Александр Байгушев - Евреи при Брежневе
Горбачев багровел. Не дав высказаться всем, президент прервал заседание и больше не спешил его собирать.
- Какую чушь они несли! - нервно ходя по кабинету, кипел Горбачев. - И это люди, которым я доверял, вытащил их, черт знает откуда. От Валентина Распутина я, правда, другого и не ожидал. Но остальные?!
Даже своему помощнику по международным вопросам Анатолию Сергеевичу Черняеву растерянный Меченый Миша перестал доверять важные документы:
- У него в семье пятый пункт не в порядке. Секретная информация может далеко «убежать».
Горбачев, наконец-то, понял, что «Иудейская партия внутри КПСС» его обвела вокруг пальца и сдает Западу. Да не его одного, а вместе с ним всю Россию. У Горбачева состоялась беседа с А.Н. Яковлевым, в ходе которой Миша «хитро» предложил Александру Николаевичу «забрать из партии леводемократическое крыло и включить его в движение за демократические реформы, которое трансформировать в новую самостоятельную партию». Но Яковлев уже не хотел «крыла», он хотел всю партию.
Миша с Раечкой теперь усиленно заколачивали деньгу на черный день. Откладывали миллионы за Мишины и ее книги, широко изданные на Западе, выстраивали «Горбачев-фонд». Готовились к капитализму.
Часть 16. МЫ СНОВА ПОДНИМАЕМ ЧЕРНО-ЗЛАТО-БЕЛЫЕ СТЯГИ «СОЮЗА РУССКОГО НАРОДА»
А мы уже больше не верили ни Мише, ни даже его более умной советчице Раечке, мы решили отделяться и искать другого лидера для страны. Грешен, но признаюсь, мы тогда очень глядели на напористого Ельцина. Но что мы знали про него? Практически лишь то, что его притащил в Москву «наш» Лигачев». Да, и опять виноват Лигачев. Но наш «тюфяк» «Егорушка» гнилое нутро амбициозного и, в сущности, идеологически совершенно беспринципного конъюнктурщика не рассмотрел. А мы-то своему Егорушке - ах, такому русскому! - «тюфяку» тогда все еще верили. И когда мы вслух публично заговорили о «разводе» с Горбачевым, мы, горько покаюсь, не сбрасывали со счетов Ельцина. Мы никогда не брали его себе на знамя, но мы не считали тогда его «жидовствующим». Даяи сейчас убежден, что он тогда таким (еще?) не был.
Горбачев и его идеолог Яковлев неоднократно высказывались, что, мол, загнивание у нас произошло из-за однопартийной системы. Что ж! Мы были согласны на разделение КПСС на две ее реально составлявшие и реально противодействовавшие силы - на «Иудейскую партию» во главе с передовыми либералами членами Политбюро Яковлевым и Шеварднадзе и на «Русскую партию» во главе с не продавшимися, хотя и не очень последовательными державниками, членами Политбюро Лигачевым, Рыжковым, Крючковым и Язовым.
- Давайте разделим партийное золото (хоть то, что еще не разворовано!), разделим партийные здания, органы печати, другое партийное имущество. И будем соревноваться в открытой политической борьбе, за кого проголосует народ. Мы готовы предоставить, как базовую, уже имеющуюся широко разветвленную сеть «Русских клубов» по всей стране.
Так говорили мы и были уверены, что офицерский состав ГБ и нашей армии почти поголовно вступит не в партию развала страны и предательства в Восточной Европе - Восточную Европу Э. А. Шеварднадзе своими руками сдал (продал?) Западу, а в «Русскую партию» державников, государственников, твердых почвенников и патриотов. И мы начали делать шаги к этому акту.
В апреле 1989-го я отчаянно «просвещал» советские «компетентные» органы. В своей лекции «О фарисействе и саддукействе» - в битком набитом зале здания внешней разведки в Ясеневе, под жгучими «проникающими» лучами телекамер (освещенность зашкаливала за выносимые человеком пределы! «допрашивающая техника»!), транслировавших актуальную лекцию на центральный аппарат, - я рубил почти прямым текстом прямо в глаза тяжелейшую правду-матку.
Генералы меня предупредили: «Учитывая брожение в умах, заплеснувшееся даже в нашу патриотическую лубянковскую цитадель, не стесняйся. Заостряй! Лишнее сболтнешь, подложим подушечки, спустим на тормозах, осторожно поправим. Главное, всколыхнуть умы». И я старался говорить как можно прозрачнее. А что не смог сказать перед телекамерами в зале, без обиняков договорил, расставив точки над «и», тут же в кулуарах. Рисковал ли я? Конечно, очень. Ведь говорил не где-то в безответственном общественном месте - тогда при «гласности» на бесчисленных собраниях и митингах друг друга и «демократы-иудеи» и «черносотенцы - мы русские» громили открыто, абсолютно не стесняясь в выражениях! - а для самой Лубянки. И хотя в последовательно патриотическую позицию председателя КГБ Владимира Александровича Крючкова я верил, но от его первого зама крученого «Бобка» всего можно было ожидать.
