Татьяна Москвина - Ничего себе Россия! (сборник)
Это часовня Ксении Блаженной, единственной женщины-святой ХVIII столетия. Вклад Петербурга в творчество веры. Изрядный, заметим, вклад! Ибо Святая Ксения избрана народом для помощи в делах, о которых до нее не знали, кому и молиться.
Сведения о ее земной жизни поэтически скупы.
Ксения Григорьевна вышла замуж в двадцать два года за придворного певчего в чине полковника по имени Андрей Федорович Петров. Муж скончался, когда ей было двадцать шесть лет. Надев его полковничий мундир и объявив, что Андрей Федорович жив, а умерла как раз Ксения Григорьевна, раздав все свое имение и состояние, вдова начинает «странствие в миру», скитаясь по столице и нигде не ища приюта. Когда мундир истлевает, Ксения надевает красную кофту и зеленую юбку – или, по другим сведениям, зеленую кофту и красную юбку, – продолжая бродить, молиться, пророчествовать и, как постепенно замечают обыватели, приносить удачу своим расположением.
Помощь ее и при жизни, и в посмертии строго целенаправленна: она помогает в делах семейных, супружеских. Сводит вместе будущих счастливых супругов и расстраивает заведомо несчастные браки. Отводит беду от детей и шлет им удачу в полезной честной деятельности. Вдовы и незамужние девицы – ее паства: им она благоволит, с небесной прямолинейностью устраивая их судьбы в браке. Иди туда – и встретишь его; а этого гони – он злодей. Лавочники стали примечать благодатное воздействие посещений Ксении: вообще приметливый народец эти лавочники. Куда зайдет – там налаживается торговля, а заходит только к честным, порядочным, так что нарочно зазывали, чтоб пошла добрая слава. Сама кирпичи таскала на строительстве церкви, пророчествовала. Земной ее жизни было около семидесяти лет, когда умерла, неизвестно – где-то в начале ХIХ века.
Когда умерла, неизвестно, а где похоронена, известно? Как это?
Так. Примем на веру, что это именно Ксения, ее останки покоятся в часовне на Смоленском кладбище. В делах веры доказательства не нужны.
Вдумываясь в сведения о жизни Ксении Петербуржской, я поразилась простой и очевидной мысли: Святой и Блаженной стала женщина, которая сошла с ума от любви. От любви к мужу.
Сошла с ума в житейском, обычном, земном смысле слова. В небесном она была полна разума. Но мы ведь не на небе. Женщина, бродящая днем и ночью по городу в одежде покойного мужа и утверждающая, что она и есть Андрей Федорович, по меркам обыденности безумна. И сокрушила ее земной разум потеря любимого мужа. Все померкло, потеряло цену, утратило смысл. Андрей Федорович жив! Зовите меня Андрей Федорович, потому что его не может не быть, он не может умереть, пусть лучше я умру, а не любимый.
Любовь к мужу. Такое обыкновенное дело. Растет в быту, как крапива, повсеместно. Косой коси и пруд пруди.
Да-а?
Прекрасно; тогда быстренько приведите мне яркий убедительный примерчик – да хоть из великой русской литературы. Раз косой коси и пруд пруди.
(После паузы) – Ну… Татьяна Ларина.
Татьяна Ларина, отшивая некстати загоревшегося Онегина, сообщает, что другому отдана и будет век ему верна. Любит же она Онегина – «к чему лукавить»? Но есть супружеский долг, есть уважение к чувствам другого человека, и поэтому благородство натуры пересиливает фантомную возможность личного счастья. О любви к мужу речи нет.
(Пауза затягивается) – Да, в общем… Толстой, Достоевский – мимо… Хотя, впрочем, княжна Марья… но, конечно, Анна Каренина всех забивает. А может, Островский?
Островский вообще самый солнечный русский писатель. Его мир – наилучший русский мир, это наша надежда на существование русского счастья. Но, как писал Зощенко, «что пардон, то пардон». В лучших пьесах самого солнечного писателя мы не найдем любви жены к мужу. «Банкрот», «Гроза», «Лес», «Бесприданница», «Без вины виноватые»… У него в финалах некоторых пьес бывает надежда на счастливый брак, когда девушка только собирается выходить за избранника. Есть любовь мужа к жене («Грех да беда на кого не живет», «Бешеные деньги»). Но любовь жены к мужу – страшная редкость. Мелькнет она только разве в исторической пьесе из быта ХVII столетия «Воевода».
(Пауза длится долго) – Это я вспомнил Чехова там, Булгакова… Да… В поэзии как-то тоже не очень. «Мне муж палач, а дом его – тюрьма». «Из логова змиева я взял не жену, а колдунью». «Скучала за стеной и пела, как птица пленная, жена». Как-то сразу вспомнилось.
Как раз у Чехова мы найдем один случай страстной привязанности жены к мужу: Сарра в пьесе «Иванов». Но какое это мучительное, горькое, тоскливое чувство, замешанное на ужасе близкой смерти и страхе потерять личную собственность (мужа).
