Василий Белов - Когда воскреснет Россия?
— И неужели нет выхода?
— Каждый человек знает, где выход, если, конечно, у него есть совесть. А совесть — понятие религиозное. Но беда в том, что люди глушат ее в себе, а потом страдают еще больше. Что делать, как выбраться — ответы на эти вопросы тоже давно известны. А кто не знает, пусть почитает хотя бы «Наши задачи» Ивана Ильина, книги Солоневича, Чаянова.
— В свое время вы немало писали о крестьянстве, деревне. А как сегодня поживает ваша Тимониха?
— Ее уже нет. Именно Тимониха и печалит. Вернее, тысячи таких Тимоних, исчезающих по планам академика Заславской. Главное в этих планах знаете что? Разрушение последовательности. В двадцать девятом году в Тимонихе было: домов — 23, гумен — 14, амбаров — 12, бань — 16, сенных сараев в лесу и на полях — около 20. Но уже ко времени Великой Отечественной войны осталось всего 12 домов. Сейчас — 6, да и то в двух из них живут только летом. Зимой топятся всего два жилых дома, а в них две бабки-пенсионерки. Детей совсем нет. Пять домов и пять бань. Ни гумен, ни амбаров, ни сеновалов, — все сожжено или сгнило. Если это прогресс, то какой академик расскажет (кроме мадам Заславской), что значит регресс? Судьба Тимонихи типична для многих тысяч русских деревень, для всего так называемого Нечерноземья. Там, где со времен Даниила Заточника звучали песни и бегали ребятишки, дымились трубы, мычали коровы, теперь одна трава и кусты.
— Вы были народным депутатом СССР. Истинное лицо власти изнутри знаете. А каково ваше отношение к сегодняшним политикам и политике?
— Отвратительное. Но, несмотря на это, глубоко убежден, что каждый человек обязан разбираться в политике и заниматься ею. Иначе он просто жалкий обыватель… Нас ждут новые беды, если не станем интересоваться политикой.
— На ваш взгляд, в чем кроются причины сегодняшнего кризиса страны?
— В предательстве. В коллективном предательстве! Увы, не заметила православная Русь гнусного предательства Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе. О, как ловко облапошила нас дьявольская эта троица, как хитроумно использовала она народное недовольство безбожной коммунистической властью! Как незаметно подсунула нам новую денежную власть, ввергнувшую Россию под банкирское иго. Бесстыдство, с которым депутаты и чиновники сами себе устанавливают зарплату и назначают пенсии, поистине безгранично.
Они сами себя премируют, сами себя награждают и повышают в должности. Правда, для того, чтобы повысили в должности, надо верно служить вышестоящему чиновнику, обладать достаточно высоким чувством приближающейся опасности, хитростью и подхалимской способностью. В этой системе вовсе необязательны порядочность и высокие деловые качества. Хватит иной раз и того, что ты выучился держать язык за зубами, угодничать и подмахивать шулерские бумаги. Не способен на это — снимут, понизят или вообще укажут на дверь. В результате человек приспосабливается к системе бесправия, двурушничества и воровства. Такова система, созданная с помощью ЦРУ и банкиров так называемой демократической революцией. Так в чем же тогда разница между властью, которая была в стране и от которой многие из нас с таким удовольствием отбояривались, и новой властью — властью банкиров? Мне представляется, что если говорить о крестьянстве, особой разницы нет. Хорошо, что хоть храмы открылись. Она, эта разница, только в масштабах оболванивания и эксплуатации.
А что с Россией произошло, думаю, читатель видит и сам. А вот почему… Мы, дети, уцелевшие в голоде и болезнях, подросли в годы войны. Всего чуть-чуть. Зато выучились трудиться. Дети помогали взрослым спасти Родину. Сталин, хоть и косо глядел на крестьян, но кое-где опускал железные вожжи, так как без крестьян не было бы солдат. Жеребята в колхозе каким-то образом плодились, картошка и репа росли. Государство вскоре отменило хлебные карточки. Поезда ходили, и никто не загораживал им дорогу, никто не ложился рельсы. Сталин при всех своих недостатках не клянчил деньги за рубежом. Керосину для тракторов почему-то хватало, тракторов тоже наделали, и хлеб сеяли каждую весну. И что самое главное — сеяли везде, стремились использовать каждый клочок родной земли. И офицеры не стрелялись, не зная, чем прокормить семью. И студенты учились, становясь подлинными академиками. Так что же произошло с нами дальше? Отчего русские не испугались грозных фашистских полчищ, а каким-то жалким банкирам и продажным телевизионщикам отдали себя с головой?.. Есть вопросы, на которые и я не знаю ответа… Идет процесс апостасии, как мне думается.
