Филипп Бобков - Как бороться с «агентами влияния»
Желнов: Ну почему, условно говоря, западные настроения уже ближе к концу 80-х, окончательно взяли верх, и антисоветизм победил?
Бобков: Ну, почему взяли? Да потому, что в это время ушла какая-то линия, которая была в стране, с помощью которой проводили, внедряли свои взгляды, раскрывали свои взгляды. Затихло все в стране. Запад навалился, появились люди, которые пошли навстречу этому Западу. Изменилась ситуация в стране. Сейчас я не хочу это… Резко изменилась ситуация.
Желнов: Вам Путин сейчас кажется отличным от Ельцина?
Бобков: Я не могу так сказать, что это продолжение политики. Я считаю, что Путин сейчас выработал линию, которую стоит поддерживать. Потому что сейчас у него есть своя линия, совершенно определенная, к тому, чтобы страна жила более или менее в спокойной ситуации. Понимаете? Я в данном случае считаю, что сейчас, как ведет себя Путин в своей политике, это правильная линия.
Желнов: Когда он пришел, вы восприняли его как своего коллегу, или было такое отношение, снисходительное, скорее? Полковник.
Бобков: Нет, у меня не было какого-то там отношения. Я знал, что он это… Но я, вообще, его не знал раньше, когда он пришел, тогда только узнал.
Желнов: Лично узнали?
Бобков: Да. До этого я его не знал. У меня не было к нему такого отношения: «вот, дескать, пришел там». Все нормально было, держался он более-менее. Ничего, во всяком случае. Его заслуга состоит в том, что он все-таки удержал государство от развала полного. Это совершенно четко и определенно. В этом его заслуга, конечно. Потому, что развал мог быть.
Желнов: Вы долго общались между собой, личный контакт какой-то сложился?
Бобков: Нет. В общем, живем нормально.
Желнов: Если говорить о Владимире Путине. То, что во власти оказался офицер спецслужб и, вообще, вы видите в современной российской много выходцев из спецслужб? И в крупных компаниях. Вы это и по собственному опыту знаете, это хороший сигнал для общества? Действительно, это модель более эффективная, с вашей точки зрения, наличие больше государственных органов, спец органов во власти?
Бобков: Видите, мне трудно отвечать на этот вопрос. Потому что лучше это или хуже, но я считаю то, что это так сложилось, это хорошо. Вот и все. Это очень важно, что так сложилось.
Желнов: Чем хорошо все-таки, или экономически по-другому работает система?
Бобков: А потому что эти люди вообще из этих органов, они, как правило, работают. А те, кто приходят из других мест, они, как правило, ищут только, чтобы для себя получить, а не чтобы работать для населения. Поэтому, я считаю, что то, что делают органы сейчас, это очень важно и серьезно, и это должно поощряться.
Желнов: Сейчас, как вам кажется, эта работа с населением, о которой вы говорили, применительно к 67-му году, в должной мере проводится со стороны нынешних спецслужб, и нужна ли сейчас работа с населением, какая была при вас, при пятом управлении? Нужно ли сейчас работать с людьми?
Бобков: Видите, я считаю, что с населением всегда нужно работать, и никаких тут проблем нет. Поэтому надо было тогда работать и сейчас надо работать. И все зависит от того, насколько активно работаешь. Работать надо с населением очень серьезно и всегда, потому что иначе население не будет знать, что вы делаете, если с ним не работать.
Желнов: А как вы видите форму сейчас работы с населением со стороны ФСБ? Это встречи тоже в каких-то актовых залах, в вузах с молодежью?
Бобков: Конечно.
Желнов: То есть, что должен какой-то генерал, полковник.
Бобков: И встречи, и да, конечно, надо, а как же.
Желнов: А почему, как вам кажется все равно силовой орган должен этим заниматься? Ну, есть же гражданские всякие институты?
Бобков: Я еще раз вам говорю. Есть гражданские институты, есть партийные организации, они должны. Но должны работать и органы, это не значит, что органы должны их менять. Органы должны делать то, что они могут делать и то, что идет от них. И органы могут раскрывать населению ту ситуацию, которая идет в стране, своеобразно. Поэтому работать надо с населением, вот и все, и не замыкать органы.
Желнов: Так называемый «план Андропова». Он включал в себя позицию усиления органов над экономикой? Создание экономических зон в СССР и усиление, именно силовых органов большим контролем над экономикой, включал ли в себя этот план?
