Игорь Фесуненко - По обе стороны экватора
— Как там ситуация на Ближнем Востоке, сеньор доктор?
— Что?!
— Не слышали: Израиль не собирается снова напасть на арабов?
— А тебе-то что до этого за дело?
— А как же: если опять там начнется война, цены на нефть подскочат.
— Ну и что?
— Как что? Мой гуталин подорожает. Он же делается из нефти.
Сеньор доктор снова разражается хохотом-плачем, взмахивая руками, словно цапля, приготовившаяся к взлету. Отсмеявшись, он поворачивается к нам и показывает взглядом: «Ну и грамотей же мне попался!»
Мы улыбаемся, мы давно уже знаем Эскуриньо, балагура и весельчака, эрудита и философа, с детских лет усвоившего нехитрую премудрость: веселый клиент — это добрый клиент. А добрый клиент — это щедрый клиент. Конечно, бывают и исключения, но в большинстве случаев теория срабатывает, и в ящик Эскуриньо падает чуть больше монет, чем перепадает его конкурентам, которых не так уж мало по соседству.
— Ну а как же песня? — спрашивает, пригубив пиво, толстяк. — Ты же обещал мне музыкальное обслуживание.
— Будьте спокойны, сеньор доктор, — говорит Эскуриньо, намазывая башмак клиента гуталином. — У нас обслуживание не только музыкальное, но и отличное. Нужно, однако, решить вопрос с репертуаром.
— В каком смысле?
— Вы должны сказать мне, что именно хотите услышать: самбу или американскую песню?
— Какая разница: пой, что хочешь.
— Я просто предупреждаю, сеньор доктор, чтобы потом вы не были в претензии, не обиделись на меня.
— А за что я на тебя должен обижаться?
— Ну а как же: американская песня будет подороже. Я же пою ее на американском языке.
…Пока сеньор доктор рыдает в очередной раз, Старый Педро, руководствуясь принципом «куй железо, пока горячо», подсовывает ему еще один стакан пива. Мы любуемся Эскуриньо: он умеет не только балагурить, он и работает артистично и весело. Под ритмичную песню щетки так и порхают в его руках, и в башмаках клиента уже отражается клонящееся к вершине Санта-Марты солнце.
Сержио Порто рассказывает мне, что недавно Эскуриньо пригласили на телевидение: один из режиссеров, почистив у парня башмаки и познакомившись с «музыкальным обслуживанием» Эскуриньо, решил, что его можно попытаться включить в вечернее музыкальное шоу, ведущим которого, кстати сказать, был сам Сержио Порто и которое было посвящено в основном бразильской народной музыке. Разве это и в самом деле не трогательно: бразильский Робертино Лоретти в живописных лохмотьях с ящиком для чистки обуви в руках поет карнавальную самбу?
— В назначенный день, — рассказывает Сержио, — Эскуриньо появился в студии: никакого ящика, никаких лохмотьев. Белая рубаха, костюм, галстук.
— Да ты что, Эскуриньо? Зачем ты вырядился?
— А что? Сегодня я не на службе, поэтому решил прийти без спецодежды. В штатском.
— А галстук зачем?
— Вы думаете, что я не знаю правил этикета?
— Ну ладно, решили мы с режиссером, — говорит Сержио, — одеть, как положено чистильщику обуви, мы его оденем, ящик со щетками найдем…
— А какой тебе нужен аккомпанемент; куики с тамбурином будет достаточно?
— Нет, мне нужен оркестр.
— Какой еще оркестр?
— Как положено: барабан, трубы, саксофоны, скрипки и рояль.
— Какие скрипки? Какой рояль? Ты что собираешься петь?
— «Ай лав ю», стало быть: «Я тебя люблю!» Моего собственного сочинения.
— Это что: самба?
— Нет, это рок-баллада, — снисходительно пояснил Эскуриньо. — В стиле «кантри». По мотивам Фрэнка Синатры…
Эскуриньо с треском выставили за дверь студии, и на следующий день он конфиденциально сообщал очередному клиенту:
— Жизнь артиста очень трудна. Из-за этого никак не решусь перейти на телевидение. Уж больно там зверская конкуренция, много зависти и интриг. Настоящему таланту негде развернуться и показать себя.
Я слушаю рассказ Сержио Порто и наблюдаю, как ловко завершает чистку башмаков поклонник Фрэнка Синатры. Толстяк доволен, он треплет Эскуриньо по голове и бросает ему монету.
— Простите, сеньор доктор, но нужно еще столько же.
— Почему? Ты же, черт возьми, пел самбу, а не американскую песню, которая дороже?
— Нет, дело не в музыке. Разве вы не читали сегодня в газетах о девальвации крузейро на два с половиной процента?
— Ну и что?
— Инфляция, сеньор доктор, экономический кризис… И я как представитель свободного предпринимательства вынужден защищаться от обесценивания нашей валюты.
