Андрей Караулов - Русское солнце
— Выдается, — согласился Алешка.
— Неприемлемо! — подчеркнул Горбачев. — Пожалуйста, я могу показать варианты, — сегодня мы будем беседовать об этом с Борисом Николаевичем Ельциным, потому что процесс — вы правы — запутался.
— А с Кравчуком намечается встреча? — поинтересовался Алешка.
— Я его звал, — Горбачев развел руками, — и звал Шушкевича. Я для кого угодно открыт. Но они сказали, что от их имени выступает Борис Николаевич. А вообще… — Горбачев качнулся вперед и внимательно посмотрел на Боднарука, — кто знает мысли Горбачева, — кто?! Вот сейчас они выясняются. Сколько раз пытались выдать Горбачеву, что он исчерпал себя, потому что Горбачев, значит, в плену этих консерваторов, что он и не вырвется никогда…
— И мы так писали…
— Чепуха это все! Ахинея! Если бы не реформы, где б мы сейчас были а? Так что — не надо! Зачем забывать про углы? А задача в том, чтобы как можно быстрее, я скажу, формировать настоящий политический плюрализм, вот как… в моем положении — Президента СССР — относиться к тому, что был референдум, люди прямо высказались за Союз… а они… в Беловежской пуще… выходят на новый вариант межгосударственного образования… — слушайте, ну куда это годится? Схлопочем плохую ситуацию, я прямо говорю. Значит — надо разъяснять. Я — разъясняю.
«Скучно в Кремле, — подумал Алешка. — Они тут сами от себя оху…»
— После выборов и особенно в связи с приходом Ельцина, — продолжал Горбачев, — развернулся очень острый этап, связанный с суверенизацией. И это вызвало нестыковку законов; участвуя в политическом противоборстве, стороны начали, конечно, эксплуатировать этот факт, чем ещё больше осложнили весь процесс…
Интервью было долгим, Горбачев говорил около часа.
— Интересный разговор был, Михаил Сергеевич, — подвел черту Боднарук. — Мы спрашиваем: «Который час?» — «Спасибо, — говорите вы, — я уже пообедал…»
— А может, это и хорошо? — засмеялся Горбачев. Он воспринял это как шутку.
32
— Это, Акопчик, как дважды два, — Руцкой был выше Акопа на голову, но дышал ему прямо в лицо, — если у политика ни хрена нет… денег нет… он не политик — он онанист.
От Руцкого несло луком.
— У меня, Акопчик, две академии, шоб ты знал, не какие-нибудь… хухры-мухры… я пришел сюда с заместителя командующего воздушной армией: полковник плюс вице-президент! Но ты сам смотри, шо… они делают, суки! Президент пишут с большой буквы, а вице-президент — с маленькой, вроде как я — порученец у Бориса Николаевича, хотя народ, Акопчик, избрал нас одним бел-лютенем… одним, понял? Значит, Ельцину я тоже голоса давал, если… всенародно!
Когда Руцкой пил, он пил много, но почти не пьянел.
— Что, озаримся?
Водка влетела в усатый рот вице-президента.
— Поцелуемся, Акопчик?
— Нет-нет, надо чокнуться…
— А, ну давай!
Руцкой снова налил себе водку.
— Давай!
Поцелуй оказался смачным, влажным, но вытирать рот было неудобно, Акоп сделал вид, что он задумался, прижал стакан к щеке и незаметно прокатал его по губам.
— Ну не командир я, согласен… — Руцкой подцепил соленый помидор, — но уж второй пилот, извините! А по-ихнему, я вообще черт знает кто… примкнувший какой-то… то есть если я, уважаемый, не подкреплю себя людьми, которым я ж и людьми помогу стать, — все, кранты, долетался я…
Руцкой был в добротном темно-синем костюме. «Штуки полторы», — прикинул Акоп.
Мэр Москвы Гаврила Попов выделил под «Возрождение» один из старых правительственных особняков на Ленинских горах. Высоченный забор, парк, похожий на лес, птички поют, чудесный вид на Москву-реку, двадцать минут до центра, — бывает такое?
— Хонеккер гужевался, — объяснил Руцкой. — Жил тут, когда приезжал. Там, через забор, Кастро. Девок, говорят, давил, страшное дело!
Почетным президентом «Возрождения» избрали Ельцина, Руцкой убедил его, что фонд будет «аккумулировать внебюджетные средства на возрождение России». Ельцин — поверил.
Президент России разрешил фонду «Возрождение» заниматься коммерцией и освободил его (своим указом) от акцизов и пошлин. Акоп знал: если такой человек, как Ельцин, с его крайне приблизительными, на самом деле, представлениями о подлинных возможностях финансовых документов, которые грудой ложились на его стол, вдруг получит в государстве полную власть, сразу появятся два новых бизнес-центра: Кремль и Белый дом. Третьим будет Лубянка, там тоже придумают свои «национальные резервные» банки, но Лубянка, конечно, не вызывала у Акопа оптимизма. А вот сюда, в Кремль и в Белый дом, устремятся все финансовые потоки, ибо демократы — это не Горбачев, демократы боролись с Горбачевым, Рыжковым, Язовым и Крючковым не для того, конечно, чтобы сразу сменить свои дырявые штаны на приличные, но если власть у них в руках, зачем же ходить в дырявых штанах?
