Юрий Федосеев - Мы – русский народ
А не те ли «женихи», в очередной раз воспользовавшись помощью предателей из числа стражников, горничных, приближенных Пенелопы — России, ворвались в ее усадьбу и бесчинствуют. Бесчинствуют вот уже десять лет бурбулисы, чубайсы, швыдкие, березовские, абрамовичи, лесины, дерипаски, аликперовы, бендукидзы — «имя им легион». Как и в Великую Отечественную войну, против русского народа идут носители знаковых фамилий: кохи, мюллеры, рейманы, грефы.
А если исходить все-таки из предположения, что национализм все больше и больше завоевывает умы народов мира, что национализм предопределяет поведение людей, то чьи интересы, интересы какого народа будут отстаивать Аликперов, возглавляющий азербайджанское землячество в России, Березогусинские, образовавшие две альтернативные версии еврейской консолидации русских евреев, Абдулатипов — одна из центральных фигур Конгресса народов Северного Кавказа? Русских? Нет! Они будут отстаивать интересы своих народов, как отстаивали их недавние апостолы пролетарского интернационализма Алиев, Каримов, Назарбаев, Снегур, Шеварднадзе. И это правильно, ибо сказано: «Возлюби ближнего, как самого себя». А ближний — это брат, брат родной и брат — «седьмая вода на киселе», соплеменник, представитель твоего народа. Мне могут возразить: «Но у нас ведь есть гарант Конституции». Увы, наши гаранты, как Первый, так и Второй, мне больше напоминают великих князей московских, получивших ярлык на княжение, но не из Орды, а с Капитолия, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Россия-Пенелопа продолжает невеститься, а Одиссея все нет и нет.
«ВОЗЛЮБИ БЛИЖНЕГО…»
В благополучные времена, времена молодости, мира и достатка, мы — беззаботные, а иногда и неблагодарные дети своих родителей, своего народа — предаемся удовольствиям, увлечениям, свойственным той атмосфере, в которой пребывает более-менее преуспевающее общество, порхая бабочками или кружась шмелями, срывая удовольствия. Не особо задумываясь, мы меняем увлечения, пристрастия, компании, друзей, партнеров. С «жиру» появляются страстишки, губящие тело и растлевающие душу.
Авторитетами для нас в этот период времени являются не родители, не братья с сестрами и даже не товарищи по институту или трудовому коллективу, уже имеющие внутреннюю психологическую установку на добросовестную работу и правопослушное поведение, а неформальные лидеры, неизвестно откуда появившиеся в нашей жизни, за неординарностью мышления которых можно легко рассмотреть душевную пустоту, прикрываемую фанаберией, за оригинальным же образом жизни — пороки, противоестественные страсти, за которыми маячат силы зла. Эти лидеры осознают свою порочность и пагубность своего влияния, но такова уж психология падших ангелов, получающих удовольствие от того, что они еще кого-то затащили в свое болото. Не замечаем только мы, отмахиваемся от родителей и неравнодушных к нам людей, пытающихся поставить нас на путь истинный, отталкиваем, а то и бьем по «руке дающего». Рано или поздно наступает прозрение, и мы осознаем, что нет никого роднее матери, ничего милее отчего дома, надежнее брата. И дай Бог, чтобы это прозрение наступило для нас еще до того момента, после которого мы уже не сможем ни покаяться, ни простить, ни исправиться, ни получить прощения.
