Фридрих Горенштейн - Дрезденские страсти. Повесть из истории международного антисемитского движения

Энгельс оканчивает свою книгу так: «Да будет нам позволено в примирительно-веселом духе распроститься с нашей темой, которая сплошь и рядом должна была казаться сухой и скучной. Пока нам приходилось разбирать отдельные вопросы, наш приговор был связан с объективными неоспоримыми фактами; в соответствии с этими фактами приговор довольно часто по необходимости был резким и даже жестоким… Теперь мы можем позволить себе объяснить многие, непонятные иначе, научные заблуждения и самомнения автора его личными качествами и резюмировать свое общее суждение о г-не Дюринге словами: невменяемость как результат мании величия».

Нам понятно, почему Энгельс в конце резко меняет мантию прокурора на мантию адвоката. Мы уже говорили вначале, что Энгельс стремится так высечь Дюринга, чтоб при этом не пострадал их общий социалистический фундамент. Поэтому он объявляет Дюринга невменяемым. Мания величия, однако, ведь свойственна не только сумасшедшим, но и тем, кто внутренне обижен на небо за факт своего рождения в неудачном месте и от неудачных родителей. В конце концов, каждый лицедей в момент сценического акта может удовлетворить свою манию величия. Разница между политическим лицедеем и клиническим сумасшедшим при удовлетворении своей мании величия состоит в том, что первому необходимо умение, то есть идеология и опыт функционера. Но если по сути разница между ними велика, то методы их схожи, то есть чем более бессознательны методы радикального политического лицедея, чем более напоминают они действия сумасшедшего, тем больше шансов на успех, собственно, как и в актерской игре. Надо, однако, для всеобщего успеха подготовить не только политических актеров, но и их публику, в которую необходимо вселить элемент лицедейства.

«Превратить немецкий народ в народ артистов» – так на рубеже XIX и XX веков заявил немецкий философ-неоромантик Юлиус Лангбен. А никто более усердно не учился у немцев политическим идеям и социалистической философии, чем русские. Вместе с учителем ученик прошел все этапы, естественно отставая от учителя на период, необходимый для усвоения. И это отставание, а иногда и дурное заучивание давало русскому варианту философии вообще и социалистической философии в частности своеобразие, которое иногда даже учителя поражало. Таким образом, мы видим интересное явление XX века – Запад, в особенности Германия, принимал часто свои собственные, но неудачно заученные и превратно понятые идеи как новейшие политические открытия, пришедшие с Востока. Таков русский социализм, воспринятый Западом. Социализм, опирающийся на феодальные, антибиблейские средневековые привилегии. Ибо, чтоб установить равенство между разными, нужны привилегии для того, кто менее умел и более обделен. Привилегии же имеют свои внутренние законы, устанавливающие новое неравенство, в котором господствуют неумелые и обделенные. Библейское начало всегда опиралось на индивидуализм, который, возможно, и неприятен большинству, стремящемуся жить коллективно, однако есть единственный плодотворный способ бытия.

Антисемиты правы в том, что они собрались на свой конгресс под социалистическими знаменами. Какой бы вклад ни внесли евреи в развитие социализма, какое бы арифметическое их количество ни примыкало к этому движению, евреи-социалисты есть все же блудные дети своего библейского сознания, основанного на капиталистическом равенстве возможностей и на индивидуализме. Ибо социализм есть современная форма не изжитых еще коллективных феодальных отношений, существующих наряду с капиталистическими, основанными на индивидуализме. И в этом смысле он плодотворен, смягчая трения между обоими началами человеческой общности, ибо в современности всегда необходимы элементы прошлого. Иное дело, когда социализм пытается придать капиталистической экономике посредством насилия феодальные черты. История доказала, во-первых: такое развитие неизбежно связано с антисемитизмом. Во-вторых: всякая попытка тех или иных евреев сожительствовать с антисемитами рано или поздно плохо кончается для развратников, ибо невозможен умеренный антисемитизм «с человеческим лицом». В-третьих: всякий современный антисемитизм неизбежно связан с социализмом. Иные формы антисемитизма навсегда ушли в прошлое. И если где-то возникает антисемитизм религиозный, правомонархический и т.д., то он неизбежно либо вырождается, либо приходит к социализму.

Давайте подведем общий итог. Что несет социалистический антисемитизм неевреям? Что он несет евреям, понятно.

В промышленности, в финансах, торговле – насилие над экономикой, талоны вместо денег и деньги, имеющие ценность талонов, хозяйственная коммуна по типу Дюринга, члены которой настолько опустились, что радуются своему собственному порабощению. В сельском хозяйстве – коллективные латифундии, заимствовавшие свои дурные качества у неэкономичных помещичьих хозяйств, испокон веков разорявших землю, но служивших целям политического насилия сословия дворян-помещиков над землей и государством. В образовании – философия действительности как основа всех знаний. В периодической печати – цензура философов действительности. В искусстве – засилье социалитарных идей г-на Дюринга, исключающих «мистицизм Гете». В государственном и общественном устройстве – вместо «парламентского формализма» подчинение «суверенного индивида» государственному принуждению. Таким образом, ясно, что политико-экономические уродства, сопровождающие радикальный социализм в его повседневной деятельности, не есть ошибки, а есть воплощение издавна существующей теории, имеющей с марксизмом общие корни и находящейся с ним в постоянной полемической борьбе, показывающей как различие, так и сходство этих двух теорий. И дело не в том, чтоб практики от социализма были сторонниками г-на Дюринга. Можно быть дюрингианцем, не читая Дюринга, так же как можно быть христианином, не читая Христа.

