Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - Нил Маккей
После арестов маме и папе выдвинули обвинения – папа обвинялся в трех случаях изнасилования и одном случае содомии, а мама обвинялась в поощрении незаконных половых сношений и жестокости к ребенку. Мама продолжала отрицать, что сделала что-либо плохое. До суда папу отправили в Бирмингем, и я так и не услышала его версию насчет всех этих событий, а с Луиз мне было запрещено видеться после того, как та попала под охрану властей. А ведь только она была способна сказать мне правду. Спустя годы она смогла объяснить мне, что произошло. После того как я съехала из дома, мама с папой разрешали мне видеться с ней лишь изредка, и оказалось, что за это время произошло очень много того, о чем я не знала.
Когда ей пришла пора переходить в среднюю школу, мама с папой решили не отправлять ее туда. Представители школьной дирекции спросили их, в чем дело, и мама сказала им, что Луиз уехала и живет с родственником. Те не сделали ничего, чтобы проверить, так ли это. Луиз заставили участвовать в этой лжи и даже иногда отпускали из дома забирать младших детей из начальной школы – она стояла и ждала их на небольшом расстоянии от школьных ворот, чтобы учителя не смогли узнать ее и понять, что никуда она не уезжала.
Мама с папой сказали Луиз, что держат ее дома из-за того, что с тех пор, как я съехала, маме требовалось все больше помощи по дому. Скорее всего, это было правдой, но гораздо более важная причина заключалась в том, что папа начал приставать к ней, и они боялись, что Луиз может рассказать об этом в школе. Насилие началось незаметно, как и в случае со мной – папа приставал к ней и лапал ее, но со временем ситуация только ухудшалась, и наконец за несколько месяцев до того, как полиция пришла к нам домой, папа отвел Луиз в верхнюю часть дома и изнасиловал ее самым ужасным образом. Он выполнил свое омерзительное обещание «первым войти в нее» – тем же самым он угрожал мне и Хезер. Мамы не было дома в тот момент, но вскоре после этого он изнасиловал Луиз еще раз, когда мама уже была дома. Он рассказал маме об этом и попросил проверить и убедиться, что Луиз больше не девственница, мама сделала это. Наконец произошло и третье изнасилование, прежде чем он сказал Луиз о том, что «дело сделано как следует».
Папа сказал ей, что если кто-либо посторонний узнает об этом, то их семье придет конец. Она поверила ему и поначалу держала случившееся в секрете. Но как-то раз она обмолвилась об этом своим младшим братьям и сестрам, а затем подружке, та рассказала своей матери, и ее мать сообщила об этом в полицию.
Когда папе и маме впервые были предъявлены обвинения, я ничего об этом не знала. У меня были только те сведения, которые рассказала мне мама. Она настаивала на том, что ничего не знает о папином нападении на Луиз. Она рассказывала, что у полицейских к тому же вряд ли есть какие-то реальные доказательства против папы, но так как дома нашли их богатую коллекцию порнографии и игрушек для извращенного секса, то эти улики и стали доказательством того, что дома творилось насилие. Учитывая, что я знала про папу, произошедшее могло быть правдой, и мамина ложь в его защиту вполне могла стать тем сигналом, который заставлял сомневаться в ее непричастности к этому. Но я не могла поверить в то, что она непосредственно в этом участвовала. Она рыдала целыми днями, после того как забрали ее детей. Ее горе и страдания по поводу детей совсем не выглядели притворством. Я чувствовала, что просто не могу ее так оставить.
– Слава богу, у меня еще есть ты, Мэй, – постоянно твердила она.
После того как папу обвинили и до суда отвезли в Бирмингем, ему разрешили каждый вечер звонить по телефону и говорить с мамой. Одним вечером, перед тем как я передала трубку маме, он сказал мне: «У нее больше никого нет, Мэй. Я верю, что ты позаботишься о ней».
Он возложил на меня ответственность по сохранению нашей семьи. Так что я вернулась к маме. Стив тоже вернулся, так у нас всех было чувство, что от нашей семьи еще что-то осталось. Возможно, потеря младших детей вызвала у мамы самые разные воспоминания, и за это время она побольше рассказала мне о своем детстве. Хотя ее назвали Розмари Полин, в семье все звали ее Роузи. В раннем детстве у нее появилось прозвище «Доузи Роузи» (Сонная Роузи).
– Это не потому, что я была тупая или типа того, Мэй, – объяснила она. – Они меня так прозвали, потому что я вытворяла разные глупости, чтобы рассмешить их. Но не то чтобы мои мама и папа вообще много смеялись.
Это меня не удивляло. Отношения ее родителей в браке выглядели несчастливыми и жестокими. Но она притворялась дурочкой, чтобы хоть как-то разряжать атмосферу. И пользовалась своей миловидностью и обаянием, чтобы утихомирить своего отца Билла, не давая ему бить мать, а также ее сестер и братьев.
– Я забиралась к нему на колени и смешила его. Ему это нравилось. Я могла заставить его позабыть о том, как он разозлен.
Однако она намекала на то, что за это была вынуждена платить свою цену. Было довольно очевидно, что она имеет в виду. Когда я была моложе, то иногда задумывалась, почему она дает мне такой совет – если я когда-либо окажусь в ситуации, когда мужчина хочет потрогать меня или сделать что-либо еще, не важно что, я не должна ему сопротивляться.
– Просто дай ему сделать то, чего он хочет, – говорила она. – Будет не так больно, да и быстрее закончится.
Я поняла, что она говорила об этом, исходя из своего опыта. Неужели она была жертвой сексуального насилия своего отца?
Позже, когда судили маму, она публично призналась, что потеряла девственность
