Коллектив авторов - Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников
Неким глухим образом российское массовое сознание принимает тот факт, что «Чечня хочет отложиться». В период первой чеченской войны преобладала позиция вроде «ну и пускай уходит». Напомним, что именно так складывалась общественное мнение России в конце 1980-х — начале 1990-х в отношении республик Прибалтики. Такое мнение ни тогда, ни в 1995 году не означало уважения прав народов на самоопределение, а выражало своего рода имперскую гордость/обиду. (Но под влиянием разных факторов, не в последнюю очередь — заверений различных начальников о том, что военная победа в Чечне или уже одержана, или не за горами, — эта готовность «отпустить» Чечню сошла на нет.)
Наряду с этим в массовом сознании (и в высказываниях некоторых политиков — его выразителей) рассматривались и другие решения — от сбрасывания на Чечню атомных и подобных бомб до окружения ее территории непроницаемым кордоном. Рассматривались и действия вроде депортации. Все эти варианты «озвучивали» участники проводившихся нами групповых дискуссий. Общим для них чувством была не лютая ненависть к чеченцам, как можно было бы подумать, слыша о готовности применять средства массового уничтожения. Это было желание любым способом избавиться от всего комплекса тягостных чувств — собственной неправоты, вины, наконец, позора — рождаемых в связи с конфликтом в Чечне и полным отсутствие надежды сделать это цивилизованными, человеческими средствами. Надо подчеркнуть, что в этой драме российского сознания драме чеченской места просто нет. Поэтому, каким образом будет достигнуто это «окончательное решение чеченского вопроса», массовому сознанию по главному счету неважно. В этом смысле вариант мирного представления независимости не так сильно отличается от решительного военного одоления, а вариант «отгораживания» — от депортации. Как сложится судьба чеченцев, в этом дискурсе вообще не рассматривается.
Но если подходить со стороны цены, которую платит своя сторона, то разница исходов видится отчетливо. Пока во второй чеченской войне федеральные войска быстро продвигались по равнине, не неся потерь, большинство россиян — и мужчин и женщин — выступали за продолжение военных действий. Когда блиц-война не удалась, женская часть общества стала выступать за переговоры. Матери и те, кто себя отождествлял с ними, выступали с требованием: «Пусть не убивают наших мальчиков» (изредка говорилось, что не должны гибнуть и «мирные жители»). С течением времени стали менять свою точку зрения и мужчины.
В итоге уже длительное время среди россиян преобладает мнение, что в Чечне надо не продолжать военные действия, а перейти к переговорам. По состоянию на август 2004 года преобладание было троекратным: 21 % респондентов выступали за продолжение боевых действий, 68 % — за то, чтобы начать мирные переговоры.
ДЕПОРТАЦИЯ ТОГДА И ТЕПЕРЬ
Часть трагического исторического наследия чеченцев связана с депортацией. Чуть ли не в половине сочинений эта история сделана предметом изложения и рассмотрения.
Для чеченского дискурса депортация есть несомненное историческое злодеяние. Также она была оценена в постановлении, реабилитировавшем чеченский народ и давшем ход к его возвращению на родные места.
Какова реакция русского массового сознания?
Начать надо издалека — с того, что это сознание недовольно нынешней ситуацией на Кавказе и теми, кто за нее отвечает. Известно, что деятельность В. Путина на посту Президента России постоянно одобряет подавляющее большинство россиян (это и есть знаменитый «рейтинг Путина»). Вот и в августе 2004 года такое одобрение высказали более двух третей (67 %) опрошенных. Но рейтинг, как подметили многие, на этот раз не так высок. Недаром число говорящих о том, что их отношение к Путину ухудшилось, в этом месяце превысило число тех, чье отношение к нему улучшилось (19 % против 15 %). И для тех, кто заявил об ухудшении отношения, второй по значимости причиной были «события в Чечне». Путина в обществе считают чаще всего выразителем интересов «силовиков» (34 %). В этой связи не странно, что 82 % (а это очень много, этих рубежей едва достигал его рейтинг даже в своих наивысших значениях) обеспокоены тем, «что В. Путин до сих пор не смог решить чеченскую проблему / завершить военные действия в Чечне». И если доля надеющихся на успешность действий Путина в решении таких сложных национальных проблем, как «повышение уровня жизни», «наведение порядка в стране» и «выход из экономического кризиса», превышает долю тех, кто не испытывает таких надежд, на то, что «В. Путин сможет добиться победы в Чечне и решения чеченской проблемы», в августе 2004 года надеялось 47 % респондентов, а у 48 % этой надежды не было. Разумеется, эти мнения относятся не к реальной фигуре президента как политического деятеля. Опросы общественного мнения вообще и в данном случае фиксируют динамику общественных установок, динамику отношения к символам, к числу которых относится и такой центральный общенациональный символ как президент страны.