В конце раздела о социализме Энгельс пишет, высмеивая социалистические построения Дюринга: «Но как бы гордо ни выступал наш Дон Кихот на своем благородном Росинанте, сопровождаемый верным Санчо Пансой, в поход для завоевания шлема Мамбрина, мы все-таки сильно опасаемся, что домой он не привезет ничего, кроме тазика для бритья».

Когда-то Ленин очень смеялся по поводу ребячьих фантазий Герберта Уэллса, невзлюбившего бороду Маркса. Но он, очевидно, не обратил внимания на эту фразу Энгельса в «Анти-Дюринге». Впрочем, и сам Энгельс произнес ее в совершенно ином смысле, но так бывает, что ироническая шутка становится пророческим предсказанием. Дюринг действительно привез из своего похода в теорию социализма тот самый тазик для бритья, в котором практический социализм сбрил с себя все бороды социалистических пророков – и Маркса, и самого Энгельса, и даже бородку Ленина, оставив на своем лице лишь густые усы осетинского сапожника и маленькие усики австрийского официанта. Как же нам теперь быть с пророчествами Дюринга, сказанными не в шутку, а всерьез? Мы ведь ни на секунду не собираемся оспаривать данные Энгельсом характеристики образования и умственных способностей Дюринга. Дело, конечно, не в том, что Дюринг обладал пророческим даром предсказывать будущее. Дело в том, что он сам в 1876 году был частью этого будущего.

На этом, собственно, можно было бы поставить точку. Тема исчерпана. Есть, однако, еще один важный аспект этой темы, о котором нельзя не сказать. Так давно антисемит и еврей идут рядом друг с другом, что они невольно оказывают друг на друга психологическое воздействие, создавая чувство гонимости у антисемитов и чувство внутренней неполноценности у евреев. Поскольку евреи веками лишены были национальной жизни, первыми, кого они встречали за стенами своей обособленности и встречали чаще, чем других, были антисемиты. И, повторяем, они многому учились друг у друга. Антисемитам часто казалось, что они козлы отпущения, что их травят, гонят, мучают, преследуют. А евреи невзлюбили себя той любовью, которую они унаследовали от врагов своих. Поэтому, когда с конца XIX века начало разыгрываться в истории социалистическо-капиталистическое противоборство, и те и другие, то есть евреи и антисемиты, сыграли в этой драме наиболее заметную роль, принеся туда евреи – свою национальную психологию отказа от себя, а антисемиты свою кастовую психологию гонимых. В результате евреи в большинстве своем направили лучшие свои силы и лучшие таланты вне своих интересов, главным образом в диаметральный им антикапиталистический социализм. И поскольку это соединилось с национальной библейской особенностью находить себя не в коллективизме, а в индивидуализме, то они заняли в социализме ведущие места, увенчав свои усилия вне себя такой фигурой, как Карл Маркс. Видное место занимали евреи и в русской революции. Ленин пишет: «Еврейство являлось самой революционной средой в пределах черты оседлости. Оно поставляло главные кадры революционеров и несло семена социализма в более отсталые русские массы». Все это дало повод антибольшевистским, главным образом старым феодальным дворянско-черносотенным силам соединить большевизм с еврейством. Но вот что пишет Герберт Уэллс в своей книге «Россия во мгле»: «Молодые люди составляют движущую силу большевизма. Многие из них евреи. Но они борются не за интересы еврейства, а за новый мир. Большевики отнюдь не намерены продолжать традиции иудаизма. Они арестовали большую часть сионистских лидеров и запретили преподавание древнееврейского языка как «реакционного»». Слово «реакционный» Уэллс берет в кавычки. Он пишет, правда, в другом месте, что запрет иврита не одобряет, но в целом верно подчеркивает нееврейский характер еврейских большевиков. Евреи выдвинулись в лидеры и других движений. Главным ученым авторитетом прусских феодалов был крещеный еврей Шталь. Но все это разношерстное еврейское движение носило явно антиеврейский характер. Ну а антисемиты? Заимствовав у своих врагов-евреев гонимость, они организовались в тесные боевые группы по национальным признакам, но соблюдая общую антисемитскую кастовость и международные связи. Заимствованная у евреев гонимость и присущий христианам коллективизм дали свои результаты. В одном из советских очерков начала 20-х годов описан характерный случай: в день смерти Ленина дворник постучал в дверь бывшего дворянина, ныне совслужащего, и радостным шепотом сообщил: «Умер жидовский царь Ленин». Таковы были внутренние связи в антисемитском гетто. Дети дворников и дворян, вступив между собой в брак, составили то ведущее сталинское политическое сословие, которое быстро вытеснило из практического социализма тех антиеврейских евреев, о которых писал Уэллс, оставив лишь кое-кого из них на периферии социализма. Вот каковы последствия этого многовекового еврейско-антисемитского психологического сожительства. И нужны не годы, а века, чтоб эти последствия ликвидировать.