Татьяна Москвина - Ничего себе Россия! (сборник)
Обнаружились и главные агенты пожирания внутреннего мира «кримсериала»: блондинки. Именно появление в «Тайнах следствия» стажерки Ольги (в нее моментально влюбляются двое героев) сигнализировало о смертельной опасности.
Декаданс
Итак, господствующая эстетика «нулевых» годов, а это эстетика гламура, начинает пожирать эстетику девяностых – эстетику «криминальной России» в духе натуральной школы. Женский мир искусственной красоты, дорогих тряпок и «давай поговорим о наших отношениях» атакует суровый мужской мир перестрелок, выпивки после работы, моргов и злодеев, падающих с крыш.
Агенты гламура – в основном, блондинки – подселяются в кримсериал под каким-нибудь невинным предлогом. То стажерка, то девушка опера, то сестра, то жена, то милая владелица кафе. И все – погиб сериал! Начинается дикая утечка энергии. Блондинки тормозят развитие действия, рвутся в мир дорогих ресторанов и подиумов, требуют шуб, машин, дач, садятся на диваны и собираются «говорить об отношениях», что и проделывают, к несчастью!
Заглянув в «Бандитский Петербург-6», обнаружила сразу двух блондинок, из которых одна сразу пошла в ванну, напустив туда пены, – я выбросила диск. Конец игры. Включила «Ментов-7» – и там появилась, сияя волосами и зубами, Лера Кудрявцева в роли хозяйки кафе. Выключила. Конец игры.
Блондинка в классическом кримсериале может максимум лежать возле двери своей квартиры в виде окровавленного трупа! Или проходить как второстепенный свидетель. Она даже преступницей быть не может – преступления организуют, как правило, женщины средних лет с волосами цвета красного дерева или баклажан. Но агрессия гламура неумолима.
Ярким примером декаданса стал сериал «Ваша честь», о работе суда (РТР, 2007), где судьей была разведенная блондинка (Наталья Вдовина). Хотя дела разбирались в этом суде довольно интересные, живые – блондинка ничего лучшего не придумала, как завести роман с прокурором, заодно флиртуя с адвокатом! Гламур соединился с кримсериалом, и получился отвратительный монстр – с гламурным телом, но с лапами кримсериала…
Однако время декаданса принесло и своеобразную победу: сериалы по Дарье Донцовой. Телесаги про Подушкина, Васильеву, Романову и Тараканову сняты вне эстетики «натурализма», но в достаточно новой для ТВ манере. Это комиксы, изначально минующие всякое правдоподобие, с легким отношением ко всему на свете и юмористическим стилем игры. Комиксовый стиль абсолютно подходил книгам Донцовой и высвободил некую новую энергию кримсериала.
Сказочный элемент очищен тут от правды жизни и суровый стиль девяностых выброшен за ненадобностью. Фильмы по Донцовой – это милый вздор, разыгранный в хорошем темпе хорошими актерами полностью «в легком жанре». Нет и обязательного для кримсериалов прошлого осуждения богатства. В этом легком идиотском мире все являются легкими идиотами, абсолютно все.
Возможно, какая-то часть кримсериалов и пойдет по пути комикса. Однако это путь обочинный, маргинальный, а основной путь сейчас забит разлагающимися трупами кримсериала образца девяностых годов. Призраками прошлого, которых живо теснит новая, гламурная кримсериальная реальность.
Сценаристы впихивают в сюжеты как можно больше блондинок и вещей. Маниакально увозят персонажей на курорты к морю и за границу. Вместо честного бильярда – непременного атрибута кримсериала девяностых – появляются экзотические виды спорта и все более дорогие машины. Противостояние «ангелов справедливости» и «злодеев» размывается, и, например, в «Ментовских войнах» бандиты практически уже неотличимы от ментов…
Что ж, прощай, великий русский криминальный сериал! Ты уходишь в прошлое и сам становишься историей. Как и все на этом свете.
Досуги невеликих людей
Сама не знаю, почему и отчего, но вот уже восемь лет снимаю дачу в Комарове, знаменитом поселке под Петербургом, где раньше жили сплошь великие люди. Был ли у меня некогда тайный прицел – расположиться поближе к компактному мемориалу великих, чтоб со временем, так сказать… ну, тоже выбиться в люди? Вот писатель Валерий Попов, проживающий в «ахматовской будке» (легендарной крошечной госдаче Анны Ахматовой), периодически высовывается из нее и кричит туристам: «Я не Анна Ахматова. Я – писатель Валерий Попов!», и в этом смиренно-горделивом возгласе есть же нечто вроде скрытой надежды. Звонкое имя «Валерий Попов» – не просто современный бонус к исторической будке, но и само по себе звучит.
