Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий - Давыдов Даниил Сергеевич
– Сверху едут. Ложись! – тихо и затравленно скомандовал Костик.
Теперь его голос просто потонул в шипении, далёких механических ударах и приглушённом лязганье ожившего подземелья. Я повалился на площадку балкона, прижавшись к полу, стараясь съёжиться, как только мог. Торцевая стенка ходка была сплошной и образовывала с полукругом ствола закуток, а две другие – просто обварены арматурой. Я лежал в тёмном железном углу, стараясь слиться с холодным металлом, раствориться, стать таким маленьким, каким сам показался себе ещё совсем недавно, глядя снизу в исполинскую шахту. Сверху слышались голоса. Рабочие, спускавшиеся вниз, шарили по стенам лучами фонарей. Вот мимо проплыла кабина с несколькими монтёрами. Не заметили. Спустя несколько секунд я вскочил и что было сил снова начал карабкаться вверх. Сердце бешено колотилось в груди и, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу. Над моей головой, шумно дыша, поднимались мои товарищи. Я забрался на очередную площадку и столкнулся с ними нос к носу.
– По ходку идут, – объяснил Андрюха.
Я прислушался. Клеть с рабочими остановилась, достигнув своей нижней точки. Сверху слышались шаги, пока ещё очень далеко, но явственно приближаясь. Андрюха достал разводник и зачем-то принялся ломать решётку обварки.
– Ты это зачем? – спросил я.
– Да, может, там сныкаться как-то, – ответил он, отламывая плохо приваренные швы.
Я чувствовал себя в клетке. Да я и был в клетке, вместе с моими коллегами, один из которых равнодушно облокотился на металлоконструкции, а другой пытался зачем-то их разломать.
Внезапно меня осенила идея.
– Давайте вниз! – махнул я ребятам и, стараясь действовать как можно тише, начал спускаться.
Дна мы достигли довольно быстро. Руддвор был пуст, рабочие ушли в сторону станции. Бросившись к клети и быстро осмотрев её, я заметил, что над кабиной обвязка отсека приварена неплотно, и если залезть по арматуре, то, возможно, получится попасть на крышу. Времени на раздумья не было. Ухватившись за выступающий швеллер, я подтянулся и, упираясь ногами в стенку, совершил рывок. Здесь неравномерно наваренные полосы листового железа разошлись и позволяли просунуть голову в клетевое пространство. Кабина сверху была грязной, с грубыми креплениями толстых тросов. Боком мне удалось протиснуться в эту щель между листами. Я свесился сверху клети и увидел, что мои товарищи тоже карабкаются по стенке.
– Рюкзаки давайте, – сказал я, протягивая руку сквозь арматуру обварки.
Один, а затем и второй рюкзак оказались на крыше. Андрюха проскочил сквозь узкий проём, словно до этого всю жизнь попадал к себе домой не через дверь, как все нормальные люди, а пользовался исключительно форточкой. Костик же долго возился и пыхтел, лёжа боком на крыше клети с торчащими в руддвор ногами. Запыхавшиеся, с чёрными разводами на лицах, мои товарищи устроились на грязной, облитой цементом и краской крыше шахтёрского лифта. Притаившись между двумя низкими выступами, мы оплели своими телами тросы, но рюкзаки предательски свисали по краям и могли выдать нас в любой момент.
Сверху по лесенке грохотали сапоги рабочих, их силуэты уже мелькали в освещённых участках ствола. Я пытался припомнить, хорошо ли с ходка просматривается клеть, но, конечно, не смог. Логика подсказывала, что, если задаться целью и специально осмотреть сверху руддвор, мы должны были выглядеть жуками, пойманными в стеклянную банку. Однако рабочие, похоже, не обладали навыками Шерлока Холмса, потому что, дойдя до последней площадки, по очереди спустились в самый низ, даже не взглянув в нашу сторону.
С шумом распахнулись створки клетевых дверей, грубый голос сказал кому-то: «Вира», что-то грохнуло, коротко прозвенел звонок, и кабина начала подниматься.
Мне показалось, что кабина не ползёт, а летит вверх по стволу, мы поравнялись с встречной клетью, значит, сейчас мы оказались на середине.
