Захар Прилепин - Летучие бурлаки (сборник)
Нахер их.
Будущая цивилизация — это ты.
Вызываю на себя огонь, холод и камнепад
Отчего человек боится перемен, понятно — он в таких муках рождался.
Говорят, что потом мы целую жизнь можем прожить, не испытав и подобия того ужаса, что приходится на долю младенца, которого под крики матери тащит, сминая череп, неведомая сила куда-то в неизвестность.
А так хорошо было в животе — лежи, насыщайся теплом и прислушивайся, чего это там снаружи постукивает да пошумливает.
Мы с моей женою замечали, как ребёнок в животе пугается и затихает, если она, не дай бог, хворает и начинает в хвори кашлять. Внутри же грохот!
Но что это, говорю, в сравнении с родами.
Какой-то прапамятью люди понимают, что этот кошмар подобен погибели. Тебя вырывают из маленького, обжитого, единственно, казалось бы, возможного пространства — а зачем? что ты там не видел?
В том-то и дело, что ничего не видел.
Может, там и нет ничего хорошего — но нельзя же всю жизнь проплавать в околоплодных водах.
Мы знаем, откуда у людей вся эта нездоровая страсть чуть что ссылаться на «эволюционный путь развития». Они ж больше не хотят повторения того ужаса, что с ними однажды, на десятом месяце после зачатия, случился.
Это тогда всё обошлось — и человек родился в солнечный мир, тем более что ему через минуту предложили сиську пососать — это более трудоёмко, но в конечном счёте не менее приятно, чем питаться через пуповину.
Однако не факт, что любое другое подобное изменение приведёт к подобным результатам.
Между тем эволюция предполагает как раз не безболезненное пребывание в тепле и приятной слякоти, а совершенно катастрофические по человеческим меркам перемены — ошарашивающие, жуткие, революционные, когда череп деформируется, а родная мать кричит от боли.
Жизнь — в этом.
Современный русский человек, послушай его, имеет мечтою, по сути, всё то же возвращение в утробу — разве что в сознании и с возможностью реализовать половые интересы и прочие скромные игровые страсти.
Нам изначально предоставили то, что именуется свободой воли. Однако есть ощущение, что менее всего наш современник желает всерьёз ею воспользоваться. Куда приятнее висеть вниз головой на пуповине.
Только что вернулся из Сибири — там холодно, там снежно, там минус сорок.
Я всё пытаюсь понять, как же так вышло, что в стародавние времени люди поднимались с насиженных мест и шли чёрт знает куда за приключениями, рискуя головой, замерзая и голодая. Садились в свои убогие струги и по кой-то чёрт открывали то мыс, то полуостров, то речку, то горку — а чаще ничего не открывали и замерзали во льдах, нацарапав на дощечке, что, мол, прости, жена, обратно не дойду, озяб вконец, превратился в леденец.
В течение нескольких столетий страна Россия прирастала ежедневно — то полянка, то лужочек, то чудесный островочек.
Каждый год возводилось по городу, детей рожали столько, что никаким китайцам не снилось.
Из околоплодных вод русский человек выплывал в мировой океан, вгрызался в новые земли и новые горы.
Последний виток был в середине прошлого века — ну, помните, улыбка Гагарина, фантастика Беляева, покорители Вселенной и прочая ныне забытая чепуха.
С тех пор человек не очень хочет строить город на мерзлоте. В космос не хочет. Даже размножаться не очень хочет. Типа, надо пожить самому — да и к чему вообще нищету плодить. То, что его самого когда-то наплодили, в расчёт не берётся. Он же не просил.
Мы вообще никого не просили осваивать тундру, открывать Дежнёву мыс Дежнёва, строить ледоколы и заниматься прочей бессмысленной деятельностью. Поэтому не беспокойте нас по пустякам.
Человек не хочет отдавать себе отчёт в том, что всё имеющееся у нас — от земли, по которой ходим, до Бога, в которого верим, — результат не «малых дел», о которых сейчас так любят говорить, а глобальных проектов, великих свершений, подвижничества, страсти к переменам.
Человеческая эволюция — это вовсе не привычка зависать на пуповине, пока она не надорвётся, а непрестанные роды.
Крик, боль и неизбежная новая жизнь.
Когда нам говорят, что нужно сначала заняться собой, а потом уже править мир вокруг себя, нас ужасно обманывают.
Человек по-настоящему изменяется только тогда, когда со всего размаху выпадает в мир. Человек становится человеком в пахоте, в подвиге, в поиске — а не в самокопании.
