сочтена катастрофой и провалом. Предупреждение, как мы увидим, не помогло…

Начали с налаживания информационно-осведомительной сети. Предстояло выяснить, где находятся те, кого ищут. Агенты Моссад рыли носом землю по всей Европе. В ход пошли старые связи и контакты. Израильтяне через посредников наладили контакты с ультралевой западногерманской группой Баадера-Майнхоф, у которой были давние хорошие связи с палестинцами.

Это были годы, когда в Федеративной Республике поднялась война ультралевого терроризма. Начиналось с протеста молодежи против устоявшихся авторитетов и против родителей, которые позволили Германии стать нацистской. Радикально настроенная молодежь считала, что западногерманское государство движется в том же преступном направлении, что Федеративная Республика — наследница третьего рейха и что нельзя оставаться такими же пассивными, как родители.

Кажется, ничто не может быть напраснее борьбы сыновей против отцов. Ведь отцы умирают, а сыновья становятся отцами. Если конфликт поколений в чем-то естествен, так только в том, что он подчиняется закону вечного кругобоорота в природе, но его постоянное повторение кажется проклятием. Каждое поколение проживает его по-своему.

«Твой отец добрый малый, — говорит Базаров своему другу в романе Тургенева «Отцы и дети», — но он человек отставной, его песенка спета».

В романе нигилист Базаров умирает раньше, чем отвергаемые им отцы.

Каждое поколение сыновей воображает себе, что его борьба с отцами единственная в своем роде и исполнена особого смысла. Это относится и к тому поколению немцев, которое появилось в военные или первые послевоенные годы. Но их конфликт со старшим поколением действительно не знает примеров в истории, поскольку их отцы совершили нечто невиданное — систематически истребляя целые народы, они превратили в золу и пепел целый континент.

И что же ощущали дети преступников из Освенцима?

В школе их учили, что немцы непостижимым образом стали жертвой гнусного маньяка и его палачей. «Гнусным» называл Голо Манн Гитлера, он же говорил о «надвигающемся мутном, увлекающем за собой потоке», как будто национальный социализм был природным катаклизмом. Как спорить с отцом, который по счастливой случайности остался жив в столь ужасную непогоду?

«Что такое наше псколение, поколение разной рухляди, состряпанной в спешке и страхе перед войной или в первые дни войны под разговоры о том, что, прежде чем отправиться на войну, муж обязан сделать жене одного ребенка.

«Я появился на свет только потому, что была война». И во что тогда превращаются детство и юность? Ничего, кроме постоянного извинения за то, что ты вообще существуешь — «извините, что я родился». Теснота, стесненная жизнь в затемненных комнатах, угроза бомбежек, бомбежка, разбитые стекла, а затем бомбоубежище, бункер. А с неба падают горящие самолеты и горящие человеческие тела.

А что потом, когда все это кончилось? Затхлая атмосфера коллективной вины, сцены жестокостей, задним числом экономно допущенные в общую атмосферу, переломанные кости, горы трупов внедрялись в сознание — этого не пережило ни одно другое поколение до нас здесь, в поверженной Германии.

Было разрушено нечто значительно большее, чем дома, было задушено и погублено значительно больше, чем было убитых на войне, — великое пространство, интеллектуальный ландшафт отмерли и были опустошены.

Теперь ты можешь понять, в каком общем климате мы, каждый на свой лад, вырастали и что коварным образом прокралось в жизненный опыт и жизненные установки нашего поколения?»

Эти слова принадлежат писателю Рольфу Дитеру Бринкману, родившемуся в 1940-м и умершему в 1975 году.

«Бунт направлен против тех, кто сделал меня свиньей. Это не слепая ненависть, не стремление вернуться назад, в нирвану перед рождением. Это бунт против двадцати лет в родительском доме, против отца, манипуляций, совращения, растрачивания молодости, против восторга, энтузиазма, надежды. Так же, как я, были обмануты все мы, в своих мечтах, любви, духовных исканиях…»

Это сказано писателем Бернвардом Веспером, сыном нацистского поэта Вилли Веспера, родившимся в 1938-м и умершим в 1971 году. Бернвард Веспер был помолвлен с Гудрун Энслин, одной из самых известных западногерманских террористок. У них родился сын, которого мать потом бросит ради подполья.

Многие сыновья не захотели становиться отцами или не смогли. Они бросали бомбы в поколение отцов. Они были преступниками и жертвами одновременно.

Поколение рожденных после войны было травмировано Освенцимом, настояло на дебатах о фашизме и потребовало от отцов чего-то большего, чем приватные разговоры в свое оправдание. Упоение дискуссиями охватило сыновей, желание противоречить привело к бунту против отцов. Обычные оправдания не принимались. Самая употребительная отговорка насчет того, что они ничего не знали, не вызывала доверия.

Одновременно это был протест и против подавления сексуальных свобод, против всего тяжеловесного и косного, против всего формального и архаичного. Брак признавался формой капиталистической собственности и отвергался: один человек не может принадлежать другому! Молодые отрекались от мира взрослых. Это проявилось и в одежде. Именно тогда девушки стали носить вместо юбок установленной длины брюки и джинсы.

Рассерженные молодые люди собирались в Западном Берлине. Правящий бургомистр Вилли Брандт заботился о том, чтобы студенты, творческая молодежь чувствовала себя в городе комфортно. В Западном Берлине молодые мужчины освобождались от призыва в бундесвер.

По этой причине сюда приехал Андреас Баадер, чей отец, солдат вермахта, попал в плен в 1945 году. Домой он не вернулся, видимо, умер в лагере для военнопленных. Его сын, артистичный, одаренный молодой человек, вырос законченным эгоистом с манией величия. Он не желал подчиняться никаким правилам. Ездил на мотоцикле и машине без водительских прав. В немецком обществе это немедленно привело его к конфликту с законом. В ответ он объявил войну государственной машине.

Андреас Баадер пользовался большим успехом у молодых девушек, которые настолько увлекались, что следовали за ним во всем. В него влюбилась Гудрун Энслин, дочь пастора. Она окончила курсы преподавателей начальной школы, училась в педагогическом институте и писала диссертацию.