Миле Белаяц - Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны
Майкл С. Нейберг отдает должное Кларку за то, что он предъявил доказательства международной поддержки террористической деятельности: «Книга лучше остальных анализирует реальную подоплеку происходившего на Балканах в 1911–1914 гг.»[430].
Макмикину, Прайсу и Кларку следовало бы ознакомиться с замечаниями, которые мы сделали ранее некоторым историкам, спекулирующим по поводу неприемлемости сербского ответа. Указанным авторам пошло бы на пользу внимательное чтение работы Андрея Митровича «Великая война Сербии 1914–1918», опубликованной Лондонским издательством Херст в 2007 г. В книге приведено письмо кайзера собственному министру иностранных дел: «Любые оговорки Сербии, касающиеся отдельных пунктов, я уверен, можно преодолеть с помощью переговоров. Ответ представляет собой полную унизительную капитуляцию, опубликованную urbi et orbi. Поэтому нет оснований для начала войны»[431]. Однако, как уже отмечалось, окружение кайзера сербский ответ не интересовал вовсе.
Прочитав Митровича, коллеги узнали бы, что австро-венгерский поверенный в делах в Белграде Вильгельм фон Шторк (Wilhelm von Storck), «допуская, что покушение в настоящий момент противоречит “концепции руководства Сербии”, тем не менее открыто предлагал Монархии разделаться с Сербией. Он напоминал, что уже раньше призывал воспользоваться первой же возможностью “нанести королевству смертельный удар”»[432]. Шторк едва ли не истерично убеждал собственное министерство, что «пострадает наша репутация великой державы, если мы не покажем кулак». И снова, и снова он требовал «ударить кулаком по столу, потому что сербское правительство понимает только такой язык»[433]. Уже 30 июня Шторк появился в сербском МИДе с намерением своим заносчивым поведением вызвать инцидент. При этом он требовал немедленно доложить ему, что сербская полиция предприняла, чтобы открыть нити заговора, которые, «как всем известно, ведут в Сербию»[434].
В общем, неудивительно, что Макмикин высокого мнения о книге Кларка, которая снова доказала, что Балканы сыграли главную роль в развязывании конфликта. Этим развеивается «разделявшееся до недавних пор многими мнение, что вопрос раз и навсегда решен, что имеется консенсус относительно стремления Германии к войне из опасения дальнейшего усиления России». По Макмикину, это не что иное, как выхолощенное «зацикленное на Германии ортодоксальное представление». И этому автору не дают покоя кровавые описания совершенного в 1903 г. убийства, которые свидетельствуют о «гипернационализме» (а не о психологических нюансах обстановки, в которой заговорщики, безуспешно ищущие короля с королевой, впадают в панику, а подоспевшие войска все еще полагают, что пришли защищать монарха). В заслугу Кларку приписывается основательная и корректная реконструкция сербского заговора в Сараево, разоблачающая «исторические работы, написанные в духе “русского контрнарратива”». Кларк, по словам Макмикина, «продемонстрировал, что австро-венгерский ультиматум был намного мягче того, что НАТО предъявил в 1999 г. накануне войны в Косово». Однако по сравнению с 1999 г. в 1914 г. «сербский ответ ни на йоту не был более примирительным. Он представлял собой “высоко стилизованный отказ”, который должен был произвести впечатление на Францию и Британию, а также побудить Россию поддержать Сербию в войне»[435]. На страницах «Дэйли Мэйл» панегирик Кларку опубликовал Саймон Гриффит (Simon Griffith), утверждающий ни много ни мало, что после появления «Сомнамбул» прежнее единодушное мнение по поводу германской ответственности можно выбросить в мусорное ведро[436].