Если хочется сменить дурные привычки — куда лучше для начала изменить и вывернуть наизнанку страну вокруг себя. Перешить её заново, удлинить рукава, прицепить бант на грудь, учудить что-нибудь эдакое. Тут и привычка грызть ногти пропадёт незаметно.
Иначе, положа руку на сердце, — что́ о нас вспомнят потом? А?
Вы можете всерьёз придумать, что́ можно сказать в наше оправдание? Что мы сохраняли чудесную стабильность и качали из земли много чёрной нефти, чтоб и дальше сохранять стабильность?
А зачем?
Это никогда не было целью человечества. Оно не имело бы ни богов, ни героев, ни песен, когда б исключительно оберегало свой покой и тишину вокруг.
Впрочем, если вам не нужны ни герои, ни боги, ни песни — тогда и говорить не о чем.
Ничего личного, кроме обезьяны
Заметили, какой удивительный парадокс: словосочетание «ничего личного» стало едва ли не определяющим в наше время тотального индивидуализма.
Казалось бы, как раз у индивидуума всё должно быть личным, собственным, частным, не так ли?
Но это лишь на первый взгляд парадоксально.
Тихий, с усталым скепсисом произносимый лозунг «Ничего личного!» — это всего лишь способ снять с себя ответственность за всё, что тебя окружает.
«Ничего личного» — это больше, чем просто два слова, это новейшая философия.
Недавно должен был ехать в одну европейскую страну. Сначала настойчиво приглашали, потом неожиданно раздумали.
Организатор написал подробное письмо, где снисходительно сетовал, что я имею привычку высказываться от имени всего народа — это ужасно оскорбило европейца.
Нам такие люди в гостях нежелательны! — таков был пафос письма.
«Кто вам сказал, что есть какие-то народы? — вопрошал он. — Рискую вас огорчить, но все мы произошли от Адама и Евы. Или от одной и той же обезьяны».
В итоге они, не поверите, напрочь отказали мне в посещении их политкорректной страны.
А вот у вас есть фотография мамы на стене, подумал я. Выцветшая бумага, и, по сути, больше ничего. Я вот вырезал из журнала, взгляните, женщину, в цвете, ничем не хуже вашей матери, даже, мне кажется, лучше, — давайте её поместим за стекло, повесим на стену. Какая, в конце концов, разница — они же произошли от одной обезьяны? Или, быть может, ваша мама имела в предках какую-то особенную обезьяну? Вы знаете, к чему могут привести подобные рассуждения? Даже не начинайте. Ничего личного, слышите?
Или, быть может, есть некий язык, на котором вы произнесли первое своё слово. На том же языке произнёс первое слово ваш отец, ваш дед и ваш прадед. И вы уже половину земного пути носите в себе первое выученное наизусть четверостишие про «хаты — в ризах образа»: не вытравишь теперь никакой кислотой эти строки. Слушайте, оставьте эту речь. Выучите язык какого-нибудь крайне северного или крайне южного народа, он ничем не хуже вашего, на котором писал, к примеру, Лев Толстой. Или вы хотите сказать, что ваш Толстой выше литераторов крайне северного народа и народа крайне южного? Или вы, чёрт возьми, думаете, что у Толстого была в предках какая-то особенная обезьяна? Знаете, к чему могут привести подобные рассуждения? Даже не начинайте. Ничего личного, ясно?
А, может быть, у вас есть свой Бог, в которого вы поверили, которого призываете, которому молитесь? Этого Бога придумали те же самые обезьяны, что и всех остальных богов. Люди, которые предпочли смерть, но не расстались с маленьким нательным крестиком, — нелепые глупцы. Ничего личного, мой друг, мы ведь знаем, к чему приводит религиозное мракобесие.
А что вы прицепились к этой рябине у окна? Та же самая древесина, что и у всех остальных пальм.
Ваши дети более чем наполовину состоят из воды, как и все люди на свете. Ваших детей даже не обязательно менять на других детей — вы вполне можете сменять своё чадо на сорок литров лимонада. Всё вода, всё течёт.
Ваша почва ничем не отличается от почвы на другой стороне глобуса, так что напрасно вы топчетесь на кладбище у ваших родовых могил. С тем же успехом вы можете постоять на бесплатной парковке. И если парковку установят прямо на месте вашего кладбища — тоже не беда.
Ничего нет.
Мы все произошли от одной и той же обезьяны.
А вот у вас ещё есть ноготь на пальце, думал я мстительно. Кто вам сказал, что это ваш личный ноготь? Обычная роговица, нервных клеток не имеет, можно его вырвать, заменить на другой ноготь.