Что с душой? - Сергей Юрьевич Катканов
Итак, мы хотим чего-то (чего толком не знаем). Что же это такое? Писание немало говорит нам об этом. Конечно, в символах, ведь Небо по определению вне нашего опыта, а любое доступное описание должно в опыт входить… Писание обещает нам примерно следующее: мы будем со Христом, мы будем подобны Ему, мы войдем «в славу», мы, в каком-то смысле этого слова, будем пировать, мы будем что-то делать – править царствами, судить ангелов, поддерживать, словно столпы, храм Божий. Прежде всего хочется спросить: нужно ли ещё что-нибудь, если мы будем со Христом? Не хватит ли одного этого? Я где-то читал, что тот, кто имеет Бога и всё остальное на свете, не богаче, чем тот, кто имеет просто Бога. Так оно и есть, конечно. Но мы ведь имеем дело с иносказаниями, символами. Для нас теперешних «быть со Христом» – ни чуть не представимее, чем другие обетования… Спасение очень часто снова и снова связывали с венцами, белыми одеждами, тронами, пальмовыми ветвями. Меня это всё не привлекает, как и вообще современных людей…
Бог «даст нам звезду утреннюю»… Мало видеть красоту, хочется в неё войти, соединиться с ней, принять её в себя… Сейчас мы видим мир извне, из-за двери. Но Бог в своём Новом Завете обещает, что так будет не всегда… Когда погаснут все солнца, каждый их нас будет жить… мы увидим трещину в стене мира, и наше дело – идти туда за нашим Спасителем».
Всё понятно, да? Мы вернулись туда, откуда начали. Вот уж воистину, близок локоть, да не укусишь. Бог обещает нам то, о чем мы по определению не можем иметь ни малейшего представления, причем обещание сделано в символах, которые так же по определению не могут быть близки современному человеку. Льюис говорит о вхождении в красоту, о соединении с ней, об обретении красоты внутри себя. Мне кажется, он очень глубоко это пережил и прочувствовал, что он и правда слегка прикоснулся к реальности будущей жизни. Но как это передать другим людям? У других ведь внутри всё другое.
Что для нас красота? Сикстинская мадонна? Владимирская Богоматерь? Готические соборы? Храм Святой Софии? А кому-то и Кандинский – красота. Кстати, я сильно опасаюсь, что вышеозначенный господин проведет вечность внутри своих картин. Это с любым художником может случиться. Так что вы там, господа, поосторожнее кистью-то машите. Не в бирюльки ведь играете – реальность создаете. Нет, конечно, я не думаю, что спасение нашей души напрямую зависит от того, насколько развито наше эстетическое чувство. Связь между эстетикой и сотериологией, видимо, есть, но она сильно не прямая.
И существует ли объективная красота? Однажды я почувствовал, как немыслимо и несказанно прекрасен Христос. Это невозможно передать словами или красками. Человек не может вместить ту меру красоты, которая воплотилась во Христе. В Его Личности всё так гармонично, так удивительно уравновешенно и соразмерно, что для человека это недостижимо, но есть к чему стремиться. Быть со Христом – величайшее счастье для человека, быть хоть в чём-то ему подобным – предел мечтаний. Вот, собственно, и весь секрет Царства Небесного. Если попытаться представить хотя бы в некоторой степени, как прекрасен Христос, если понять, что Он гораздо прекраснее, чем мы можем себе представить, то вот нам уже и есть к чему (точнее – к Кому) стремиться, и мечта наша о Царстве Небесном обретает достаточно конкретности. Это уже не будет: «Хочу туда, не знаю куда». Это будет: «Хочу к Нему». Об этом, собственно, и пишет Льюис, утверждая, что имеющий Бога и всё на свете, имеет не больше того, кто имеет только Бога.
Да, Священное Писание рассказывает нам о «царстве будущего века» только символически, но ошибочно думать, что эти символы – единственное, что нам дано знать о Царстве Небесном. Есть ещё опыт жизни в Церкви. Любой православный хоть раз в жизни, хоть на краткое время испытывал то благодатное состояние души, которое воспринималось, как ни с чем несравнимое счастье. Это тихое, мирное ощущение радости. Словами это не передать, но это «объективная реальность, данная нам в ощущениях». Это, когда Бог касается души. С кем-то это случалось реже, со святыми, конечно, чаще, но каждый православный христианин имеет пусть даже крохотный, но всё же личный опыт пребывания с Богом. А Царство Небесное – это когда такое состояние души дается человеку навечно. Так нам ли не о чем мечтать?
И всё же… Пребывание с Богом мы можем себе представить разве что как «сидение у ног» – ту благую участь, которую избрала сестра Лазаря Мария. Но ведь и Мария посидела-посидела, да и пошла заниматься чем-то менее возвышенным. Не только потому, что в этом есть жизненная необходимость, но и потому что человек не может ни чего не делать. В Царстве Небесном уже не будет забот о хлебе насущном, но представить себе вечную радость как «блаженное ничегонеделание» мы всё-таки не можем. Это что-то вроде души, пребывающей в подвешенной неподвижности и расплывающейся в блаженной улыбке. Полное отсутствие действия и движения мысли – это уже нирвана, , это форма небытия. Это совсем не то, чего мы хотим, а чего мы не хотим, того и не будет.
Жизнь вечная – это именно жизнь, а значит это деятельность и творчество, потому что Творец хочет видеть в людях сотворцов, субкреаторов. Бог подарит нам тот мир, который мы сами же и создали. Там всё будет ровно так, как мы хотим. Так какой же мир мы в состоянии создать для себя?
Иеромонах Роман пел:
У меня мечта велия
С каждым днем сильней:
Сделаю себе я келию
И закроюсь в ней.
Ржавый гвоздь удержит мантию
И епитрахиль.
Помолюся Божьей Матери,
Попишу стихи.
Лично мне эта мечта очень близка, она кажется мне прекрасной, хотя моя собственная душа этого не потянет. Чтобы в этой келии стать по-настоящему счастливым, надо иметь чистую, непрерывную молитву, а это не про меня. Впрочем, про меня и говорить не стоит, мои плечи и монашеской мантии не выдержали бы, и под епитрахилью моя шея сломалась бы. А сама по себе эта мечта чудесна. Она, конечно, земная, но её хватило бы и на вечность. Пребывать с Богом и заниматься творчеством. Разве не рай?
Вообще, мне кажется, пытаясь представить себе Царство Небесное,