Гарольд Эванс также уверен в блестящих качествах произведения Кларка, которое охватывает более широкий круг вопросов по сравнению с работой Макмикина, сосредоточившегося на роли России. Эванс считает важным, что Кларк начинает повествование с 1903 г., когда зарождается сеть заговорщиков во главе с подполковником Драгутином Димитриевичем-Аписом, который станет организатором террористической организации «Черная рука», убившей эрцгерцога Франца Фердинанда. Эванс, по-видимому, не в курсе, что переворот 1903 г. организовал не Апис, которого пригласили в нем участвовать главным образом для того, чтобы он привел с собой своих однокашников по 26-му выпуску военной академии. Димитриевич не был ни инициатором создания «Черной руки», ни ее первым организатором. Его приняли в тайное общество, в котором он занял ведущие позиции после Балканских войн и смерти предыдущего его лидера. Что касается дальнейшей деятельности Аписа, мы уже касались того, в какой мере он повлиял на отправку «агентов», собиравшихся убить Фердинанда. Там, где речь идет о сербских темах, литературный критик восхищается открытиями Кларка, написавшего, что 48-часовой австро-венгерский ультиматум не был так груб, как принято считать. Во всяком случае, мягче, чем условия, выдвинутые Белграду в Рамбуйе в 1999 г. По Кларку, если анализировать сербский ответ пункт за пунктом, то становится очевидным, что за формальным смирением кроется «высоко стилизованный отказ», «шедевр дипломатический уклончивости». Таким образом, автор, как и несколько перечисленных нами историков более старших поколений, «открыл», что и министры, и дипломаты, и германский император оказались слепцами, которых провела лукавая сербская дипломатия. В этом, по мнению критика, еще одно исследовательское достижение. Очевидно, Эванс не посвящен в детали составления Веной «неприемлемого» ультиматума, о котором Берлину все было досконально известно[437].
Заслуживает похвалы «основательность, всеохватность и удобочитаемость текста, живописующего континент, раздираемый различными полюсами влияния». Кроме того, согласно Эвансу, автору с помощью документов удалось блестяще доказать, что военные и гражданские власти в Берлине наивно верили (“blithe belief”), что можно локализовать любой конфликт. «И только русская мобилизация», как полагает Кларк, «придала мощный импульс Июльскому кризису». Вот и Макмикин, пишет Эванс, утверждает, «что эскалацию обстановки, в конце концов приведшую к войне, обусловило преступное поведение России, которая оказала поддержку Сербии и побудила ее воспротивиться воле Австро-Венгрии». Автор рецензии считает, что Кларк достиг успеха и на ниве разоблачения российско-французской фальсификации документов, состоявшей в их неправильной датировке и корректировке. Что касается Макмикина, то он уличает Барбару Тачмен (Barbara Tuchman, Guns of August) в том, что она в своей получившей всеобщее признание работе ошибочно датирует приказ о мобилизации, которая якобы началась двумя днями раньше. По мнению Эванса, только Макмикин называет конкретного виновника войны. Кларк, дескать, считает, что все ее участники в той или иной мере несут ответственность за ее начало[438].
Свое мнение о книге Кларка не преминули высказать историки кино и средств массовой информации. Как полагает Джим Каллен из нью-йоркской Школы этической культуры Филдстона, «Сомнамбулы» одновременно придают читателю силы и снимают с него тяжкое бремя. Автор, по его словам, открывает перед нами фантастический мир трансграничных террористических ячеек, «созданных и вооруженных тайными организациями, которые в свою очередь связаны с правительственными министерствами. При этом наличие этой связи опровергается со всей возможной тщательностью и правдоподобностью. Фанатики в данном случае не исламские фундаменталисты, а сербские националисты. Присущая им безответственность проявлялась не только в степени их экзальтированности, но и в том, что они с упорством настаивали на легитимности собственных территориальных притязаний, отрицали как объективный ход истории, так и присутствие несербского населения в таких областях, как Албания и Босния»[439]. Одного из «безответственных» – Гаврило Принципа – Каллен называет членом «Черной руки».
Другой аналитик, Майкл Бишоп (Michael F. Bishop), подчеркивает, что, согласно Кларку, Сараевское покушение – ключевая причина конфликта, а не предлог, которым воспользовались империи, чтобы начать и без того неизбежную войну[440]. Другими словами, не случись «аттентата», Европе удалось бы избежать катастрофы. То же самое у Кларка подмечает сараевский критик Мухарем Баздуль, который, однако, подчеркивает, что в этом вопросе Макмикин гораздо более последователен: «В заключительном разделе своей книги, озаглавленном “Проблема ответственности”, Макмикин в открытую полемизирует с тем, что “стандартно пишут в учебниках” о ряде “долгосрочных структурных факторов”, приведших к войне. Он задается вопросом, почему Мировая война не началась в результате кризиса, вызванного аннексией Боснии и Герцеговины в 1908 г. или четыре года спустя во время Балканских войн. Ответ дословно гласит: “Может быть, не будь сараевского инцидента, война между великими державами все равно началась бы в 1914 г. Однако у нас имеются веские основания предполагать обратное”». Баздуль пишет, что Макмикин выстраивает гипотезу, согласно которой «Россия и Франция с их амбициями несут, по крайней мере, ничуть не меньшую ответственность, чем Германия»[441].