Остановившись на конечной точке, рабочие разблокировали двери и вышли. Ангар копра представлял собой полутёмное огромное помещение, только ворота были ярко освещены. С противоположной стороны валялись вагонетки, целые и уже пустые кабельные бобины и сегменты тюбингов. Нужно было как-то выйти в ангар и постараться спрятаться, в противном случае мы рисковали спуститься к станции. Когда оставшиеся внизу рабочие станут подниматься, мы неминуемо снова окажемся на самом дне, к тому же из второй клети нас могут заметить.
Наконец всё затихло, и мы осторожно протиснулись сквозь небрежно наваренную арматуру и бросились в тёмный угол ангара. Я быстро нашёл укромный уголок среди бетономешалок и целой вязанки узкоколеечных рельсов. Вскоре туда же заскочил Андрюха, рухнув прямо на меня и больно отдавив мою ногу.
– Где Костик? – тихонько спросил я.
– Да тут, в вагонетке сидит.
Теперь оставалось ждать, при этом сидеть так тихо, чтобы никому даже в голову не пришло, что среди старого строительного хлама может кто-то прятаться.
Зазвенел звонок, и где-то наверху зашелестел клетевой шкиф. Нам было слышно, как в ангар поднялись рабочие, как кто-то из них сказал: «Вот пускай сами и займутся!» Затем они долго гремели воротами с внешней стороны, и, наконец, всё замерло. Было ужасно холодно, но, несмотря на это, клонило в сон. Мне показалось, что сидим мы уже как минимум час.
– Ну что, пошли? – раздался шёпот.
Темнота была такой же, как под землёй, но сознание, что мы уже на поверхности, добавляло сил. Подняв над головой руку, чтобы не удариться обо что-нибудь, я медленно встал.
– Костян! – позвал я. – Костик!
Послышалась возня – это Балакин выбирался из своей вагонетки. Шли на ощупь, пытаясь держать направление в сторону ворот, и наконец увидели серую окантовку створок, словно светящиеся рамки. Через щели створа в копёр заглядывало хмурое утро. Но для нас оно было не хмурым, а самым желанным и радостным после всех пережитых приключений. Снизу ворота закрывал толстый слой резины, наподобие брызговика. Костик лёг на землю и, отодвинув непослушный материал, выглянул наружу.
– Впереди будка охраны и въезд. Слева забор с колючкой. Моё предложение – вылезаем вместе одновременно и рвём к воротам, на них «егозы» нет.
Было уже всё равно. Хоть так, хоть этак. Протиснувшись под створками, я увидел пустое пространство внутренней территории, будку и сдвижные ворота рядом с ней. Вскочив, мы бросились к проходной. Казалось, что бежим мы неимоверно долго, а ноги налились свинцовой тяжестью, как в дурном сне. Когда нужно убегать, но почему-то не можешь. Вот и ворота. С внутренней их стороны выступали наваренные треугольником швеллеры. Используя их как ступени, мы начали карабкаться. Когда я был уже на середине ворот, из будки выскочил охранник.
– А ну стоять! – гаркнул он, пытаясь ухватить меня за ногу.
Не тут-то было. Если бежать по двору было тяжело, то здесь у нас словно открылось второе дыхание. Я дёрнул ногой и, кажется, лягнул случайно нашего преследователя. Охранник ещё не успел пробежать через проходную наружу, а мы уже что было сил неслись по улице. Он что-то кричал вслед, но наши лёгкие наполнял воздух свободы, утренней Москвы и совершенно удивительное ощущение произошедшего с нами чуда.
Пешеходные зебры, дворы и редкие в столь ранний час прохожие – всё сливалось перед глазами в добрый и радостный поток, казавшийся родным, долгожданным, словно мы провели под землёй несколько лет.
Деревья уже подёрнулись зеленоватой лёгкой дымкой, сбрасывая с себя оковы долгой зимней спячки, а на грязных чёрных газонах пробивались из земли первые травинки. И сейчас, как никогда ярко, вспыхивало перед нами утро Москвы, утро жизни. В многоэтажках гасли окна, троллейбусы подкатывали к остановкам, подбирая сонных сердитых пассажиров в своё чрево. Кто эти люди? Знают ли они о той Москве, что раскинулась на сотни и тысячи метров под их ногами? Может быть, сейчас в троллейбус садится главный инженер Колодца трёх рек, а эта женщина – управляет шахтёрским лифтом бездонной выработки, а вот тот усатый мужчина в фуражке и есть машинист мотовоза, ожидающего своего отправления на таинственной подземной станции?