— Чь-его, Акопчик, молчишь?
Юзбашев чувствовал, что Руцкой напряжен. Тянуть с ответом — опасно, Руцкой взорвется.
— Ну, если квоты на нефть…
— Я р-решу, — кивнул Руцкой.
— …тогда и я решу… сразу!
Они смотрели друг на друга так, будто видели друг друга впервые.
— Люди, с которыми я работал, — поправился Акоп, — знают… мою порядочность, я верующий человек, туда с собой… — Акоп кивнул на люстру, — можно взять только сто тысяч долларов… самый дорогой гроб…
— Его, ёбть, из золота рубят?
— Из черного дерева, Александр Владимирович.
— А, из черного…
Руцкой ничего не знал о черном дереве.
Разговор не клеился, водка не помогала.
Казарма есть казарма, особенно советская; Руцкой — человек смышленый, но малообразованный. Кто рассказывал Акопу (Белкин, что ли?), как Руцкой определил, что есть пирамида Хеопса? Визит в Египет, Президент Мубарак лично привез Руцкого на окраину Каира, где стоят в лучах вечернего солнца пирамиды-красавицы. Руцкого потянуло на философию:
— Знаешь, Володя, на что это похоже?
Майор Тараненко, начальник охраны, подскочил к вице-президенту:
— На что, Александр Владимирович?
— Это, Володя, как ухо на жопе слона.
— Почему, Александр Владимирович?!. — опешил Тараненко.
— Не понял? Красиво, но бесполезно.
Руцкой захохотал, а Мубарак чуть не упал.
Судьба смеялась над Руцким, он все время залетал не туда. Вроде бы счастливчик: попал в афганский плен — вышел на свободу (не то что вышел, привезли!), через неделю — Герой Советского Союза. Явился «на гражданку» — тут же стал народным депутатом и (через несколько месяцев) — вице-президентом Российской Федерации. А судьба, оказывается, посмеивалась над ним: Руцкой все время оказывался не там, где нужно, был не с теми, за кем будущее, — ну что тут сделаешь?
Сначала Руцкой заискивал перед Ельциным. Заметив, в каких ботинках ходит Президент России, Руцкой тут же приволок целую кучу коробок: это вам, Борис Николаевич!
Ельцин не взял. Покраснел… и так зыркнул на Руцкого, что вице-президент тут же покинул кабинет.
О ботинках Ельцин запомнил. Он не прощал унижения.
— Приватизация на подходе? — спросил Акоп.
— Так точно, — кивнул Руцкой.
— Акции как на Западе, да? В свободной продаже?
— А черт его знает, этого Гайдара, Акопчик! Ему надо как можно скорее заводы раздать, класс собственников нужен, потому что собственник, — Руцкой икнул, — б-будет, Гайдар говорит, платить раб-бочим стока, что им не надо будет на митинг… это Гайдар в книжках увидел…
Руцкой вернулся к столу и налил себе водку.
— Дурак Гайдар, — уверенно сказал Акоп, — с чего он взял, что завод у меня будет работать лучше, чем у Брежнева? Производительность труда… что, от формы собственности зависит, что ли?..
— А ну их в зад…
Руцкой поднял рюмку:
— За нас, Акопчик!..
Акоп понял, если он выпьет, он умрет. Но выпил.
— Вот я, Александр Владимирович, профессионал… я в бизнесе вон как кручусь: от милиции — терпел, от Андропова — терпел, в тюрьме был… и все своим горбом… — уникальная ситуация! Но я такой один. От Пушкино до Мытищ, вообще один… вот Саня есть… в Калининграде, фамилию не вспомню… только мы можем распорядиться заводами-то, двое нас, других нет, а заводов — под сотню… Собственники, а? Где раньше были? Ты мне отдай и хорошо будет! А другие — кто? Люди ниоткуда. Если при деньгах, значит, бандиты… Вон у нас соколята, братья Соколовы то есть… Старший — наркоман. Три куба в день, не хило, да? И завод что… ему достанется? Ему?! А он не упустит! Если будет — хватай кто может, он схватит, с кровати встанет, колоться бросит, схватит завод и снова — три куба в день!
— Да, — кивнул Руцкой, — картина…
— Что будет? Что?! Они ж ничего не умеют, соколята эти: завод — получат, а бабки в него не вложат, не приучены… будут гнать цеха, гнать, а когда станки сдохнут, сломают завод к чертовой матери, на металлолом пустят… А землю заводскую… под таможню определят, под терминал, она ж их, в общем, земля наша… а терминал выгодно! Бандитской Россия станет, Александр Владимирович, бандитской, нельзя по Гайдару-то… нельзя так в России. Он же, Гайдар, о криминале воо-ще ничего не знает, а лезет… лезет с советами… идиот!