Попов хороший. Личная жизнь его ужасна. Он сам описал ее в нескольких художественных произведениях – поскольку что же еще ему, бедолаге, описывать? Когда он находится в некотором отдалении от своей личной жизни, ему в этой жизни нравится решительно все. Простое и красивое, словно рубленное грамотным топором, длинное лицо писателя сияет от радости и восторга. Не знаю, насколько в таком состоянии можно руководить Союзом писателей Санкт-Петербурга, что делает Попов много лет, но, с другой стороны, а в каком состоянии надо быть, чтоб им руководить? Я там была один раз на выборах, прости Господи.
Ахматовскую же дачку-развалюху недавно отремонтировал некий отец родной, искренне тянущийся к культуре. Вложившись в будку, отец родной не стал скрываться от культуры, и в день рождения А. А. А. прилюдно спел несколько собственных песен под гитару на стихи великих поэтов. Скептическое шипение насчет того, что «они за просто так будок не ремонтируют», мы решительно отметаем. Пел отец родной с душой. Имел право!
Праздник проходил в конце июня на свежем воздухе и собрал изрядное количество интеллигентного народу. И вот опять-таки вопрос, являлся ли весь этот народ «бонусом» к прошедшей истории или среди него тоже было немало будущих великих людей? Выступал матерый писателище Андрей Битов с живописно помятым ликом. Шутил изящно. Битов великий или нет? У собравшихся в лицах было незлое напряжение, точно они именно этот вопросик и решали. В конце вечера нам дали послушать запись Ахматовой, читающей стихотворение «Мне голос был…», соответственно в записи двадцатых годов и – шестидесятых. Голос двадцатых был, конечно, молодым, но интонационно столь же недосягаемо-царственным. Нет! все-таки пропасть лежит между «теми» и «этими». Такое царственное титаническое самоуважение, каким обладала А. А. А., нынче никому не по карману. Нам уже надо искать какого-то «своего места» – Ахматова же, подобно многим великим ее современникам, свое место создавала сама.
А мы тихо живем, шелестим бумажками, ходим по дорожкам. Ну, невеликие мы люди, так и что. В мире всегда есть все, что нужно миру, – и если бы мир нуждался в великих людях, так они бы в нем мигом завелись. Видно, не нужны.
На кладбище прибавляется знакомых имен каждый год. Это, собственно, главные «комаровские новости» – вести с кладбища. То у Курехина крест вдруг повалится, то вот памятник Андрею Краско поставили. «Ничего памятник-то?» – «Ничего, ничего». А у моего учителя, чудесного литератора Евгения Соломоновича Калмановского, какая-то сволочь сбила и унесла чугунный крестик. Дескать, нечего «соломоновичам» кресты на могилах держать. Хоть бы руки отсохли!
Налево от кладбища, в лесу, кто-то неизвестный и, видимо, фантастически ушлый, воздвиг одинокий домище. Окрест на много километров жилья нет. Но прямо возле кладбища, может, даже в санитарной зоне – есть. Кто этот загадочный незнакомец? Почему его потянуло поселиться подле могил? Что он поделывает полнолунными ночами? Никто не знает, жителей дома никто не видел, звуков жилище не издает, а между тем автокатастрофоемкость дороги, идущей от кладбища к Щучьему озеру, тихой сапой возрастает.
Огромный одинокий домина возвышается и слева от станции, безумное фэнтези девяностых из красного кирпича. Прямо напротив государственной резиденции, где некогда проживал властитель Ленинграда Г. В. Романов. Теперь сюда – весьма редко – приезжает В. И. Матвиенко. Но ее хотя бы на съемках передачи «Растительная жизнь» кто-то видел. Мифического же бандита по прозвищу «Комар», которому, как говорят, и принадлежит фэнтези у станции, не видели никогда. В ворота никто не заходит, из дома никто не выезжает. Даже в самую прекрасную погоду над мрачными башнями таинственного строения висит маленькое темное облачко… Да, непросто здесь и нечисто.
Это прекрасно знает Ирина Снеговая, филолог, мать родная здешних мест – основательница комаровского музея. Музей занимает помещение бывшего магазинчика на Цветочной улице (вспоминается «Незнайка в Солнечном городе»!). По субботам и воскресеньям Ирина лично ведет экскурсии, знает о Комарове почти все и мечтает о восстановлении здесь разрушенной церкви Святого Духа. Однако все попытки собрать средства хотя бы на часовню кем-то или чем-то блокируются.
Ирина, библиотекарь Елена и глава местной администрации (мужеска пола) представляют в Комарове цивилизующее – просветительское – начало. Периодически Ирина и Елена спокойно, гордо и просто убирают чудовищную помойку на Озерной улице, куда автомобилисты скидывают на полном скаку мусор, по счастью не оставленный ими на озере. Для того чтобы напрочь излечиться от любви к отечественному человечеству, если такой редкий вид галлюцинаций у кого-то остался в заводе, надо съездить на Щучье озеро, в хорошую погоду, в субботу днем.