Чтобы понять всю глубину «особой деятельности» Бобкова, процитирую недавнее признание социолога Леонтия Бызова, наблюдавшего работу детища Бобкова и преемника «Пятки» Управления «ЗК (Защита Конституции)» как раз в то время: «Мне как аналитику в 1989 году приходилось сталкиваться с управлением КГБ по защите конституционного строя, которое занималось национальными движениями, я поражался некомпетентностью и удивительной эйфорией, в которой они пребывали в ситуации, когда все валилось. Им казалось, что всё идет как надо, -«народные фронты», всюду «наши» (в смысле «комитетовские») люди, все Гамсахурдии и Ландсбергисы, «всё нами контролируется, мы отстраняем от власти КПСС, заменяя ее послушными нам народными фронтами». Какой же был цинизм - «мы отстраняем от власти КПСС» (?), который даже не скрывался! Чекисты работали против своей партии, против советской власти и еще гордились тем, что ими «всё контролируется». Вот насколько далеко тогда предательство зашло. Вот где был удар в спину!
«Бобка» я потом видел в переполненном зале на вечере Юрия Бондарева в ЦДЛ. Хлопал безумно Бондареву! Ходил и на другие вечера старых патриотов. Что это, раскаяние? Или привычка, меняя шкуру, следить для кого-то? Для того же Гусинского? Не знаю, чему верить! Во всяком случае -сомнительное донышко «Бобка» всегда проглядывало. У меня нет документальных оснований обвинить Бокова в предательстве. Но крах Советского Союза, во многом организованный американскими спецслужбами, жестокое «русское поражение в холодной войне», торжество прозападных «диссидентов» и сионистов, с которыми по самому служебному положению Бобков и именно его Пятое управление обязаны были бороться, свидетельствует, по крайней мере, о преступной халатности в исполнении своих прямых обязанностей. Бобков написал две книжки мемуаров.
Но обе книжки серые, тошнотворно пресные и жалкие в своей скукоте. Ну, не умеешь сам писать - попроси литраба. Кто ближе? Выверни «журналюге» свою душу! Пойди на принародное покаяние, раз такая возможность предоставилась. Облегчи душу - не юли, а кайся, кайся, кайся. Но в обеих книжках Бобков вертится, как уж на сковородке. На краю могилы стоит, а духу покаяться не хватает.
А ведь исторические примеры есть: А.В. Герасимов, руководитель Петербургского охранного отделения, как на духу, в своей книжке «На лезвии с террористами» все рассказал. Да и директор Департамента полиции А.А. Лопухин не молчал, многое рассказал. Очисти совесть, Филипп Денисович, хоть ради сына Сережи! Хотя боюсь, что очищать ее тебе не в чем - увы, ты не был достаточно образован и эрудирован, чтобы сидеть на остром идеологическом участке. Тебе любые «бовины» и «арбатовы», «аксеновы-гинзбурги» и «рыбаковы-ароновы» могли играючи мозги запудрить. Андропов-Файнштейн не на того оперся - слишком дрожал за свое место, боялся до последних своих дней (история с грязной провокацией против С.Н. Семанова этому подтверждение), что поставит он на руководящую ключевую должность умного, образованного, а тот - подсидит.
Но вернусь в Ясенево 1989 года - что я тогда говорил?
Я могу сейчас воспроизвести ход своих мыслей по памяти довольно точно, потому что то, что наговорил в Ясеневе, я потом - в том же 1989-м и позже -много-много раз, в разных вариациях и с разной степенью откровенности в зависимости от состава публики, повторял перед многотысячными аудиториями патриотов в Москве, Ленинграде, Алма-Ате, Ташкенте, Омске, Красноярске, Смоленске и других городах. Как правило, в огромных залах, вроде Колонного Зала Дома Союзов и Дворцов спорта. Я приезжал на встречи с читателями после успеха своего памфлета «О фарисействе и саддукействе», а тут еще подоспел и мой недвусмысленный исторический роман «Плач по неразумным хазарам» (Столица, 1990, два тиража за год), по которому многие русские могли сравнить себя с «неразумными хазарами».
Я тогда много выступал с писательскими бригадами, в составе которых рядом со мной - это для меня была великая честь - были такие выдающиеся русские писатели-патриоты, как Виктор Астафьев, Василий Белов, Валентин Распутин, Михаил Алексеев, Станислав Куняев, Валентин Сорокин и другие русские духовные звезды. И часто, как профессионала «контрпропаганды», по требованию публики меня выпускали самым первым - для, так сказать, общетеоретической идеологической затравки глубокого общего разговора. Нередко, встреченный неистовыми аплодисментами русской публики, вместе с нами выступал и наш главный теоретик академик Игорь Ростиславович Шафаревич. Мы все на разные голоса, но били в одну точку - об одном и том же страхе тогда говорили - о негативных результатах обострившегося русско-еврейского противостояния. О том, что это для страны все кончится падением советской власти и крушением Великой Державы. И ведь не ошиблись!