Бобков: Я не могу вам этого сказать, потому что я этого плана не знаю, что это за план вообще? О нем там разговоров много.
Желнов: Но писалось много, вы наверняка читали публикации?
Бобков: Нет, ну, что, Андропов, конечно, понимал все это и знал.
Желнов: А экономически он хотел играть на этом поле сильнее?
Бобков: Я знаю, что Андропов прибегал к этому, и он, конечно бы, прибегал, и были бы люди эти. Но главное у Андропова было то, что должен был работать народ весь, весь народ работать ради развития страны.
Желнов: Почему вам было важно, это есть во многих интервью и воспоминаниях о вас, дружить с Евтушенко, Вознесенским? Даже писали, что вы им лично помогали в чем-то, во многом. И Вознесенскому Андрею Андреевичу, и Евтушенко, и тому же Любимову – многим, кому помогали. Почему для вас важно было с этим кругом людей иметь хорошие, теплые отношения, хотя это не входило в вашу прямую обязанность? Вам, скорее, нужно было тех, кто нарушает конституционный строй отлавливать.
Бобков: Не входило? Значит, входило. Я просто помогал им. Я видел, если есть у человека какая-то слабость, я старался ему помочь.
Желнов: А «Диалоги с Евтушенко»? На Первом канале он прошел две недели назад, по-моему.
Бобков: Я не видел.
Желнов: Я просто вас попрошу прокомментировать, потому что Евгений Евтушенко в этом фильме рассказывает о вашей встрече, он не говорит где – на Лубянке это было или где-то, и о том, что вы обсуждали возможную высылку Иосифа Бродского из страны. Об этом говорит Евгений Евтушенко в эфире. Вы можете подтвердить то, что сказал Евтушенко?
Бобков: Я не помню. Наверное, были. Раз он говорит, то, наверное, были. Я не отрицаю. Просто я сейчас не помню. Что касается Бродского, я не принимал участия в том, чтобы ему помогать уезжать или помогать оставаться. Единственное, когда встал вопрос о том, что ему бы надо было уехать, я не возражал. Но я не вырабатывал эту линию, это его был вопрос. Если возвращаться к Бродскому просто так, как я его помню – кроме всего прочего, какой он там был, какой есть – он вел себя так, как ему надо было, и хотел себя именно так вести. Это неинтересный человек. Кстати говоря, если вспомнить это, то когда он уехал, он остался вычеркнутым совершенно. Никаких уже не было к нему отношений, чтобы его вспоминали. Он покинул страну и покинул.
Желнов: Как вычеркнут? Потом была Нобелевская премия и преподавание.
Бобков: Так это его вытягивали там, пытались из него уже что-то делать.
Желнов: Вы видели в Бродском большой талант большого поэта?
Бобков: В то время, когда он был здесь, я не видел этого. Не видел. И я, между прочим, большого поэта и большого таланта в нем никогда не видел, даже когда он уехал. То, что говорит Евтушенко, дело Евтушенко. Но я не видел в нем какого-то таланта огромного. Что там в нем было? Если бы в нем был талант, он бы закрепился, никто бы его не скинул с этого…
Желнов: А почему все-таки скинули? За тунеядство?
Бобков: Сейчас я к этому не возвращаюсь. Выгнали – и выгнали.
Желнов: Ну, почему все-таки? Что он такого сделал против Конституции СССР по линии пятого правления?
Бобков: Да ничего он не делал по линии пятого правления, по линии Конституции.
Желнов: А за что же тогда пострадал?
Бобков: Он же сам уехал, его же не выселили.
Желнов: Вынужденно, все-таки.
Бобков: Да ну, что ты! Он сам уехал, он просто создавал такую ситуацию вокруг себя. Он уехал сам, чего его выселять? Кто его выселил? Нужно вам сказать вообще, кто кого выселял. Единственного человека, которого выселили из страны, это был Солженицын. Его – да, выселили. Но это был единственный.
Желнов: За что?
Бобков: За что? Потому что он начал писать против советской власти.
Желнов: То есть за книги, получается, его выслали?
Бобков: Да, его выслали, чтобы он писал там…
Желнов: Вот за литературу высылали. Вы считаете, это нормально то, что человек писал книги, и его высылали из страны? Сейчас, может быть, как это видится?
Бобков: Видите ли, дело не в этом, что он там писал. Если он писал литературу, писал книги, но он писал книги в противовес советской власти, то есть той власти, которая существовала в стране. Зачем ему здесь жить?