— Вы верите в то, что Владимир Путин сможет изменить положение в стране?
— К сожалению, нет.
— На протяжении по меньшей мере десятка лет говорят, что Россия переживает не лучшие времена. Прогнозы на ее будущее самые разные. А как вы думаете, Россия выстоит?
— Не думаю, что Россия исчезнет. Если России суждено погибнуть, устоят ли другие народы? Я в этом очень сомневаюсь… Я не пророк, но думаю, что провидением земле нашей и нашей планете еще отпущен какой-то срок. Велик ли этот срок, никому из людей неведомо. Осознать, что мир движется к пропасти, для этого не так уж много надо ума и сердца. Но люди делают вид, что ничего страшного не происходит. Человечество, мол, движется путем технического прогресса, а не духовного. А что будем делать, когда кончится нефть? Она ведь уже кончается… Что будем делать, когда повысится температура земли и начнут таять ледники?.. Если возникнут новые озоновые дыры, если будут вырублены леса и наступит деградация почв? Новые болезни и обычный голод… А что будет с миром, если женщины окончательно приобретут мужские черты, а мужчины — женские? Все это проходит как-то мимо человеческого сознания. И сколько нам отпущено жить — никто не знает… Но жить все равно придется и жить по-человечески. Вернее, по-божески…
Интервью вела И. Авдюшкина «Советская Россия», 2001, 12 августа
Молюсь за Россию. Беседа с Владимиром Бондаренко
Василий Белов. Ну, что будешь выпытывать у меня?
Владимир Бондаренко. Что смогу, то и выпытаю. Как жил. Как писал. Как любил. Как боролся. Как депутатствовал. Все, что выпытаю, то и расскажу твоим читателям… Для начала, твое писательское кредо?
Белов: А что такое «кредо»? Какое-то нерусское слово. Ты объясни мне, я не очень понимаю…
Бондаренко: Ради чего ты пишешь?
Белов: Да я случайно стал писателем, и стал ли? До сих пор не знаю. Началось со стихов. Еще мальчишкой был, а стихи какие-то наборматывал. Потом стал читать их приятелям. Позже показал нашим писателям. Поддержали, потом один питерский журнал даже напечатал, тут я и обрел какую-то веру в себя. Очень важна первая публикация. Не было бы ее, может, так и стал бы столяром или еще кем. А потом в Литературный институт, уже после армии, поступил. Книжки стали издавать. Позже к прозе потянуло.
Ну а зачем пишу? Это какая-то таинственная сила. Я пробовал объяснить и самому себе и читателям, чего я хочу добиться. Вот в «Ладе» об этом много сказано, о моем отношении к жизни. Чего-то и добился, если даже премии дают какие-то. Я не ожидал этого, когда начинал. Так получилось. А теперь даже стыдно.
Бондаренко: Стыдно-то за что?
Белов: За то, что так получилось. Поверь мне, Володя, на самом деле стыдно иногда перед людьми. За то ли я взялся в своей жизни? Я учился на столяра в ФЗО. И стал столяром. Плотником тоже стал. Я многие профессии освоил. И все равно за писательство стыдно. Я еще у Федора Тютчева читал о стыдливости страданий русского человека. Верно он подметил эту черту и даже назвал ее Божественной. Русский человек стыдлив. А я — русский человек и на самом деле много стыжусь. Слишком много нагрешил в своей жизни. А меня объявляют учителем, приходится выступать в роли учителя, это опасное дело.
Бондаренко: И какие же у тебя грехи, Василий Иванович, в литературе нашей?
Белов: Вот я до сих пор публицистикой занимаюсь. Напрямую свои мысли излагаю читателю. А надо ли это писателю, до сих пор не знаю. Недавно я прочитал статью Валентина Курбатова, он вспоминает наш конфликт с Виктором Астафьевым. Я сам активно включался в этот конфликт. А вот сейчас уже Виктора Петровича нет, и думаешь, надо ли было так конфликтовать…
Бондаренко: Мне кажется, этот конфликт все-таки начинал сам Виктор Петрович, и усердно начинал, и долговато все русские писатели старались не задевать его, не входить в конфликт… Но все-таки есть же черта, за которую не надо переступать… А то, что сейчас мы стараемся вспомнить о нем все хорошее, — правильно, по-русски, его уже нет, что же с ним сейчас воевать? Это лишь такие, как Фридрих Горенштейн, «Вместо некролога» о твоем большом друге Василии Шукшине печатают грязный пасквиль. Впрочем, и Горенштейна уже нет, и история литературы спокойненько все поставит на свои места. Кто чего стоил. А споры принципиальные в литературе были, есть и будут. Надо ли их стыдиться? Или ты думаешь сейчас, что писателю ни к чему идти в политику, размышлять о политике?