Российское общественное мнение, как и общественное мнение собственно Чечни, колеблется в ответах на вопрос, считать ли Чечню частью России или нет. Хочется обратить внимание на то, что сочинения показывают очень глубокое проникновение в чеченское общество как советских, так и постсоветских структур — будь то социальных, будь то ментальных. Как в топонимии Чечни изобилуют универсально-советские названия типа «Комсомольское» или «Химзавод», так и в мышлении чеченцев 30-х годов и чеченцев 90-х, отраженном в сочинениях, были активны советские представления и ценности. Сочинения показывают это столь же ярко, сколь и драматично. Драматичность связана в этом случае с тем, что принадлежность в одном случае советскому, в другом постсоветскому социуму, лояльность их символам, приверженность их номинальным и реальным ценностям вовсе не уберегали от репрессий со стороны держателя, источника этих символов и ценностей, каковыми для них были всегда центральные власти. Сочинения недаром возвращают нашей памяти такой исторический факт: депортации чеченцев и ингушей предшествовало ее формальное одобрение высшим партийным руководством Чечено-Ингушетии.
Депортация — национальная травма чеченского народа, как других народов, подвергавшихся такой репрессии. Это очевидно д ля прочитавшего хотя бы приведенные выше сочинения. Несомненно, как исторический факт она служит источником и антисоветских и антирусских чувств. Но сочинения показывают и другие следствия этого события. Если авторы плана депортации хотели превратить изгоняемые народы в изгоев, то добились они иного. Произошла (оплаченная безмерным количеством крови и слез) более тесная интеграция этих этносов, в результате которой и возникла та интернациональная смесь, которая называлась «советским обществом». После репатриации, как показывают сочинения, на территории республики восстанавливались в первую очередь советские политические, социальные идеологические и ментальные структуры. Прочность последних здесь оказалась, пожалуй, выше, чем в центре. Об этом свидетельствует язык и стилистика сочинений. С учетом того, что их отбор совершался явно не на этом основании, можно считать их надежным свидетельством того, в каких ценностных координатах строится нынешнее массовое сознание и взрослого населения Чечни[137].
Можно в этом горьком, но пережитом историческом опыте видеть также залог той высокой адаптивности, которую демонстрируют представители чеченского народа в диаспоре. Опросы общественного мнения стабильно показывают высокий уровень негативизма российского населения в отношении чеченцев, вообще «кавказцев». (Ограничить проживание «выходцев с Кавказа» на территории России хотели бы 46 % опрошенных, против ограничения на проживание каких-либо наций — 21 %.) Специальный анализ этой формы ксенофобии показывает, что, помимо многих компонент, связанных с чувствами страха, мести и др., немаловажную роль здесь играют реакции «местного населения» именно на пугающие их высокие способности представителей этого этноса адаптироваться и выживать в инокультурной среде, в частности браться за предпринимательство. Ну а групповые дискуссии и индивидуальные интервью показывают и другую сторону этих чувств: реакции уважения к целеустремленности и стойкости чеченцев, их сплоченности и верности своим обычаям и правилам, умению переносить трудности и приспосабливаться к новым и далеко не всегда благоприятным обстоятельствам. Гордость этими чертами своего народа видна и во многих сочинениях.
ТЕОРИЯ КОНСЕРВАЦИИ
Автор одного из сочинений обращает внимание на мысль о том, что акции генерала Ермолова сорвали происходивший в чеченском обществе переход от первобытного общества к феодальному[138]. Девушка из Пензы с русским именем и фамилией предпринимает исполненную благородства попытку найти корни проблемы за пределами ходячих мнений. Она пишет: «Как много раз за последующие века чеченцев будут упрекать за то, что они живут войной и воровством, грабежами, а корни этого — вот они!»