Воспитанные на марксистско-ленинской философии, ставящей общественные интересы выше личных, мы, после официальной и обязательной деполитизации государственной службы и многих сфер общественной жизни, сначала с некоторой опаской, а потом с интересом и даже какой-то увлеченностью начали знакомиться с теми знаниями, которые вырабатывало человечество еще до исторического материализма, а проще — с христианским учением, православием. И если первая заповедь «Возлюби Господа своего превыше всего» у нас, привыкших к внутрипартийной дисциплине, не то что не вызывала внутреннего протеста, а, напротив, заполняла вакуум, образовавшийся в нашем возмущенном разуме и мы из знаменосцев стали превращаться в «подсвечников», то вторая заповедь нас обескуражила, ибо в ее редакции явно прослеживалось поощрение к эгоизму и себялюбию. «Возлюби ближнего, как самого себя». Каково?! Получается так, что сначала полюби себя, определи глубину этого чувства, а потом этой же мерой отмерь и ближнему своему. Да с такими мыслями не только в Царствие Небесное, а и в «Медвежью» партию-то не примут, подумалось вначале. Однако потом подспудное чувство нежной любви к самому себе стало выползать из потаенных глубин личной бездны и начинало просачиваться в сознание. Ты еще какое-то время сопротивляешься, но тебе все больше и больше хочется переключиться на игру в поддавки, и в какой-то прекрасный (а может, и не прекрасный) момент происходит падение. Падение с облаков на грешную землю. Я хочу себя любить и уже люблю, а как же иначе, ведь все, что происходит со мной, дается мне в моих ощущениях, через рецепторы моего собственного организма. Я хочу есть, и это мое «хочу» проявляется через чувство голода, посасывание и спазмы в желудке. Мои мысли и действия заняты поиском съестного. Обнаружив его, я начинаю думать, как его приватизировать: заработать, купить, украсть, отнять, выпросить. Способ моего поведения будет зависеть от уже сложившегося образа действий, обусловленного моим физическим состоянием и моими внутренними установками, иными словами — уровнем моего воспитания. Чем выше и лучше мое воспитание, тем меньше вероятность, что я в добывании пропитания нарушу христианские заповеди и правила человеческие. Уйдем от крайних ситуаций, называемых иногда вопросами «жизни и смерти». Не дай Бог оказаться перед таким выбором и увидеть бездну своего весьма вероятного падения. Тем не менее если я нахожу себе пропитание, то стараюсь выбирать кусочки послаще и попрожаристей. Но не хлебом единым жив человек. Представься нам случай, и мы всегда будем занимать лучшие места в зрительном зале, а не на галерке за колонной; в самолете мы бы разместились там, где меньше беспокоит гул двигателей, где меньше трясет и где есть куда вытянуть ноги. А выбор одежды, обуви? Мы же не берем первое попавшееся, а стараемся подобрать и модель, и цветовую гамму, и качество материала. А как мы огорчаемся, если видим идентичное на других и, не дай Бог, сидящее лучше, чем на нас.
Итак, мы умываемся, бреемся, подстригаемся, одеваемся, пользуемся косметикой, надеваем украшения с одной лишь целью — показать, как мы относимся сами к себе, довольны ли мы своим положением и состоянием, хотим ли мы в жизни еще чего-нибудь или катимся по наклонной своих страстей и безразличия к самому себе, опускаясь до уровня привокзальных бомжей и уподобляясь примитивным созданиям, довольствующимся естественными потребностями и нуждами.
Зададимся вопросом: «А любить себя — это разве прерогатива только людей, высших и лучших существ, созданных Богом?»
Отнюдь. То же самое мы наблюдаем у растений, рыб, животных, и неважно, что в растительном и животном мире это проявляется благодаря законам природы, врожденным рефлексам, а у людей, помимо вышесказанного, это «себялюбие» проходит еще и через сознание. А как иначе, если забота о себе — это не только получение удовольствия, но и непременное условие выживания как отдельной особи, так и популяции в целом. Представьте себе, что было бы, если бы растение, будь у него воля, отказалось бы впитывать влагу, а птица — клевать червяков, личинок и насекомых? Что было бы, если бы тюлени из чувства сострадания отказались бы есть рыбу, а тигры — охотиться на других млекопитающих? Не говорит ли это о том, что любить себя — это не только право, но и обязанность перед своей популяцией, перед Богом и природой?
Любить себя — это удовлетворять свои потребности, и если количество потребляемого еще как-то регулируется: чувством насыщения или наоборот — чувством истощения, то качество не знает верхнего предела. Ибо кто откажется от более вкусного куска, более привлекательной самочки, более удобной норы (дупла, пещеры, гнездышка)? И чем выше организация живого существа, тем прихотливее оно становится. Приходилось ли вам видеть, как ест свинья и как кошка? Если свинья ест все, что в состоянии переварить ее желудок, то кошка, даже голодная, может отказаться от подпорченной рыбы.
Но куда девается эгоизм или насколько он становится жизнеутверждающим, когда встает вопрос о продолжении рода? Если у растений роль переносчика мужских начал выполняет ветер или питающиеся пыльцой и нектаром насекомые, без каких-либо активных действий самих растений, за исключением разве что самого процесса цветения, то посмотрите, с какой целеустремленностью и с каким упорством пробиваются рыбы через камни, быстрины и водопады к месту нереста. Но это всего лишь пока реализация завета «плодитесь и размножайтесь».
Птицы и животные уже выбирают себе партнеров: одни — на период спаривания, другие — на сезон, а то и на всю оставшуюся жизнь. И выбирают не просто так, а в борьбе, ибо право на продолжение рода имеет сильнейший. В этом случае эгоизм особи, его агрессивность обусловливаются уже «объективной» необходимостью или естественным отбором, освященным свыше, потому что только молодой и сильный может дать здоровье потомству, а впоследствии защищать его от превратностей судьбы до того момента, пока это самое потомство не будет в состоянии позаботиться о себе.