Сарра и не видит и не слышит его настоящего, не заботится о нем. Ты, дескать, подлец и гадина, но ты обязан быть со мной. А так самый распространенный вариант в литературе – женщина, состоящая в браке, любит другого.
(Торжествующе) – «Старосветские помещики» Гоголя! «Русские женщины» Некрасова!
И это буквально все, что удалось найти. Правильно. И все-таки не забудем, что в героинях Некрасова сказались мотивы долга, общественного служения и протеста против тирании, многие из них, кстати, и мужей-то не любили; а чудесные гоголевские растения как-то и пола-то не имеют, их совместное нежное существование замешано на неколебимом быту и вековых привычках. Тогда как в истории Ксении Петровой мы видим страстную любовь молодой женщины к очевидно нестарому мужу, лишенную всяких «привходящих значений». Это супружеская любовь в чистом виде.
Поразвлекайтесь на досуге, отыскивая в искусстве лица любящих жен – намаетесь и с кинематографом, и с театром. Вы найдете разве «Повесть о молодых супругах» сказочника Евгения Шварца, вещицу славную, которую не ставили никогда и нигде, и «Таню» Арбузова, которую ставили всегда и везде. Но в «Тане» обнаруженный героиней факт увлечения мужа другой женщиной перечеркнул все ее чувства. Для меня это бросает густую тень сомнения на ее любовь.
– В жизни-то было. Анна Григорьевна Достоевская, Вера Бунина. Было!
Было. Но в творчестве их мужей отразилось не сильно.
Есть, есть несомненный дефицит поэтически воплощенных образов любви жены к мужу. Когда требуется разыскать, спасти, обрести жениха – русские женщины идеального мира на высоте. Сто железных башмаков износят и каменные хлебы сгложут. А в браке начинают томиться и фокусничать. То ли в муках и боях обретенные женихи в мужьях оборачиваются гусями, а не лебедями, то ли сил богатырских у наших воительниц в избытке: не на мирную жизнь.
Но то идеальный мир. А реальный?
Не берусь судить да рядить, картина пестренькая и полосатенькая, и все же… глядя хотя бы на полки веселых вдовиц громокипящей современности… «Башмаков не износила!» – укорял принц Гамлет мамашу, выскочившую после смерти его отца замуж за братца Клавдия. А тут, можно сказать, и рулона пипифакса не истратив… Да еще статистика гадит: шесть разводов на десять браков…
Но то, чего нет на земле, – то и должно быть на небе! Ведь так?
Есть же у нас святая, ставшая святой из-за любви к мужу. Из-за любви, вмиг обрушившей в никуда все земные страсти и привязанности, кроме одной. Есть та, что отказалась длить земной сон без любимого, с нею Божьим законом соединенного, повенчанного. Без своего полковника певчего (что-то изумительное: и полковник, и поет! идеал какой-то!). И юродивая в красной кофте силой поэтического творчества народа становится Заступницей любви.
Пишут записочки: всех возрастов дамы, есть девицы совсем неблагообразные, раскрашенные, в неподобающей одежде, и они пишут, вряд ли о супружеской именно любви умоляя; записочки всовывают в щели кладки часовни. Вся утыкана воплями в бумажках. Нужно! Тут, на этом месте, у людей болит!
Ведь и в делах любви, супружества, подмога нужна и везение: а как же. Приданого нынче нет (вот кому мешало? Прекрасный был обычай – копить девочке приданое), стало быть, вся нагрузка – на личные качества. Внешностью не выйдешь, не повезет – и все, пропадай, жизнь. Какая страшная нагрузка на личные качества! И вот они стригут, бреют, выщипывают, красят, моют, худеют, наращивают – а потом бегут к своей Ксении. На бегу шарфиком замотав бедовую голову: в царстве строгости с непокрытой головой не принимают. Ну, ладно. Ну, помаду сотрем, а потом сызнова намажем: у вас одно, а в миру другое, кто на меня без помады-то и взглянет?
Тут обнаружилось совсем смешное: оказывается, Ксению Блаженную избрали своей покровительницей… трансвеститы. Нашли основание – она же в мужскую одежду переоделась, мужнин мундир носила. Стало быть, и у эдакой земной загогулины, как трансвеститы, они считают, есть свой кусок благоприятствующего неба, свой благожелательный святой. К трансвеститам могут вполне присоединиться и актрисы амплуа «травести» – отчего бы им тоже не получить клочок благожелательного неба? Раз уж завелась такая область Божьего попущения.
Завелась или нет? Царство строгости ценит Блаженную Ксению за одно, а народная молва – за другое. Царству строгости важен отказ от мирского имущества и странничество, а людскому сердцу нужна вся поэтическая история Ксении целиком, с безумием от любви, с мундиром Андрея Федоровича и деятельной послесмертной подмогой в делах супружества. А если небо к нам не сойдет, мы же станем штурмовать небо. И вот, в культе Блаженной Ксении уже и не разберешь первоначального текста, так густо лежат на нем наслоения человеческой мечты.