Толстяк уходит. Его место занимает Паула. По пути на работу она всегда заглядывает к Старому Педро, чтобы пропустить рюмочку кайпериньи и кафезиньо. Багровое громадное солнце медленно, словно не желая расставаться с Рио в такой чудесный тихий день, заползает за спину Христа на Корковадо. Его раскинутые руки защищают утомленное светило.
Вечер как-то сразу, вдруг падает на Ботафого, погружая в густую тень раскидистые мангейры в садах особняков на улице Дона Мариана и редкие отравленные автомобильным газом пальмы на автостраде, огибающей залив. Вечер… Время страстей и желаний. И самых задушевных бесед. И самых глубокомысленных философских дискуссий за столиками и за стойками бесчисленных баров, кафе и ботекинов Рио.
Главными темами бесед в «Лузитании» были футбол, погода и карнавал. Футбол — потому что это вообще главная национальная тема, о которой с одинаково бурной страстью спорят и в министерских кабинетах, и в бараках Санта-Марты. Что касается погоды, то эта тема в Бразилии уже не столь общепринята. Жильцов здания «Шопен» капризы погоды волнуют только с точки зрения перспектив отдыха в субботу и воскресенье: будет погода, можно отправляться на пляж. Обещаны дожди — в этом случае планируется дружеское застолье где-нибудь в «Антониос» или «Фиорентине». Совсем иное дело — обитатели Санта-Марты, которой повторяющиеся каждую зиму в январе — феврале немилосердные тропические ливни наносят тяжелый урон. В шестьдесят седьмом году, помнится, ливни были особенно жестокими. В соседнем с Ботафого квартале Ларанжейрас потоки воды повлекли гигантский оползень, похоронивший несколько особняков и пятиэтажное здание на улице Белисарио Тавора. Из нескольких десятков жителей спаслись пятеро. А тела большинства даже не смогли откопать. Поэтому в «Лузитании» о погоде говорили много, но в основном летом, когда Санта-Марта засыпала по вечерам с мыслью о том: «А все ли из нас проснутся утром в добром здравии и на своих постелях?»
А карнавал был в ботекине «Лузитания» столь же популярной темой, как и футбол. Потому, во-первых, что в Бразилии в любом месте, где собираются больше трех человек, разговор рано или поздно зайдет о карнавале. И потому, во-вторых, что почти все обитатели Санта-Марты участвовали в одной из самых известных в Рио школ самбы, которая вот уже два с лишним десятилетия существовала в этой фавеле и называлась «Академикос де Санта-Марта», то есть «Академики из Санта-Марты». Естественно, для большинства «академиков» «Лузитания» была любимым местом встречи, и за стойкой Старого Педро собирались по вечерам многие самые известные фигуры этого странного и романтического мира, именуемого «школа самбы». Каждый из них достоин не только упоминаний в этих моих записках-воспоминаниях, но и подробного рассказа. Даже отдельной книги. Но, увы, такое предприятие мне не по силам, поэтому ограничусь лишь беглым перечислением некоторых наиболее ярких звезд Санта-Марты и завсегдатаев «Лузитании», с которыми удалось познакомиться, а иногда даже и подружиться, чем я особенно горжусь. И эта гордость понятна и оправданна, если учесть, что для них я был чужак, иностранец, «сеньор доктор». Тем приятнее сознавать, что этот «чужак» смог в какой-то степени завоевать их доверие и даже дружбу, что при появлении русского журналиста в «Лузитании» никогда не смолкали споры и никогда не отворачивались лица. И именно с помощью этих людей мне удалось войти в мир карнавала, постичь его законы, проникнуться его атмосферой и даже заболеть обычной для каждого бразильца, но неведомой для «сеньоров докторов» предкарнавальной лихорадкой и жадным ожиданием победы. Потому что нет в жизни бразильца (я имею в виду подавляющее большинство простых сынов этой земли) большей радости, чем победа на карнавале, и нет большего горя, чем неудача их школы самбы.
…Чувствую, что читатель уже начинает постепенно раздражаться: из-за обилия не совсем понятных терминов, необъясненных названий и имен. И предвижу раздраженные, но вполне закономерные вопросы. Что означает, например, «победа на карнавале»? Разве карнавал — это спортивное состязание? Или, к примеру, что такое «школа самбы»? Вуз или учебное заведение низшего звена?
Да, читатель, вы правы: прежде чем представить вам «академиков» из Санта-Марты и рассказать о трагедии, которая потрясла их и раскрыла всю сложность, драматизм и полифонию человеческих отношений в мире бразильской фавелы, необходимо сделать некоторые пояснения. Они помогут войти в курс дела, освоить и понять специальную терминологию, без которой просто невозможно продолжать рассказ. Словом, предлагаю вам небольшой информационный экскурс в историю и теорию бразильского карнавала. «Истории», впрочем, будет не очень много. А теории — и того меньше.
